Стигмалион - Старк Кристина - Страница 15

– Все нормально, продолжай, кто мне еще об этом расскажет? – улыбнулась я, приходя в полный восторг от того, как круто она справляется со своими эмоциями и переключается на позитив.

– Богатенькие стервы с фигурами Джиджи Хадид: красивые, но пустые, как церкви в пятницу вечером. Серые мышки, о которых все вспоминают только через десять лет после окончания универа, когда мышка внезапно становится женой мэра, – хихикает Мишель. – Прекрасные неформалки с болтиками в языках и проколотыми сосками.

Она высовывает язык, и я вижу серебристый шарик, лежащий в розовой ложбинке. Мы хохочем, как двинутые.

– Ты должна увидеть все это. И многое другое. И попробовать все, что можешь попробовать. Ну, кроме секса втроем и наркотиков – я считаю, оно того не стоит, – краснеет Мишель и вешает на лицо выражение «опаньки». – И чтобы Господь Бог на том свете воскликнул: «Долорес Макбрайд! Ну ты отожгла!» Да-да, я читала и этот пост тоже, про Бога и твои с ним разговоры… я после тебя тоже с Богом разговаривать начала. И представлять его по-своему. Теперь это не нудный старик, загибающий пальцы на каждой моей ошибке, а любимый папаша с бородой, как у Чарли Ханнэма и татуировкой «Всех люблю» на мускулистом плече.

Мишель отсалютовала чашкой. Я подняла минералку в ответ.

– Выпьем за нас, молодых и бесстрашных, – сказала она, и мы выпили, глядя друг другу в глаза. – И пусть твой Стигмалион однажды перестанет быть тюрьмой. Жаль, что я не могу тебя обнять, Долорес Макбрайд… Наверно, ты такая же теплая, как твой Инстаграм.

Я молчала всю дорогу от Дублина до Атлона. Пару раз горько всплакнула.

– Все прошло нормально? – нахмурился Сейдж.

– Все было прекрасно, – кивнула я.

Он не стал больше допытываться, просто положил руку на мое плечо. Правой придерживал руль, а левой обнимал.

– Я хочу в университет, – тихо сказала я.

– Боже правый, у меня слуховые галлюцинации!

– Нет, я действительно сказала это.

– Опять они! Господи, я, наверно, переутомился…

– Сейдж, ну прекрати, – шлепнула я его. – Кое-что изменилось, и теперь я считаю, что мне стоит… открыть этот щиток с высоковольтным напряжением.

– Где этот волшебник? Я хочу его расцеловать!

– Целуй своего хамелеона. Этот волшебник слишком волшебен для тебя.

Я показала средний палец, Сейдж дал мне щелчок по носу.

– Если серьезно, то я очень рад, что ты решилась на это, Лори. Очень-очень рад! И какие доводы, позволь узнать, изменили твое мнение?

– Сегодня мне показалось, что новые люди и новые знакомства, – это… может быть интересно.

– А я тебе что все это время талдычил?!

– И еще я поняла, что только среди чужих людей смогу преодолеть свой страх и наконец начать… жить.

– Да, детка! – заорал Сейдж, как будто мы с ним только что выиграли финальный бой в компьютерной игре.

– И еще университет поможет мне стать кое-кем. Я все думаю об этом, и с каждым днем идея влечет меня все больше…

– И кем же?

– Мне интересно лечить и заботиться о ком-то. Наверное, я бы могла быть врачом, если бы не моя боязнь людей и если бы мне не грозила смерть от чужой крови… Или слюны… Или мочи, или желудочного сока, или околоплодных вод, или рвоты…

– Все-все! Я понял! Профессия врача тебе не подходит.

– И я подумала, что могла бы лечить того, на кого у меня нет аллергии.

– Меня?

– Сейдж, ты невыносим! Животных! Собак и кошек, лошадей и голубей, хомячков и зайчиков! Мне можно к ним прикасаться! И мне нравится к ним прикасаться. Я хочу быть ветеринаром. Что думаешь?

– Я думаю, что мне ужасно повезло с сестрой, – приобнял меня Сейдж. – Она такая добрая, умная и красивая. И любит зайчиков! Мой детектор милоты сейчас сломается к чертовой матери…

Я рассмеялась, а Сейдж продолжил:

– На самом деле я всегда знал, что ты захочешь быть ветеринаром.

– Да ладно…

– Да! Помнишь, мне было десять, а тебе пять, и ты увидела, как я с друзьями нашел в саду ежика и…

– Помню ли я, как ты помочился на бедного ежа? Да у меня до сих пор психическая травма, болван, – буркнула я.

– А потом ты зарядила мне кулаком в живот, схватила ежа голыми руками и побежала на кухню, чтобы помыть его в раковине.

– И, между прочим, исколола руки до крови…

– Но все-таки отмыла его! И потом неделю со мной не разговаривала. Я уже тогда подумал, что из тебя вышел бы отличный звериный доктор. Ну или полицейский.

– А я вот осознала это только сейчас. Удивительно, да? Родные часто знают нас лучше, чем мы сами… Что ты еще знаешь обо мне, чего не знаю я? – спросила я, толкая Сейджа в бок.

Но Сейдж ничего не ответил. Он смотрел на дорогу и улыбался ну очень странной улыбкой. Как будто действительно знал что-то еще. Но сколько я ни упорствовала, ни упрашивала его и ни дулась, он так и не признался в том, что было у него на уме.

2016 год, мне восемнадцать лет

Мне снились объятия. Чьи-то руки обнимали меня, гуляли по спине, опускались ниже, сжимали ягодицы… Я целовала чей-то подбородок. Он был и твердый, и мягкий одновременно, и был покрыт короткими колючими волосками. Мои губы двинулись выше и нашли другие губы. И они пахли леденцами. И морем. И свободой. И чем-то недозволенным…

– Ты опоздаешь, – прошептал он. Я подняла глаза, но не увидела обращенного ко мне лица. То ли глаза заволокло слезами, то ли между мной и целующим повисла завеса густого тумана.

– Ты опоздаешь…

– Еще один поцелуй, – начала выпрашивать я.

– Что-что-что? – расхохотался кто-то третий. – Поцелуй? Долорес Макбрайд, что тебе там снится?

Я приоткрыла один глаз и увидела перед собой умиленную физиономию Сейджа.

– О боже, тебе снился эротический сон. Тысяча извинений!

Я молча вытащила из-под себя подушку и запустила в брата. Он увернулся и заржал, как бешеный конь. Двадцать три года мальчику, а все никак не повзрослеет.

– Одевайся, опоздаешь. Завтрак уже на столе.

Я выползла из кровати, приспустила ниже пижамные штаны – пока я спала, они подскочили на мне чуть ли не до подмышек, и шов врезался в мое самое мягкое место. Неудивительно, что мозг отреагировал на это такими непристойными снами. Ох, лучше бы я не просыпалась…

– Тебе что сделать, чай или кофе? – снова сунулся ко мне Сейдж.

– Кофе, – скомандовала я и еще раз запустила в него подушкой. И на этот раз попала. – Свежемолотый, со сливками, сахаром и щепоткой корицы на пенке.

– А задница не слипнется? – проворчал Сейдж, потирая физиономию.

– Сказал мальчик, каждое утро уминающий овсяночку со сливками, сахаром, бананами, клубничкой и изюмом.

– Ладно, ладно, уделала.

Мы спустились вниз, все уже встали. Через занавески в гостиную лился радостный солнечный свет. Мама порхала на кухне, ей помогала Мелисса. Жужжала кофеварка, и гудела конвекционная плита. Сейдж был уже одет, умыт, побрит и готов отнести в машину мои чемоданы. Папа сидел в кресле с журналом и чашкой…

Мой последний завтрак дома. Сегодня я уезжаю в Дублин учиться. Родители уже подыскали там жилье. Десять минут до университета, если идти пешком. Или пятнадцать, если ехать в объезд по дороге. По-моему, идеально: в хорошую погоду можно прогуляться, а в плохую – ехать на машине, в тепле и уюте…

– Долорес, – окликнул папа, когда я уселась за стол. – У нас для тебя есть небольшой подарок и… мы понятия не имеем, понравится он тебе или нет.

Папа вручил мне картонную коробку, перевязанную бантиком. Я вытерла о полотенце руку, которой уже успела ухватить блинчик, развязала бантик и сняла крышку. Внутри на бархатной подушке лежали электронные часики. Папа и мама – любители «механики» из драгоценных металлов, поэтому электронные часы с пластиковым ремешком – это было, признаюсь, необычно.

– Вау! Часы! Я поняла, что это подарок со смыслом! Типа… не прожигай время понапрасну. Или… всегда возвращайся с вечеринок вовремя! Или…