Сердце мертвого мира (СИ) - Субботина Айя - Страница 36

  - Хани - она ведь неспроста так похожа на ту женщину? - Он знал ответ, но предоставил хозяину Харрога самому произнести эти слова.

  - Я не узнал бы в них схожести, только если бы глаза мои утратили способность видеть. - Берн обернулся на Раша, странно бледный с лихорадочным огнем на щеках. В его глазах не осталось ни всполоха от хмельной удали. - Отец ничего не знал про нас, никто не знал, кроме Сарии. Она взяла с меня слово никогда больше не видеться с Шиманой, взяла меня самым живым - нашим сыном, грозила все ему открыть. И я сдался. Может оттого еще, что струсил. Побоялся позора и кары, чтоб меня харсты вечно потрошили.

  Рашу оставалось лишь молча слушать дальше.

  - Шимана горя не вынесла, что родную кровь погубила, разум покинул ее. Бродила по городу и спрашивал всякого: где моя девочка? После начала кидаться на всякого, видела только плохое. Может затуманенный разум так ей велел - не знаю. Сплетни пошли, мол, взял ее злой дух. Фергайры забрали Шиману к себе, чтобы прогнать добаша, да только обратно она уже не вышла. Только на погибель, на черном камне. Колдуньи Белого шпиля так приказали, никто не смел ослушаться.

  - И про черную отметину Шараяны тоже фергайры сказали? - Раш помнил старых, которые еще при первой встрече, тогда, в замке Конунга, показались ему вороньем. И совесть не терзалась, что напрасно думает.

  - Они, - подтвердил Берн. - Торхейм так и не простил колдуньям ихнего решения. Пошел против бабьего заговора, да только они с ним быстро расправились. Думаешь, не в силах им было повернуть свое Зеркало, прислать помощь, оградить Торхейма охранными чарами? Все могли, только ни одна пальцем не пошевелила. Знали, что не воротится живым. Теперь меня заместо него.

  Раш пожал плечами, улучил момент и поставил кубок на край поленницы.

  - Мать моя говорила, что даже из того, что из дерьма вышло может дерево вырасти плодоносное, - сказал вкрадчиво; боялся спугнуть доверительный тон беседы. - Только дурак говорит, что пути нет, стоя перед распахнутыми воротами. - "Как бы не пришлось мне после таких слов собирать язык свой по кускам".

  Берн, к его удивлению, улыбнулся. Вымученно, будто дерзал за зубами перепуганную птаху, и боялся выпустить. Но все ж в лице его не было злости.

  - Понимаю, куда ты клонишь. Сария мне так же говорит. Еще ничего не объявили в голос, а она уж привечает в доме всяких проходимцев.

  - Рхельцев? Они разве ей не родичи?

  - Посланники от царя Ракела. - Берн отставил кубок, поморщился. Видно было, что ищет взглядом чем бы закусить, но, не найдя хоть бы чего съестного, сунулся носом в богатый мех на вороте кафтана. Сделал глубокий вдох, снова поморщился и чихнул что есть мочи. - Приехали торг вести за моего сына.

  - И в чем тот торг? - Раш чувствовал себя канатоходцем над пропастью: один шаг неверный - и быть ему на камнях.

  Но Берн только замахал на него рукой.

  - Не хочу говорить о стервятниках. Пусть жена моя с ними речи ведет и вино распивает вхлест, я то свое знаю - вот им, а не Фьёрн - Северянин скрутил кукиш невидимым рхельцам, и снова перевел разговор на свое. - ты и те, кто с тобой приехали в Артум - скоро путь обратно держите?

  Карманника волновал тот же вопрос, но сказать про письма Арэна и его уговоры он не мог: за то-то обозленный на рхельцев Берн наверняка не обрадуется еще одному тайному предложению. Хотя, Раш так и не смог взять в тол, с чем именно рхельцы пожаловали в Северные земли. Надежда была на одну Миэ, и шкатулку из комнаты Дюрана. Потому карманник ответил уклончиво, сославшись на болячки Арэна - пока тот не встанет на ноги и не сможет держаться на лошади самостоятельно, они останутся в Сьёрге. Берн истолковал слова на свой лад, тут же поклялся своим покоем, что завтра же купит услуги самого хваленого служителя Скальда и тот живо поставит чужестранца на ноги.

  - Заберите дочь мою, - сказал хозяин Харрога, и голос его надломился. - Не будет мне покоя, пока здесь она ходит. Изведут ведь ее, чтоб мне угрозы не было.

  Рашу мысленно нахмурился - еще не дело возиться с упрямой девчонкой. Он только-только с облегчением вздохнул, избавившись от ее насупленного взгляда, и не собрался снова пересекаться с ней по доброй воле. Но Берн был настроен решительно. Под его тяжелым требовательным взглядом Рашу сразу сделалось неуютно, будто сбылся самый поганый сон и он очутился голым посреди глумливой толпы.

  - Ты с торгашом из Тарема не просто так ведь взялся дружбу водить, - продолжал северянин. Теперь его голос стал еще настойчивее, будто Берн чуял, что уговорить чужестранца - дело непростое. - Я заплачу золотом. Три сотри кратов вам на всех, а вы взамен тайно вывозите Хани из Артума.

  Раш не спешил с ответом, но в голов пересчитал, сколько это выйдет каждому. Малова-то, успел подумать, прежде чем Берн поднял цену, видимо приняв молчание за торг.

  - Четыре сотни. Но только Хани никогда более не должна приезжать в Северные земли.

  - Думаешь, за четыре сотни кратов мы псами при ней станем, а? - Раш ухмыльнулся.

  Сотня золотом - это хорошая сумма. Если прибавить к тому золоту, что он откладывал, да еще то, что своровал у Дюрана, выйдет достаточно, чтоб купить домишку в Тареме, взять ладную девку в жены, завести лавку и торговать там нехитрым скарбом. Не подставляться больше ни под петлю, ни под топор. Бррр. Раш отмахнулся от подобных мыслей. Он искренне надеялся, что не доживет до тех дней, когда старость сделает его немощным, а погибнет раньше. Где-нибудь на поле брани. Как герой, ну или наемник на худой конец, а не воришка, который жил на то лишь, что тащил из чужих карманов.

  - Думаю, что мне больше некого просить, - сиплым голосом ответил Берн. Стух, сдулся, точно рыбий пузырь, из которого медленно выдавить воздух. - Думаешь, легко мне было обо всем этом с тобой беседы вести, чужестранец? Доверять больше некому, ты, хоть и проходимец, но душа твоя не пропащая.

  Странное дело, подумал Раш, продолжая помалкивать, только что торг со мной вел, а теперь защебетал про душу. Неужто к совести взывает? И все же, какой бы паршивой не казалась ему просьба северянина, Раш чувствовал, что поддается. Берн, умышленно или случайно, задел в нем то самое, чего другие обычно не видели. Доверие. Огромный северянин, который мог запросто свернуть ему шею, вместо того доверился. Раш до конца не понимал, что именно двигало Берном, но не мог оставаться к холодным к его горю. Боль отца, который защищал свое дитя, была ему не ведома и не интересна, но гордость воителя, что пала перед отчаянием, пробила в карманнике брешь.

  - Как, по-твоему, ее вывезти? Она ведь не шило, в мешок не сунуть. Небось сопротивляться будет. Фергайра же.

  - Не знаю. - Берн прошелся пятерней по бритой голове, будто причесывал невидимые волосы. - Нельзя ей говорить, от какой крови родилась, как бы не вышло с нею того же, что и матерью - потемнеет в голове, и край.

  - Хорошо, - кивнул Раш. В голове назойливо завертелась мысль, что пока он тут глядит на Бернову израненную душу, где-то там его дожидается таремка. И чем больше она будет ждать, тем злее станет. - Я передам моим друзьям твою просьбу, Берн. Секрет сохраню, об этом не беспокойся, но за всех не мне одному решать.

  Северянин согласился. Раш поспешно бросился к двери, но хозяин Харрога задержал его окриком.

  - Я последнее спросить хотел, - он мялся, будто никак не мог найти подходящих слов. Когда заговорил, слова звучали неразборчиво. - Торхейм. Он ведь о чем-то просил тебя тогда? Не скажешь - о чем была та просьба?

  Раш порадовался, что так и не повернул к северянину лица. Тот вполне мог все прочесть и так, по одному только взгляду, заподозрить неладное. А Раш не собирался открываться ему. Зачем? Чтоб только рану разбередить? У иджальцев есть поговорка, что о своих мертвецах надобно говорить либо только хорошо, либо вовсе ничего.

  - Взбучку устроил, чтоб не воровал больше, - соврал карманник. - Сам знать должен, какая у него рука тяжелая ... была.