Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 42

Когда Егор опрокинул меня на постель, я закрыла глаза, погружаясь из одного ада в другой. И я не знаю, что хуже: они или он...Как не жутко осознавать, но пусть это были бы они, они бы истерзали мое тело, но не трогали сердце и душу...а он рвет мне сердце...это жутко, этой боли я не перенесу. По щекам беспрерывно катились слезы. Я не сопротивлялась, мне казалось, что я просто не могу пошевелиться, все тело свело судорогой от напряжения и от ожидания новых побоев. Я зажмурилась так крепко, что болели веки, я не хочу видеть его лицо в этот момент, я вообще больше не хочу ничего видеть. Хочу ослепнуть и оглохнуть, а еще лучше – умереть до того, как Егор сделает это со мной... с нами. С теми «нами», которых, как мне уже казалось, и не было раньше.

Почувствовала прикосновения к щекам, зажмурилась еще сильнее, но касания были осторожными, пока я в друг не поняла, что он вытирает мои слезы. Егор приподнял меня и прижал к себе, рывком, тело заболело, и я вздрогнула в его руках.

– Что же я делаю? Что же я делаю? – его голос доносился как сквозь вату, а потом я почувствовала, как он целует мои волосы, лоб... с каждым прикосновением губ мое сердце начинало биться быстрее... неконтролируемая реакция, дикая по своей сути после всего, что он сделал со мной... но этот срывающийся голос, лихорадочные касания его дрожащих рук, губ, хриплый шепот, заставляли меня реагировать...только становилось еще больнее. – Что же ты с нами сделала?

Я приоткрыла глаза и посмотрела на него...наверное, это был один из тех моментов, когда я не видела страшных глаз чудовища, готового порвать меня на куски, я видела в них отражение моей боли, отчаяние, какое-то дикое безумие. Превозмогая боль в горле, на котором, наверняка, остались синяки от пальцев тех ублюдков, я хрипло спросила:

– Что ТЫ с нами ...делаешь?

Сознание постепенно уплывало и меня морозило. Я только хотела смотреть в его глаза, чтобы понимать, сожалеет ли он о нас... так, как я сожалею. В этот миг я видела, что да...он сожалеет, я знала это на подсознательном уровне, той непередаваемой интуицией, которая тянется тонкой нитью от него ко мне...очень хрупкой, готовой порваться в любую секунду. Я чувствовала, что теряю сознание от слабости...но продолжала смотреть ему в глаза, пока полностью не погрузилась в какой-то зыбкий и липкий туман...

***

Эта дрянь согласна быть хоть чьей-то шлюхой! Хочет попробовать все прелести этого пути, она получит это. После этого все будет кончено для всех. Для нее, для меня, для того, что происходит. Я залетел в гостиную, оглядывая псов, находящихся там. Их было четверо, они пили и, похоже, что уже давно.

– У меня есть для вас подарок, – рявкнул, привлекая их внимание. – Та шлюха наверху, вы можете сделать с ней все, что захотите, – они удивленно уставились на меня. – Сейчас же, еб***е вы ублюдки!

Когда до них дошел смысл моих слов, на лице каждого из них появилось хищное выражение лица. Не заколебавшись, они сорвались с места, и пошли на верх.

Я взял бутылку, стоящую на столике. Сел на диван, делая глубокий вдох-выдох. Теперь можно про неё забыть. Всё кончено.

Закинул ноги на столик, допивая бутылку. Шум, доносящийся сверху, раздражал. Грубый хохот, всхлипывания, гулкие удары. Опустил ноги, крутя бутылку в руке и всматриваясь в стекло. Снова всхлипы и удары. Сердце в груди замирало от этих звуков на мгновение и снова неслось вскачь. Пытался вчитываться в слова на этикетке, но все внимание было сосредоточено на доносящихся сверху звуках. Я прекрасно был осведомлен с тем, как мои ребята обращались со шлюхами. Моё треклятое воображение отлично демонстрировало то, что они сейчас проделывали с ней. Как они дотрагиваются до её белой кожи своими погаными пальцами, прикасаются к ней своими мерзкими лапами. Бутылка в моей руке треснула. Моё дыхание перешло из спокойного в затрудненное. Бл***ь, нужно дождаться, когда это все закончится и тогда я смогу жить дальше. Встал с дивана, дотягиваясь до другой бутылки. Но воображение меня не слушало. Будто находясь там, наверху, я видел, как они сжимают своими лапищами её округлую грудь с аккуратными сосками... Сделал глоток... Видел, как они дотрагиваются до её плоти, которая принадлежала до этого только мне. Бутылка улетела в окно, с грохотом разбивая его. Ах, да, ещё она отдалась своему мужу, предала меня, а потом сказала, чтобы я отдал её своим псам. Тело сотрясало мелкая дрожь, требующая успокоения. Я не должен вмешиваться. Жизнь должна вернуться в прежнее русло, а с ней этого никогда не произойдет. Картинки того, как они входят в её тело, кончают в неё, заполнили мою голову. Я зарычал, опрокидывая диван. Не понимая, что делаю, взлетел по лестнице, выбивая дверь.

Дверь разлетелась от моего удара, открывая для меня то, что рисовало мое воображение. Их руки были повсюду на её теле. Один усадил её на колени перед собой, расстегивая ширинку.

Секунда – и мои руки сворачивают его голову.

– Это моя бл*дь! – закричал, ударяя второго кулаком в лицо, ломая его кости.

– Никто не смеет прикасаться к моим вещам! – схватил третьего за шкирку, отшвыривая к лестнице.

Повернулся к четвертому, но его уже не было в комнате. Воздуха катастрофически не хватало. Посмотрел на неё, стоящую на коленях, с разбитым затравленным лицом.

– Ты моя шл*ха, и обслуживать будешь только меня, – схватил за плечи, кидая на кровать, одновременно отрывая пуговицу на джинсах.

Ярость пылала во мне так ярко, что я не видел ничего вокруг, кроме её тела, из-за которого я слетел с катушек. Перевел взгляд на её окровавленное лицо. Из-под её закрытых век сбегали слезы, смешиваясь с кровью. В груди все моментально сжалось. От нежного личика, того, что свело меня с ума, не осталось ничего. Только синяки. Я позволил каким-то ублюдкам сделать это с ней. Ублюдкам, которые не имеют на неё никакого права. Я провел большим пальцем по её щеке, вытирая слезу. Она не реагировала на моё прикосновение, только сильнее зажмурила глаза. Чёрт, я добровольно отдал её на съедение этим тварям. Ужас обрушился на меня, показывая весь тот кошмар, который я собирался сделать с ней. Наклонился к ней, обнимая за плечи и осторожно усаживая к себе на колени.

– Что же я делаю? Что же я делаю? – прижал её к себе, целуя в волосы, лоб. – Что же ты с нами сделала? – откуда-то изнутри начала распространяться дрожь при воспоминании о том, каким счастливым был я с ней. Как эти зажмуренные глаза светились счастьем при каждом моем появлении, как она бросалась ко мне в объятия.

Медленно я целовал её лицо. Оставил осторожный поцелуй на каждом веке, поцеловал раны на щеках, подбородке, слегка дотронулся до её губ.

Каждое прикосновение к ней отзывалось болью в груди. Не должно быть на её нежной коже таких страшных следов. Убью каждого, кто причинил ей боль! Убью! Целовал её лицо снова и снова, задержав дыхание, боясь причинить ей новую боль.

Она приоткрыла заплывшие глаза, посмотрев на меня усталым, наполненным болью взглядом. В ее глазах было столько отчаяния и муки, которые отозвались во мне немой безысходностью, сковывающей тело тяжелыми цепями.

– Что ТЫ с нами делаешь? – хрипло спросила она.

Ее слова эхом отзывались в моей голове. Глаза цвета моря пристально смотрели в мои, не моргая, пробираясь на самую глубину, выискивая ответы на все свои вопросы. Я чувствовал, как она разрывает не затянувшиеся раны в моей груди, заставляя их снова кровоточить. Я словно был ею загипнотизирован. Наблюдал, как ее взгляд тускнеет, пока веки полностью не закрылись, и она безвольно повисла в моих объятиях.

Она была такой маленькой и хрупкой в моих руках. Я смотрел и не понимал, почему позволил кому-то еще дотронуться до нее. Из оцепенения меня вывела вспышка памяти, где она уже не была моей, а отдавалась другому, смеясь надо мной.

Меня снова затрясло от этих воспоминаний, как и от осознания того, что не могу ее убить. Я осторожно положил ее на кровать, прикрыв одеялом, и вышел за порог.