Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 19

Нет смысла говорить о том, что меня наказали за побег. И наказание это было особенно болезненным именно потому, что «проклятый выродок угрожал жизни дочери Хозяина и её гостю». Меня не избивали плетьми, мне не вырезали органы, меня не прижигали вербой. В глазах Доктора не было ни злости, ни ненависти, ни страха за жизнь дочери. Абсолютно равнодушным, бесцветным голосом он приказал содрать с меня всю кожу и подвесить на столбе. На улице, в удаленном от глаз месте. Благо, размеры его поместья это позволяли. Я почти не кричал, пока огромные стражники методично снимали с меня кожу, а после, как мешок с дерьмом, волокли по грязной земле до чёртового столба. Хотя, как именно меня привязывали, я не помнил, так как потерял сознание от адской боли ещё по дороге.

А когда пришёл в себя, уже валялся в затхлом, пропахшем потом и мочой сарае. Не знаю, сколько я там пробыл. Аня, появившаяся в тот же день вечером, утверждала, что около двух недель. Ровно столько я приходил в себя, восстанавливался. Эти суки давали мне минимум крови, необходимый для поддержания жизни в теле и медленного восстановления.

А потом были её чистые хрустальные слёзы и заверения шёпотом в любви. Клятвы о том, что Арман для неё всего лишь друг, и что она всё еще принадлежит мне. А в тот раз она всего лишь споткнулась и подвернула ногу, а Рассони её поддержал. Жаркое дыхание у виска и не менее горячие прикосновения. И у меня сорвало крышу. Я поверил ей. Я безумно хотел верить хоть кому–то.

И когда она ушла, я, как самый последний идиот, чувствовал себя безмерно счастливым. Ещё бы. Моя любимая девочка только что клялась в вечной любви, она подарила мне свой первый оргазм. Лживая тварь, зависимость от которой поглотила мой разум подобно раковой опухоли.

Но в то время я ещё верил в искренность женщин. Я сходил с ума от той любви, что жила во мне, разрастаясь всё больше, давая силы для жизни. Любви к Аня. К дочери моего заклятого врага. Я подыхал, если не видел её хотя бы день. Я умирал от дикой страсти и в то же время от щемящей душу нежности. Я дышал ею. Я жил воспоминаниями о наших встречах.

ГЛАВА 9

Я открыл дверь в комнату и поморщился от запаха, которым, кажется, пропитались даже стены белой спальни. Запах отчаяния и безысходности.

Аня лежала на кровати. Настолько ослабленная, что, казалось, будто она спит. Её дыхание было еле уловимым. Сердце билось. Но медленно. Как же медленно оно стучало. Где–то внутри что–то сжалось при взгляде на маленькую бледную фигурку. Когда–то я мог разодрать каждого, кто посмел бы ее обидеть…Ложь. Не когда–то. Я и сейчас готов убить за нее. Она моя. Казнить имею право только я, и никто другой не смеет ни прикасаться, ни даже смотреть.

Подошёл к кровати и опустился на корточки возле Аня. Её лицо побледнело и осунулось. Глаза закрыты, и под глазами появились синяки. По моему приказу её не кормили уже двое суток. А для слабой женщины, которая итак голодала последние недели, эти двое суток приравнивались к неделе мучений от жажды.

Провёл кончиками пальцев по ее щеке, выругался, когда понял, что холодная кожа по–прежнему невероятно нежная на ощупь. Когда–то я лишь мечтал ощутить, какой бы была она, сними я эти проклятые перчатки и прикоснись к ней. А теперь я мог делать что угодно с Викторией. А мне, как и раньше, хотелось только одного.

***

Я впала в некое беспамятство. Это была привычка с детства – отключать себя, когда внешние факторы пугают или я чувствую страх, дискомфорт. Да, мне было страшно. Не за себя. Страшно, что в моих воспоминаниях Егор был другим. От голода невыносимо хотелось спать, и я чувствовала, как силы меня покидают. Когда–то отец учил меня справляться с голодом, с жаждой крови, выживать в любых условиях. Это был его личный квест – сделать из меня идеальную. Я умела отключаться, отстранятся от всего и беречь свои ресурсы. И я была уверена, что голод – это не самое страшное, что ждет меня в этих стенах. Это пустяк, это легкая пытка, и умру я совсем не от этого.

Почувствовала прикосновения чьих–то пальцев к щеке и мгновенно вскочила на постели, отшатнулась в сторону, обхватив себя руками.

На секунду увидела в разных глазах Егор странное выражение...как легкое дежа вю, но оно исчезло мгновенно, и теперь меня прожигал тяжелый взгляд мучителя, который решил, что я полностью в его власти.

– Пришел посмотреть, жива ли еще? – хрипло спросила я и закашлялась, в горле пересохло от жажды.

***

Усмехнулся. Всё такая же дерзкая, как и раньше. И, как и раньше, меня это забавляло. Иногда игра с добычей доставляет куда большее удовольствие, чем просто её поглощение.

Её волосы были спутаны, и несколько прядей упали на лицо, когда Аня демонстративно отвернулась в сторону.

Безупречно красивая. Даже сейчас. Даже слабая и похудевшая. Каждый взгляд обжигает то злостью, то презрением.

Я ухмыльнулся и засунул руки в карманы. Как же хотелось снова прикоснуться к ней, но не нежно, а как можно грубее. Причинить боль. Чтобы не смела так дерзко и нагло вести себя.

– Мне не нужно смотреть, Аня, я и так знаю, когда и как ты умрёшь.

А ещё я знал, что если с ней что–то случится – я почувствую. Мне казалось, что когда Аня не станет, остановится и моё сердце. Она уже давно стала частью меня. Точнее, ненависть к ней.

– Хотел поинтересоваться, на что ты готовы ради своей никчёмной жизни? Склонил голову набок, когда Аня резко повернулась в мою сторону и прищурилась.

***

Егор сунул руки в карманы, он смотрел на меня с презрением, с нескрываемой ненавистью. От этого взгляда по коже пробегали мурашки. Зато искренне. Никакой лжи… как когда–то. Все эмоции честные.

– Ради своей ни на что…

Я пожала плечами и поморщилась, все тело ломило от боли и голода. Увидела, как вспыхнул его взгляд и сжались челюсти. И, вздернув подбородок, сказала:

– Ради своих близких на что угодно. Что именно ты хочешь, Егор? За жизнь моего мужа и моей матери? Они не имеют никакого отношения к твоей войне...

***

Снова упоминание об этом её ублюдке. И тут ярость срывается с цепи, распаляя внутренности словно лава, вызывая желание обхватить рукой тонкую шею и сломать простым нажатием пальцев.

– Этого подонка уже ничто не спасёт, Аня…– у меня к нему свои счёты, девочка. Тварь заплатит мне за каждую ночь, в которой ты раздвигала перед ним ноги. – И потом, только не говори, что тебя интересует судьба твоего мужа–рогоносца. Это даже не смешно, Аня

***

– В таком случае нам не о чем договариваться, Егор.

Я отвернулась от него, чувствуя, как меня начинает лихорадить. Я могла бы его просить и умолять, но это именно то, что он ждет, то, чего жаждет. И не факт, что после этого сжалится над матерью и Арманом. Скорее всего, поиздевавшись вдоволь надо мной, он все равно вынесет им приговор. Я не доставлю ему такого удовольствия. Вообще никакого. Кроме моей смерти, если его это обрадует.

***

Ярость проникла в сознание и выплеснулась наружу, отравляя все намерения быть с ней хладнокровным.

Схватил Аня за руку и дёрнул вверх, намеренно причиняя боль, улыбнувшись, когда послышался хруст костей. Наверняка, вывихнул ей руку. Девчонка вскрикнула, глаза мгновенно наполнились слезами.

А я... Я почувствовал послевкусие короткого, но, всё же, триумфа. Да, чёрт возьми, я получил хоть и небольшое, но удовольствие от её боли.

Прошипел ей в губы:

– Никогда не смей мне дерзить, дрянь… – встряхнул её. – Запомни раз и навсегда, Аня. Игра идёт по моим правилам… – сжал локоть, засмеявшись, когда она застонала от боли. – Тебе остаётся лишь молча следовать им.

Оттолкнул её на кровать и, резко раздвинув её ноги, встал между ними.

– Если я захочу, я оттрахаю тебя прямо сейчас. Если захочу, я отстегаю тебя кнутом, Аня. Ты здесь никто! И не стоит играть в гордость! – грубо сжал полушарие груди. – У тебя есть возможность облегчить своё пребывание здесь. Мой совет, девочка, – я схватил её за подбородок, вглядываясь в потемневшие от ненависти, смешанной с болью, глаза, – воспользуйся ею.