Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 13

Таким быстрым, отточенным жестом, словно знал, что я собираюсь сделать.

Браслеты пальцев смыкаются на руках, а потом он разводит их в стороны и легко подталкивает меня, заставляя лечь на кровать.

— Везде, — повторяет негромко, и взгляд у него сейчас совсем сумасшедший.

Мысль об этом приходит в ту же минуту, когда Орман заводит мои руки над головой и наклоняется ко мне. Кажется, что он сейчас снова меня поцелует, и он целует…

Туда, где краешек корсета цепляет сосок.

Прикосновение выходит таким пронзительным, что я вздрагиваю всем телом.

Не дрожу, именно вздрагиваю, когда волна удовольствия прокатывается от зажатых в тиски его пальцев запястий до самых ног. Впрочем, в следующий миг меня уже накрывает второй: губы Ормана плотно обхватывают сосок, кончик языка касается безумно-чувствительной вершинки.

— А-а-ах…

Дыхание вырывается вместе со стоном. Мне кажется, что все, до предела. Особенно когда он перехватывает мои руки одной, а второй скользит по шее, цепляя грудь и спускаясь все ниже. Прикосновения через корсет почти не чувствуются, скорее, звучат во всем теле предвкушением.

Он плотнее сжимает губы, вырывая у меня сдавленный всхлип. Проводит рукой между моих ног, прямо в разрезе панталон. Пытаюсь свести бедра, но в это мгновение меня обжигает пронзительно-острая вспышка укуса. Боль, обычно отрезвляющая, сейчас расходится от вершинки груди по всему телу. Пьянящим, будоражащим, диким чувством. Прохладный воздух обжигает собравшийся тугим комочком сосок, когда Орман произносит:

— Не смей закрываться от меня, Шарлотта.

Не смей.

Это звучит как приказ, в его глазах — тоже приказ: жесткий, подобный тому, что он так привык отдавать. Он почти касается моей груди губами, дует на нее — легонько, скользя пальцами там, внизу.

Медленные, дразнящие прикосновения заставляют выгибаться, потому что сил терпеть больше нет. Я даже дышу через раз, чтобы не кричать на весь дом.

— Шарлотта, — пристальный взгляд.

Только он умеет смотреть так, что все мысли разбегаются.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Шарлотта.

Хочется двигать бедрами, хочется вжиматься в его пальцы, бесстыдно. Хочется просить его не останавливаться… отчаянно хочется большего, особенно когда он задевает безумно чувствительную точку у меня между ног, или дотрагивается чуть ниже. Там, где вход в мое тело становится совсем влажным и скользким.

— Вы… вы же и так знаете, — смущаться сейчас уже поздно, но я почему-то не могу вытолкнуть из себя ни слова.

Точнее, не могу сказать о том, о чем только что думала.

— Знаю, — хрипло говорит он, и в его радужке снова течет золото. — Но хочу услышать это от тебя.

Пальцы поглаживают вход и смещаются к бедрам, вызывая разочарованный вздох.

— Скажи, — повторяет Орман. — Мне нужно это слышать.

Это совершенно точно не приказ, это — просьба. И не откликнуться на нее невозможно, просто потому что его голос эхом отзывается во мне.

— Вас. Я хочу вас, — закусив губу, смотрю ему в глаза, и тут же поправляюсь: — Тебя. Эрик.

Его выдох больше напоминает хриплый стон, который заглушает мой. От проникновения внутрь — сначала одного пальца, затем, медленно — второго, все сладко сжимается: изнурительно, невыносимо. Пожалуй, эти движения еще более жестокие, от них я окончательно теряю себя и перестаю сдерживаться. Выгибаюсь, шире развожу бедра, сжимаю пальцы так, что ногти впиваются в ладони.

От взгляда — плывущего взгляда в упор — томительно сводит низ живота.

Пальцы выскальзывают из меня столь неожиданно, что я вскрикиваю.

Орман стягивает с меня панталоны, отбрасывает их в сторону.

Расстегивает брюки, и я отвожу глаза. Не могу заставить себя смотреть.

— Шарлотта, — низкий голос, скользящий дыханием по груди. — Посмотри на меня.

Сжимаю губы и качаю головой.

Это просто выше моих сил, достаточно уже и того, что свет течет по моему телу, открывая каждый его изгиб. Я прикрыта только сползшим корсетом, под грудью, на животе, все остальное бесстыдно обнажено.

Все.

Он действительно может видеть меня везде.

Словно понимая, что для меня это и так уже слишком, Орман отпускает мои запястья.

— Ты так возбуждающе стесняешься, Шарлотта.

Он разводит мои бедра чуть шире, а потом заставляет согнуть ноги в коленях. Прикосновение его… там… заставляет вздрогнуть и широко распахнуть глаза.

— Расслабься, — произносит Орман, продолжая меня ласкать.

Возвращая это нарастающее сладкое чувство, от которого хочется кричать. От непристойных прикосновений воздух становится густым и вязким, я хватаю его губами до той минуты, когда одно резкое движение обжигает низ живота болью. Вскрикиваю, пальцы сжимаются на простынях. Дыхание перехватывает — не то от ощущения невозможной растянутости в точке, где соединяются наши тела, не то от того, как хрипло он выдыхает, замирая внутри.

— Очень больно? — всматривается в мое лицо.

— Нет, — выдыхаю в ответ. — Нет, не очень.

— Моя девочка, — шепчет, нависая надо мной на руках. — Моя… маленькая мисс Шарлотта Руа.

Медленно подается назад, вызывая внутри тягучее, болезненно-жаркое удовольствие.

С губ срывается стон, а Орман уже снова подается вперед.

О-о-ох…

Назад, под мой громкий стон.

И снова вперед.

С каждым движением боль отступает… не затихает, нет, но становится мягче, внутри собирается странная, тягучая пульсация, от которой по телу растекается жар. Орман вглядывается в мое лицо, и я больше не отвожу глаз. Бесстыдно подаюсь навстречу, не сдерживая стонов и комкая атласное покрывало. Его пальцы скользят по ягодицам, чуть приподнимая мои бедра.

Я вскрикиваю и задыхаюсь от новых ощущений, когда что-то внутри отзывается острым, ни с чем не сравнимым удовольствием.

Снова и снова.

Еще и еще.

До стонов, переходящих в выдохи. До выдохов, переходящих в стоны.

— Кричи, Шарлотта, — он скользит губами по моим губам, с силой подаваясь вперед.

И я кричу от жаркого удовольствия.

Удовольствия, собирающегося в одной-единственной точке, которой хочется коснуться пальцами. Словно прочитав мои мысли, он опускает мои бедра на покрывала, скользит ладонью между наших тел. Новое прикосновение отзывается вспышкой, невыносимо-жаркой, выбивающей меня из сознания.

Потому что в сознании не может быть так хорошо.

Так горячо.

Так сладко, как сейчас, когда мир вокруг рассыпается тысячами искр.

Не сразу понимаю, что это взрываются магические светильники, и в этих ослепительных вспышках на миг перестаю быть собой.

Ни с чем не сравнимое наслаждение пульсирует внутри, отзываясь в точке под его пальцами. Вырываясь моим протяжным шепотом-стоном:

— Эри-и-и-к…

И его рычанием, запускающим по телу волну.

Волну удовольствия, в которой мы содрогаемся вместе, я тону в его руках и собственных всхлипах до той минуты, пока он подается назад. Этот рывок не менее ощутим, чем когда он оказался внутри, но Эрик уже прижимает меня к себе. Подхватывает, обнимает, заворачивая в покрывало. Или в себя.

Почему-то именно сейчас на ум приходит: «Я не позволю тебе замерзнуть», — и эта мысль отзывается во мне пронзительным теплом.

Я прижимаюсь к нему, вдыхая запах сандала и разгоряченного тела.

Чувствуя, как сильная ладонь скользит по спине, по взмокшим волосам: не то лаская, не то успокаивая.

— Вы прекрасны, мисс Шарлотта Руа, — произносит он.

Я лишь на миг открываю глаза, чтобы встретиться с ним взглядом.

Темным и глубоким, как зимняя ночь за окном. Удивительно, как преобразились его черты, словно передо мной совсем другой человек.

— Вы тоже, месье Эрик.

Он касается моих губ, убирает со лба налипшие прядки и улыбается.

Я улыбаюсь в ответ — слабо, а потом позволяю себе крепче прижаться к нему и оплести рукой его грудь. Закрываю глаза и понимаю, что под ладонью по-прежнему жесткая ткань жилета: Эрик, в отличие от меня, одет. Это кажется неправильным, но почему, я понять не могу. Мысли путаются, ускользают, стекая в сон, и я падаю в него вслед за ними. Последнее, что слышу, это его шепот: