Хозяин - Лисина Александра - Страница 45

— И часто тебе приходится так делать? — осведомилась Гончая.

Эльф угрюмо промолчал, но, почувствовав, что его сейчас снова бесцеремонно дернут за рукав, неохотно разлепил губы:

— Пару раз понадобилось.

Она явно хотела спросить о чем-то еще, но Таррэн снова прибавил шагу и сухо повторил:

— Не отставай. Я не уверен, что проход не закроется сразу за моей спиной.

— А что будет, если я за тобой не успею? — хитро прищурилась Гончая, пытаясь расшевелить надутого остроухого индюка. Три часа без единого слова — не слишком ли много? Ну ладно, обиделся. Ладно, за дело. Но не молчать же из-за этого вечность?!

Но Таррэн не пожелал любезничать, угрюмо отвернулся.

— Эй! Так что будет, если я опоздаю?

— Значит, останешься тут, — отрезал он, и она мигом растеряла всякое желание ехидничать.

— Хочешь сказать, ты за мной не вернешься? — осторожно уточнила Белка. — Оставишь умирать голодной смертью и страдать от одиночества?

— У тебя есть другие предложения?

— Ну… ты мог бы снова открыть эту дверь…

— Они не открываются в обратную сторону.

— А если подумать?

Темный эльф ненадолго обернулся, Гончая поежилась, увидев его напряженное лицо. Секунду помолчала, а потом неожиданно отошла, не сказав больше ни единого слова. А когда он ушел вперед, зябко передернула плечами и, осторожненько двинувшись следом, пожалела, что задела его слишком сильно. Кажется, здесь дело гораздо серьезнее, чем простая обида, потому что глаза у Таррэна превратились в два беснующихся озера кипящей лавы и горели жутковатыми багровыми огнями, от которых каменела душа.

Белка виновато опустила голову. Но пусть лучше ему будет больно от ее слов, чем от магии ее проклятого тела, даже мимолетное прикосновение к которому приведет к безумию, если вспыхнут руны на ее спине. Она уже давно не хотела его гибели. Но если ценой за его жизнь будет боль — что ж, пускай. Ведь боль — это намного лучше, чем ненависть. И кому как не Гончей об этом знать?

— Что это? — негромко спросила Белка, когда очередной коридор вывел их к идеально круглой лужице абсолютно черной воды. Не слишком большой, с тележное колесо, но вместе с тем чувствовалось, что помимо цвета в этой водице есть что-то еще. Что-то неуловимо опасное, заставляющее держаться подальше.

Таррэн привычно обошел зал по кругу, убедился, что не ошибся, и без лишних слов принялся стаскивать с себя сапоги.

— Таррэн?

— Это четвертый виток, — сухо просветил Гончую эльф. — Отсюда начинаются владения четырех основных стихий в нашей магии: воды, огня, воздуха и земли. После воды это пятый, шестой и седьмой витки соответственно. За ними будет Равнина боли, а потом последний круг — залы единения, после которых мы доберемся до залов забвения и амулета.

— Отлично. Значит, тебе осталось недолго меня терпеть!

Он словно не услышал: сняв обувь, умело перевязав голенища невесть откуда извлеченным шнурком, перекинул через шею и в таком виде прошлепал к воде.

«Да, недолго, — сухо ответил он про себя. — И все это время я должен держаться от тебя как можно дальше. Лучше — на другом конце света. В могиле. Под слоем прочного камня. Во льдах или где-нибудь еще, где не слышно твоего голоса, где нет этого запаха и где я больше никогда не увижу твоих глаз…»

— Эй, ты что задумал? — не на шутку обеспокоилась Белка, когда он наклонился и внимательно всмотрелся в черную муть. — Таррэн! Стой! Не надо!

Темный эльф с легким удивлением обернулся, и бешеный огонь в его глазах чуточку спал. Впрочем, не настолько, чтобы он изменил недавнему решению держаться подальше. Быть холодным и бесстрастным, чтобы больше не давать повода для злорадства. Просто сделать свое дело и освободиться от этой утомительной привязанности, с которой было так трудно примириться.

— В чем дело? — как можно более сухим тоном спросил Таррэн.

— Ты что, собрался туда лезть? — нервно поежилась она. Затем осторожно зачерпнула ладошкой воду, подержала немного и под внимательным взглядом эльфа медленно пропустила сквозь пальцы. — Неужели отсюда нет другого выхода?

— Нам придется пройти сквозь все стихии, начиная с воды и заканчивая огнем.

— Ты уверен? А если попробовать по-другому?

— Другие двери не появятся, даже если я залью тут все кровью до потолка. Это путь, женщина. И я чувствую его так же хорошо, как тебя сейчас.

— Если бы ты меня чувствовал, то не стоял бы сейчас как идиот! — неожиданно рявкнула она и сердито отвернулась. — Лезь быстрее, раз надо! А я за тобой! Ну!

Таррэн наклонил голову, странным образом ощущая ее неуверенность, но промолчал, не совсем понимая, в чем дело. Но, кажется, лютое пламя в его глазах еще немного поутихло, будто тоже задумалось. Он тряхнул головой, свесил ноги в черную воду, набрал побольше воздуха в грудь и без всплеска исчез.

Белка, как ужаленная, повернулась.

— Таррэн! — ахнула она, сообразив, что он не только не шутил, а действительно сиганул в эту дрянь с головой. — Вот дурак! Да откуда ж ты такой взялся?! Стой, подожди, я сейчас…

Гончая лихорадочно содрала свои сапоги, торопливо запихала их под доспех, намертво застегнула заклепки, мигом превратившись в беременную гусыню. Затем сердито сплюнула (на пол, а не в воду!) и тоже нырнула, искусно матеря проклятого остроухого гордеца, который и не подумал предупредить, что дрянная водица не просто холодная, а ледяная!

От дикого холода у нее перехватило дыхание, из горла сам собой вырвался беззвучный вопль, грудь сдавило, а вверх поднялось несколько пузырьков. Но Белка быстро опомнилась и решительно заработала руками и ногами, вовремя сообразив, что если не будет двигаться — заледенеет, а в ее чешуйчатом доспехе это верная смерть.

Она торопливо огляделась, понимая, что колодец на самом деле — не колодец вовсе, а нечто вроде полыньи, прикрытой сверху каменной плитой. И вода здесь не совсем черная, а скорее серая, с хлопьями сажи или чего-то, дико похожего на сажу, которая у поверхности сбивалась плотными клочками, что придавали воде зловещий оттенок. А здесь, снизу, очень даже ничего. И прозрачность кое-какая имеется. Вон, и эльф вдалеке дрыгает лапками, придурок ушастый!

Гончая зло сморщилась и активнее двинулась в сторону проклятого остроухого мерзавца, который заставил ее нервничать. Гад! Негодяй! Хоть бы предупредил! Остроухий тюлень без крылышек! Чтоб ему подавиться на середине пути и запутаться в собственных штанах!

Она едва не задохнулась от обилия приходящих на ум эпитетов, но упорно плыла дальше, сверля бешеным взглядом едва не закипевшую от ее злости воду и мысленно продолжая ругаться. Конца и края серому морю было не видно, мутная тень остроухого то исчезала, то снова появлялась, будто его заносило в разные стороны, но надолго он не пропадал. А Белка, в очередной раз с облегчением заметив его сильную фигуру неподалеку, начинала материться с новой силой.

Сперва у нее кончились человеческие слова, затем — эльфийские, за ними настал черед гномьей брани, потом тролльей, гоблинской… пока она не сообразила, что слишком уж долго длится этот дурацкий подземный бассейн. Сверху по-прежнему давила тяжелая плита, воздуха в груди осталось маловато для такого заплыва, и вскоре в ее голову начали закрадываться первые проблески приближающейся паники.

Гончая лихорадочно завертела головой и неожиданно не увидела нигде стремительного пловца. Что, уже?! Утонул? Покалечился? Сдуру башкой приложился о камень и теперь падает в эту бездну? Белка окончательно перетрусила, чуть не в первый раз в жизни боясь за кого-то настолько сильно, что едва справлялась с собой. И не позвать его, не выловить, не тряхнуть, чтобы пришел себя.

«Таррэ-э-эн! Ну где ты, дурачок? Куда тебя понесла нелегкая? — внезапно взвыла она про себя. — Отзовись, нелюдь ушастая-а-а! Отзовись немедленно или, клянусь богом, так тебя отделаю…»

Словно в ответ сверху и немного левее раздался гулкий звук, похожий на удар молота по наковальне. Звук шел волнами, то накатывал, заставляя сердце испуганно трепетать, то снова отдалялся. Так неистово колотят в запертую дверь на сильном морозе. Или выбивают дурь из нерадивого ученика, заставляя монотонно долбить окровавленными кулаками в неподатливое дерево до тех пор, пока несчастное не рухнет на землю. И точно так же бьется запертое в груди сердце, когда ему становится нечем дышать.