Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 4

— Ди-на-мо! — ехидно пропел Эрик и приготовился уворачиваться от кулаков, когда парень, возвращаясь, поравнялся с ним.

— Не, тут другое, друг, — неожиданно беззлобно ответил тот, кто по представлению Эрика должен был сейчас рвать и метать. — Угостишь? — кивок в сторону початой пачки сигарет на подоконнике.

— Облом налицо! — Эрик кивнул и протянул зажигалку.

— Облом — да, но сейчас это даже приятно… — парень задумчиво затянулся. Кажется он был чуточку пьян — иного объяснения неожиданной общительности было не найти.

— Костя.

— Эрик.

— Так вот, Эрик, мальчик мой, объясняю. Динамо — суть пустышка, подделка от начала до конца. Тебя манят конфетой, а потом оказывается, что обёртка пуста. Кем себя чувствуешь?

— Идиотом.

— Точно! Унизительно. Идеалисты — другое дело. Тебе вместо конфеты подают торт — настоящий, многоэтажный, на два или три кило, весь в кремовых розочках и клубничках. Любишь сладкое?

— Ну да.

— Так вот. Идеалист предложит такое чудо кондитерского искусства, какое и представить сложно. Слопай хоть целиком, хоть столовой ложкой, он лучше прежнего тебе достанет, только жри. Но больше чур никаких конфет! И ты понимаешь, что попробовал бы кусочек тортика, и ещё бы повторил, если он так же вкусен, как кажется на первый взгляд. И ещё хочется время от времени…

— Так почему же ты топаешь домой голодным?

— Потому что мне не под силу съесть целый торт. Потому что я трижды дурак, но не нажрался вдосталь этих блестящих фейковых конфет.

— Мужчина полигамен от природы, об этом речь?

— Молодец, суть уловил.

— Чему тогда радуешься? Говоришь о том, что хочешь конфет, но волочешься к черту на рога за тортом. Как ни старайся, здорово заметно, что это не ты наелся, а тебе пожадничали новую порцию.

— Так и есть. Я радуюсь только оттого, что до ужаса приятно встретить человека, который не пустая оболочка, у которого за красивым фасадом кое-что есть. Уверен, однажды я пожалею, что не смог отказаться от разнообразия, и даже захочу вернуться, но это потом. Разве будет меня кто-то ждать?

Эрик молча пожал плечами. По большому счёту, ему было абсолютно безразлично, будет ли кто-то ждать этого болтливого Костика. Тут уж либо идеалист встретит такого же идеалиста и заработает с ним один на двоих диабет, либо мечты рухнут, и на одного циника в итоге станет больше.

«Тома, значит. Томочка. Тамарочка»,

— после того случая мысли волей-неволей возвращались к независимой идеалистке, которая, сама того не зная, на корню сломала Эрику систему представлений о женском поле, разбудила дремавшую доселе часть мужского естества, которая отвечает за завоевания и жажду обладать.

Три дня подряд Эрик регулярно ловил себя на размышлениях о том, каковы были бы его шансы, решись он на попытку подступиться к этой девушке, и как ни прикидывал, шансы стремились к нулю. Эрик злился.

На себя — за то, что опустился до того уровня, когда уважающая себя девушка ни за что не посмотрит в его сторону.

На жизнь — за то, что скривила его улыбку и взамен научила кусаться.

На неприступную Тамарочку, которая даже если и заметит в конце концов, то увидит то же, что видит теперь даже отец — шпану, малолетку, способного только портить жизнь всем вокруг.

Значит и она, идеалистка Тамарочка, недалеко ушла от глупых школьных куриц, которые сняли его с участия в олимпиадах и из мелочной мстительности занижают оценки, от тренера, выжившего его из команды, от дворовых дружков, которые искренне держат его за своего и совершенно не понимают, зачем Эрик столько тратит в книжных магазинах, когда эту «кучу бабла» можно потратить на дело — выпивку, сигареты, траву и девок.

И за дверью вдруг — она. Медленно поднялась, держась за грязную стену. Стыдно ужасно — он совершенно забыл, что соседка сверху в его войне — лицо гражданское, оказавшееся на передовой по неведению, страдает без вины. И хотелось спасать её, заслонить собой и никому не давать в обиду, никогда. Да только сам обидел, пути обратно нет. И вряд ли нужно ей было спасение, она пришла напасть первой.

Нападение — защита.

Эрик хамил грубо, пошло, как последнее быдло. И она сорвалась на крик, и голос у неё был не женский, и звали её, оказалось, Сергей, и не просто Сергей, а на «вы» и по отчеству, и очередного скандала отцу уже не избежать. И Эрик ненавидел, ненавидел Тамарочку, которая никакая не идеальная, которая пошла против него, как и все. Он ненавидел люто, и едва сдерживался, чтобы не ударить отчаянно, потому что теперь — точно можно, потому что девочка Тамарочка оказалась целиком его выдумкой, и целых три дня он, Эрик Рау, грезил мужиком.

====== “Тамарочка” – Глава 2 ======

Александр Генрихович, традиционно игнорируя нормы этикета, со звонким лязгом орудовал ложкой по дну кастрюли. От борща осталась лишь пара кусочков морковки по углам да невычерпываемые капли бульона. Едок был сыт, но старательно продолжал выскребать побитую жизнью посудину, упорно делая вид, что не замечает надрывного чириканья звонка в прихожей. Ситуация, изученная до мелочей. Сомневаться, что за дверью стоит очередной разгневанный «доброжелатель», не приходилось. Деваться некуда, но сперва — борщ.

Долговязый Эрик с видимым безразличием подпирал плечом угол холодильника и расковыривал заусенец. Палец вовсю кровил, но парень продолжал своё малоприятное занятие — упрямства сыну, как и отцу, было не занимать. Сценарий был знаком и младшему Рау с той лишь разницей, что он мог, не задумываясь, назвать имя звонящего.

— Задрал придурок! — Эрик, несмотря на поразительное внешнее сходство, флегматизма отцовского не унаследовал, поэтому сорвался первым, вихрем пролетел через тёмный коридор до двери и еле поймал собственную руку на излёте, когда та уже замахнулась, чтобы со всей дури вдарить по двери. Тамарочка слишком явно принадлежал к тому сорту дебилов, которых жизнь не учит ничему. И даже несмотря на то, что Эрик ненавидел соседа сверху без малого уже неделю, калечить его по-прежнему не намеревался.

— Вали отсюда подобру-поздорову, урод, — выпалил тихо, чтобы отец не услышал, на едином дыхании, глотнул немного воздуха и без пауз закончил, — моё обещание спустить тебя с лестницы всё ещё не аннулировано.

— Смотри-ка, ты и слова умные знаешь? С виду гопота-гопотой, — не остался в долгу сосед и просиял снисходительной усмешкой.

— А ты, любезный, как ни погляжу, баба-бабой, так какого кляпа брюки нацепил? Проклятая эмансипация? — Эрик был уверен, что и в словесном противостоянии легко положит Тамарочку на обе лопатки. Он непременно довёл бы начатое до конца, если бы отец не завершил, в конце концов, трапезу и не вышел в прихожую:

— Эрик, кто там?

— Да так, пап, ничего примечательного. Гомосек один.

— К тебе, что ли? Приятель? — непрошибаемый Александр Генрихович как будто не слышал подозрительной рекомендации.

— Упаси боже! К тебе. Жилец новый из тридцать второй.

— Раз ко мне, так прикуси свой грешный язык и шуруй в комнату. С ориентациями соседей без сопливых разберусь. Распоясался совсем! — рыкнул отец с несвойственной ему строгостью. Родитель, от природы мягкий, спускал сыну практически всё, но грубить старшим запрещал категорически. Эрик поспешно ретировался метра на три вглубь квартиры.

— Вы действительно ко мне, молодой человек? — приветливо кивнул посетителю глава семейства.

— Да, думаю, к вам. Меня зовут Сергей. Я ваш сосед сверху, из…

— Из тридцать второй квартиры? Меня зовут Александр Генрихович, можно просто дядя Саша. Мой сын снова что-то натворил?

— Да… То есть…

— Серёжа, простите, что перебиваю, мне неудобно держать вас на пороге, проходите, разговор серьёзный…

Эрик зло прищурился и с новыми силами принялся расковыривать следующий палец. Ни одна соседка прежде не решалась войти с претензиями в их с отцом, в его, Эрика, святая-святых. Врагу не место в доме. Но отец гостеприимно проводил Сергея на кухню и уже суетился с чайником.