Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 274

  Дэмонра даже удивилась, не услышав звона бьющегося стекла. Она прижалась к решетке окна, чтобы увидеть дождь.

  С небес ей в лицо скалилось совершенно серое солнце. Вокруг него клубились какие-то пятна, могущие с равным успехом быть облаками и тенями от божьих жерновов. Нордэну это совершенно не беспокоило.

  В мире, где не существовало справедливости, не имело смысла жить. Это было бы так же нелепо, как читать пустую книгу.

  2

  В загородном доме Грегора Миттельрейха, сына второй дочери генерала Вортигрена, было что-то пасторальное и трогательно-старомодное. При взгляде на обильную лепнину, украшавшую фасад, статуи нимф по бокам лестницы и розовые кусты, правда уже порядком облетевшие, Эдельвейсу представлялось, что сейчас откуда-нибудь из-за белой колонны выйдет красавица прошлого столетия, непременно с пудрой на волосах и в сопровождении влюбленного пажа. При более пристальном рассмотрении, правда, становилось заметно, что колонны и лепнину не мешало бы побелить, годы и ветра не пощадили каменных прелестниц, а на мордах львов, лежащих по две стороны крыльца на входе, застыло обиженное выражение и тонкие нити паутины. Эдельвейс прошелся по центральной аллее, ведущей в дом - не особенно чисто выметенной - и несколько раз позвонил в колокольчик.

  Он благоразумно не стал заранее предупреждать о своем намерении нанести визит, поскольку хотел застать хозяев дома. Не открывали долго, но на отсутствие терпения Эдельвейс не жаловался никогда. Выждав минуту, он позвонил снова, и тут двери, наконец, гостеприимно распахнулись. В проходе показался дворецкий, в котором не нашлось бы уже ничего старинного и заставляющего вспомнить о сентиментальных романах вековой давности.

  - Прошу прощения, мессир, мы не были осведомлены о приходе гостя.

  Эдельвейс догадывался, что, будь они осведомлены, ему открыли бы сразу, но печально сообщили бы, что хозяин уехал на охоту и до темноты не вернется. Он, ни слова не говоря, протянул дворецкому свою карточку. В некоторых случаях фамилия "Винтергольд" имела почти магическое воздействие на людей. Дворецкий оказался вышколен достаточно хорошо, чтобы не вскинуть брови, но слегка побледнел и быстро пригласил Эдельвейса внутрь. На хозяина карточка, видимо, тоже произвела должное впечатление, потому что уже через пять минут Эдельвейс, в обход всех светских приличий заявившийся без приглашения в незнакомый дом, сидел и пил неплохой кофе в гостиной. Учитывая промозглый конец сентября за окном, такой вариант времяпрепровождения являлся далеко не худшим.

  Грегор Миттельрейх долго ждать себя не заставил. Судя по несколько кривовато повязанному шейному платку, он в спешке переодевался. Выше шейного платка оказалось довольно милое молодое лицо с круглыми синими глазами и бледными веснушками на носу. Эдельвейс и не ожидал увидеть перед собой матерого заговорщика, но вид у парня был глуповатый даже для заговорщика начинающего и неоперившегося. Он вообще чем-то напоминал птенца, выпавшего из гнезда и испуганно озирающегося вокруг.

  - Добрый день. Чем обязан такой честью?

  Бегающий взгляд молодого человека лучше тысячи слов говорил о том, что он прекрасно знает, чем вызван этот визит.

  - Мне кажется, вы о чести могли бы и помолчать, - чрезвычайно холодно откликнулся Эдельвейс, и отхлебнул кофе.

  Судя по повисшей мелодраматической паузе, тон он выбрал верный. Только генеральский внучок пока не мог определиться, то ли ему вызывать нахала на дуэль, то ли сразу бить в морду, а, может, в парне говорили остатки совести. В любом случае, он молчал, хлопая ртом, как выброшенная на берег рыбешка.

  - Мне кажется, вам полагается возмутиться, что вас оскорбляют в вашем собственном доме, - почти доброжелательно подсказал Эдельвейс. - Впрочем, могу оскорбить вас в любом удобном для вас месте, Миттельрейх.

  - Да... да что вы, в конце концов, себе позволяете?! - петушок все же решил, что пора начать кукарекать. Даже руки на груди скрестил для пущей солидности.

  - Ничего особенного. Я пока только пытаюсь определиться, трус вы, подлец, либо и то, и другое.

  - Выметайтесь или...

  - Или что? - не особенно отвлекаясь от кофе полюбопытствовал Эдельвейс. - Охрану позовете или деду нажалуетесь? В прошлый раз из щекотливой ситуации вас, надо полагать, выручил именно он?

  Здесь Винтергольд совершенно сознательно лгал. Он как раз не сомневался, что порядочный - или, как уточнял его отец, "патологически порядочный" - Вортигрен палец о палец не ударил бы, чтобы вытащить своего внука из-под трибунала. Во-первых, как у каждого приличного мещанина - а генерал вышел из третьего сословия - таких внуков у него имелось не менее дюжины. Во-вторых, все эти внуки сейчас были в звании не выше капитанского. В том, что Вильгельм Вортигрен способствует карьере своих родственников, его не обвинил бы даже самый злостный завистник. Другое дело, что магия его фамилии зачастую работала независимо от него.

  Грегор оторопело молчал еще несколько секунд, а потом, видимо, все же взял себя в руки и хрипло сказал:

  - Извольте проследовать за мной в кабинет.

  Конечно же он боялся, что слуги узнают о его подвигах. Любопытно, знала ли о них жена. Если это была похожая на фарфоровую куклу молодая женщина с пепельными кудряшками и розовыми щечками, изображенная на висевшем тут же в гостиной портрете - то нет, ей определенно этого знать не стоило. Эдельвейс пожал плечами и последовал за "птенцом", как он про себя окрестил Грегора, в ожидании продолжения.

  Молодой человек пропустил гостя вперед, запер дверь и хмуро кивнул на кресло:

  - Присаживайтесь. Хотя это ненадолго. Считайте, я говорю с вами только из уважения к вашей фамилии, которое я начинаю стремительно терять.

  - Совершенно взаимно, - кивнул Эдельвейс, устраиваясь в кресле. Кабинет - маленький и темноватый из-за винного цвета стен - обставили недурно. Помимо обязательных элементов интерьера, таких как массивный письменный стол на львиных ножках и шкафчик с напитками под прозрачным стеклом, здесь имелась подробная карта кесарии на стене. Правда, вместо портрета кесаря напротив стола Грегора висел этюд прелестной головки, принадлежащей, видимо, все той же девушке с розовыми щечками. Коллекция приключенческих романов на кушетке добавляла Эдельвейсу симпатии к владельцу. Винтергольд в его годы картинно раскладывал на видных местах древних философов, неувядающую классику и учебные пособия, а всяческие "Мельницы богов" и "Охотники за головами" обитали под матрацем.

  - Мне, впрочем, все равно, - ровно продолжил Эдельвейс. - Не хотите говорить со мной - через два часа будете говорить с жандармами, и у них будет ордер на обыск.

  - Они ничего не найдут, потому что я ни в чем не виноват!

  - Для человека, который за деньги или по халатности подвел под трибунал другого человека, это несколько спорное заявление, - пожал плечами Эдельвейс. - Но это уже, как нынче модно говорить, дело совести. С ней у вас, видимо, та же история, что и с честью.

  - Прекратите меня оскорблять!

  - Не представляю даже, как можно оскорбить подлеца.

  Лицо Грегора пошло красными пятнами:

  - Я вас вызову, понятно? Не посмотрю, что вы там ручки обожгли, когда...

  - С левой я стреляю точно так же, как с правой, так что вызывайте, - оборвал его Эдельвейс. Грегор явно был склонен уступать давлению, так что не стоило тратить время, давая ему чирикать попусту. - Я бы посоветовал вашей жене заказывать траурный наряд, но, такое дело, по государственным преступникам траура не носят, а я сделаю все возможное, чтобы правда о ваших подвигах в Рэде всплыла. Интересно, как ей понравится быть вдовой предателя и труса?

  - Как... да как вы смеете втягивать в это Амалию? Она не при чем! То есть... то есть даже если бы я что-то сделал - а я не делал! - она все равно была бы не при чем, понятно вам?! - "птенец" уже находился на грани бесслезной истерики. Эдельвейс брезгливо подумал, что разговорить такого - дело пяти минут даже для уличного шпика. И, конечно, шпынять желторотых юнцов некрасиво и неспортивно. Данный конкретный птенчик, как личность, не представлял для Эдельвейса ровно никакого интереса - он сам представлял собою нечто подобное лет пятнадцать назад. Куда больше его волновало, кто же все подстроил так, что о мальчишке вспомнили почти через год после событий и искать любые упоминания о том, что Грегор Миттельрейх вообще находился в Рэде в прошлом январе, пришлось три дня с утра до ночи, нажимая на все возможные пружины. Тут-то и выяснилось, что все, кто, теоретически, мог с ним тогда пересекаться, либо далеко в провинции, либо еще дальше, вплоть до лучшего мира, либо ничего не видели, не слышали и не помнят. Эдельвейс недаром приходился сыном шефу тайной полиции. Он знал, что после любого брошенного камня на воде останутся круги, искал сутками напролет - и только поэтому нашел.