Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 354

  - Мама говорит, что я не вырасту, - быстро поправилась Маргери, бросив испуганный взгляд на Элейну, не станет ли та возражать. Койанисс тоже во все глаза уставился на жену, но она невозмутимо выдержала его взгляд и ничего не оспорила.

  Маг понял, что этот балаган следовало заканчивать, пока он окончательно не тронулся умом, до чего с их шуточками оставалось не так уж и далеко.

  Он молча пересек комнату, заглянул в тетрадку Маргери, прочитал одинаковые строчки "Мы хорошие подданные. Добрые подданные не лгут", повторенные на полутора страницах, и шагнул к Элейне. Протянул руку:

  - Дай сюда тетрадь.

  - С какой стати?

  - Я хочу знать, чему ты учишь нашу дочь. Просто дай мне эту тетрадь.

  Элейна, помедлив секунду, вдруг усмехнулась, как упырь, обнажив все зубы, и отдала тетрадку. Маг быстро пролистал ее.

  Словарные слова на аэрди. Простые арифметические задачки. Неправильные глаголы то ли эфли, то ли эльди. Стихотворение про весну, стихотворение про осень, про зиму. Красивые цветочные виньетки, бабочки и птицы на полях, лиственный орнамент, какие-то профили...

  Здоровенный черный зев то ли печи, то ли чего-то похожего и белые фигурки женщины и девочки на его фоне, девочка волочит за собой куклу. Нарисованные криво и неумело, с таким нажимом, что вечное перо в нескольких местах прорвало бумагу.

  Койанисс отдернулся от страницы, как будто та его обожгла. Тетрадь упала на пол.

  Элейна молча ждала продолжения.

  - Что... что это за дрянь? - взвился маг.

  - А то ты не знаешь, - пожала плечами Элейна, наклонилась и подняла тетрадь, аккуратно закрыла, чтобы не помять листы.

  - Ты чему дочь учишь?! - Койанисс вырвал тетрадь из рук жены и со всей силы швырнул ее через всю комнату, к дверям. - Чтоб я больше этого не видел, ясно?!

  Элейна даже не дернулась. Ни слова не возразила, ничего не стала отрицать. Это ее спокойствие окончательно вывело мага из себя. Он схватил жену за плечи и слегка встряхнул:

  - Ты ненормальная. Скажи Маргери, что она вырастет, немедленно.

  Элейна тихо, как-то дребезжащее расхохоталась.

  - Я ненормальная? Хорошо, пусть я буду ненормальная. Хорошо, Маргери, ты вырастешь. Если папа так сказала, то уж наш с тобой папа никогда не может ошибаться. Он же всегда все наперед знал и был готов нас защищать...

  Койанисс с трудом заставил себя отпустить жену и сцепил руки за спиной. Его трясло.

  - Его, конечно, очень волновало твое и мое будущее. Конечно, ты вырастешь, раз папа так решил...

  - Элейна, прекрати!

  - Что? Я же доношу до Маргери ровно то, что ты просил!

  - Да замолчи же ты...

  - А то что? Не состарюсь? Ха-ха. Койанисс, пойди и прими уже таблетки. Ты ничего не понимаешь.

  Маг понял только то, что впервые при дочери повысил голос на жену - что вообще впервые в жизни повысил голос на Элейну - и что у Маргери на глазах слезы. Что ситуация полностью вышла из-под контроля и что он уже ни на что не влияет. Что дальше стоять и орать смысла не имеет, а насчет таблеток Элейна, пожалуй, права. И уже в который раз вылетел вон, ничего не объясняя и не выясняя.

  Таблеток в его сумке не нашлось. А заодно там не нашлось ни метрики, ни заявления на отпуск, ни вообще чего-то, хотя бы косвенно указывающего на то, что он делал до прибытия сюда.

  А еще там не было ни билета на поезд, ни обратного билета. Как будто он сюда на крыльях прилетел и таким же образом собирался улететь, если собирался.

  Койанисс вышел во двор, под накрапывающий дождик, и уставился на белоснежные розы.

  Его не в первый раз посетила непонятная мысль, что они - единственный живой объект в этом доме, несмотря на трех человек внутри. Капли дождя тихо разбивались о почти светящиеся среди серого дня бутоны.

  Маг смотрел на них в совершеннейшей прострации, как будто мир сузился до одного цветущего куста, и на нем обрывалась вся перспектива. Что-то происходило не так. Картинка и звук совпадали, но не совсем.

  Койанисс закрыл глаза, прислушиваясь.

  Капли бились о цветы. Все звонче и мелодичнее, и как будто все дальше.

  Где-то на самой границе слышимости их биение стало тихим-тихим звоном колокольчика.

  Слушая его, Койанисс вспомнил, что забыл что-то безумно важное, но никак не мог понять, что именно. Это "важное" было очень близко, но ускользало по мере того, как стихал звон.

  Маг пришел в себя резко, словно от удара, от звонкого - злого - выкрика Элейны:

  - Будь оно все проклято, я сажала шиповник! Откуда здесь рэдские розы? Хорошие подданные не выращивают грязных рэдских роз...

  - Хорошие подданные и за рэдских магов не выходят! - огрызнулся он раньше, чем успел подумать.

  - Выходят? Девочек продают и покупают, радость моя.

  Койанисс не нашелся, что возразить. Элейне он бы, наверное, сумел объяснить, что любовь всей жизни и товарно-денежные отношения с родителями этой любви лежат в разных плоскостях и пересечься не могут, но женщина, кричащая на него, не строго обязательно являлась Элейной. Она выглядела как его жена, но что там жило, за черной глубиной ее зрачков - он не знал.

  - Трогать цветы не смей, поняла?

  Элейна как-то странно улыбнулась:

  - Ну конечно. И не забудь составить Маргери учебную программу на ближайший год, если моя тебя не устраивает.

  Эту ночь маг встретил в гостиной, свернувшись на диване и закутавшись в плед по самый нос. Откуда-то чудовищно сквозило, дождь барабанил по крыше и окнам, совсем близко ухали совы, а изнутри дома не доносилось ни звука. Тихо, как в могиле.

  Койанисс пролежал без сна час, два, а потом спросил себя, что такого он боится найти в доме, если точно знает, что дом пустой. Ответ на ум не пришел. Маг поднялся, плотнее запахнул халат и понял, что в доме очень холодно, значительно холоднее, чем днем. Что было несколько странно, потому что дров на отопление они не жалели. Койанисс накинул сверху еще и плед и зачем-то направился в кухню. Наверное, убедиться, что угли еще тлеют в печи.

  Угли в печи не тлели. Печь вообще оказалась холодной и имела такой вид, словно ее не топили минимум неделю. Маг отдернул руку от ее стенки и быстро вышел за дверь, плотно закрыв ее за собой. Наверное, у него были расшатаны нервы, потому что видеть черный зев печи он просто не мог. Хуже того, его преследовало сильнейшее ощущение, что кто-то оттуда внимательно смотрит ему в спину.

  Койанисс сам не объяснил бы, почему сначала он пошел наверх, искать Элейну. Вот уж меньше всего на свете он рассчитывал ее найти. Но, где бы она ни проводила ночь, он видел, как она поднималась по лестнице наверх, и какое-то время слышал ее шаги. Потом шаги стихли, и дом накрыло оглушающей тишиной, как мутной водой затопило. Маг прошелся по второму этажу, зажег масляную лампу, прихватив ее с собой, осмотрел спальню - не нашел ничего, кроме аккуратно застеленной кровати, почему-то с одной подушкой поверх покрывала - а потом заглянул в уборную. Большое круглое зеркало отразило оранжевый огонек, а потом блики весело заплясали на дюжине выставленных в ряд флакончиков и баночек.

  Койанисс сморгнул и снова уставился на коллекцию разномастных склянок, выстроившихся на полке перед зеркалом как войско на параде. Как будто не они этим утром звонко бились о стенки чугунной ванны. Маг с опаской шагнул внутрь, стараясь не смотреть в зеркало, и протянул руку. Нащупал один из флаконов, зажмурился, прислушиваясь к себе. У флакона была сложная форма и крышка в виде стеклянного букета, гладкая поверхность с крохотным сколом, разливающийся вокруг него легчайший запах жимолости, а его стенки холодили ладонь.

  Койанисс просто не мог всего этого выдумать. И он не мог выдумать пыли, которую растер в пальцах, поставив флакон обратно на полку. Вся стража красоты Элейны, которую та так старалась удержать, оказалась присыпана пылью, как саваном накрыта.

  Маг, отирая руки о плед, быстро спустился вниз. Загнанно огляделся. Календарь на стене, двадцать девятое число на нем.