Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 41

— Перемены — это всегда к лучшему.

— Всегда?

— Всегда, крошка Лотте.

Ой, нет.

— Ты мог бы не называть меня крошкой?

— Мог бы, — Эрик приблизился. — Но не стану. Тебе идет.

Он обнял меня за талию и привлек к себе.

— А вот ты не станешь мне возражать.

— Мы договаривались, что во время занятий не будет никаких игр, — заметила я.

— Занятие закончено.

— Я…

— И выходные уже прошли.

М-м-м-м… во мне все как-то разом похолодело. Похолодело несмотря на то, что сегодня я чувствовала в себе магию, ощущала ее тепло, текущее от сердца по всему телу. После расспросов по изученному материалу Эрик решил, что пришло время немного попрактиковаться: точнее, пока что попробовать наладить взаимосвязь между мной и магией. То, что в теории казалось легким и пустяковым, на деле получалось гораздо сложнее. Например, я никак не могла уловить мгновение, когда магия втекает в ладони, но еще не готова вырваться в мир. Этот момент был очень важным, потому что перед тем, как ее отпустить, нужно было понимать, сколько сил ты направляешь вовне. В общем, сегодня я свою магию так и не увидела, Эрик не разрешил. Мы занимались только тем, что позволяли ей согреть ладони, а затем отступить. И так снова и снова.

— Почему я не чувствовала магию под заклинанием? — спросила, когда мы закончили. — Оно ее подавляло?

— Нет, оно просто не выпускало ее из тебя. Ты привыкла к внешним проявлениям всего, что происходит вокруг, поэтому не всегда ее осознаешь. Сейчас ты только учишься чувствовать, потому что магия просыпается постепенно и так же постепенно набирает силу. Со временем она станет для тебя естественной, как дыхание или биение сердца.

Эрик был прав, когда говорил, что запирать магию нельзя, нельзя долго ходить под этим ужасным заклинанием. Пусть даже (как он мне объяснил) магия жизни никогда не разрушает, чувствовать ее течение во мне было невероятно! С непривычки этого не понять, но когда он снял с меня защитный кокон, я ощутила разницу. С первых мгновений, как магия забурлила в груди, отзываясь на свободу и внешний мир, за спиной словно выросли крылья.

— А завтра ты позволишь мне ее увидеть? — спросила я.

— Посмотрим, как у тебя будет получаться сегодняшнее упражнение. Нам некуда спешить.

Легко ему говорить! Я хотела спешить, хотела быстрее увидеть то, что спасло цветы.

Может, если сейчас вернуться к этому разговору, он забудет про всякие игры?

— Мне очень понравилось занятие, — заметила я, упираясь ладонями ему в грудь и закусывая губу. — Может быть, еще немного попрактикуемся?

— Хорошая попытка, Шарлотта, — губ его снова коснулась улыбка, которая спустя мгновение растаяла без следа. — Но у тебя сегодня еще один урок по другому предмету. Пойдем.

Он отстранился и подал мне руку, пришлось вложить слегка подрагивающие пальцы в его ладонь. Ладно хоть Лотте больше не называл, потому что в этом имени было что-то совсем на меня непохожее. Непокорное, дерзкое, своенравное, и, пожалуй, порочное. Бесстыдное и откровенное, как то, о чем мы с ним договаривались. Но ведь он обещал, что не будет делать ничего такого, что мне не понравится.

Мы вместе поднялись в знакомую спальню. Отодвинув тяжелую, темно-синюю с золотом портьеру, Эрик показал мне дверь. Оказалось, мои вещи Сюин разместила в соседней (смежной), там же мне предстояло переодеваться. В отличие от его, эта комната была выполнена в нежно-зеленых тонах и больше подошла бы молодой женщине. Смежные комнаты в богатых домах Энгерии всегда предназначались супругам, изредка отводились под детскую, чтобы мать или отец в любой момент могли попасть к малышу. Но эта… эта была словно в точности для меня.

 — Почему бы мне не спать здесь? — спросила я. — Ведь нас будет разделять только дверь.

— И сон, — коротко заметил Эрик.

— Твоими устами это звучит особенно интересно. Просто я думала о раздельных комнатах, но если с твоей спальней есть смежная, почему бы…

— Не спорь, Лотте.

Он указал мне на комод.

— Бери все, что нужно. Сколько времени тебе потребуется, чтобы привести себя в порядок?

— В порядок? — чтобы не вцепиться в юбку, я сложила руки на груди.

— Да. Ванная в твоем распоряжении.

— О… Не знаю. Полчаса, может быть.

— Хорошо.

Он отошел к столу и, открыв верхний ящик, достал бумагу, чернильницу и ручки. Я же направилась в комнату, где, распахнув шкаф, увидела два сиротливо болтающихся платья: в одном я ходила в театр, в другом к Вудвордам на работу. То, что на мне — мое лучшее, выходное, было третьим. Но если так говорить, роскошный наряд от Хлои Гренье никогда моим не был, поэтому я отодвинула его в сторону и принялась раздеваться. Дрожащие пальцы расстегивали пуговицу за пуговицей, я выпуталась из платья и принялась за корсет, но тут вспомнила, что мне придется пройти мимо Эрика и замерла. Конечно, стесняться после всего, что случилось — глупо, но я стеснялась. Все равно дико, до ужаса стеснялась.

Халат! Мне нужен халат!

Подбежала к комоду, выдвинула ящик… второй, третий, четвертый…

Нет, не может быть. Не может быть, чтобы Сюин не взяла халат! Он же лежал на самом видном месте.

Подошла к двери, осторожно выглянула из-за нее:

— Эрик… Кажется, Сюин не взяла мой халат. Ты не мог бы… у тебя не найдется запасного, в котором я могу дойти до ванной?

— Сюин здесь ни при чем, — донеслось невозмутимое из-за стола.

— То есть?

— Я его просто выкинул. В таком старой деве ходить не стоит, не то что очаровательной девушке.

Что?!

От возмущения уставилась в его затылок.

— Не прожги во мне дыру, Лотте.

— Эрик! В чем я, по-твоему, должна ходить в ванную?

— Сегодня можешь пойти туда в нижнем платье.

От такого «разрешения» я задохнулась.

— Что значит — сегодня?

— То и значит, — не оборачиваясь, произнес он. — Насколько ты чувствуешь, в комнатах очень тепло. Здесь вполне можно ходить без одежды.

От такого предложения щеки мгновенно вспыхнули огнем.

— Я не буду разгуливать перед тобой обнаженной!

— Сегодня не будешь.

— Никогда!

Захлопнула дверь и огляделась: комната выглядела вполне жилой, то есть к моему переезду ее полностью привели в порядок. А значит… значит, с наибольшей вероятностью, и постель застелена тоже. Приподняла уголок покрывала: точно! Быстренько закатала его валиком и вытянула верхнюю простыню. Вот так! А теперь и переодеваться можно.

Разделась я и впрямь до нижнего платья, с собой взяла сорочку и смену белья (спасибо, что без белья не оставили!). Велико было искушение высказать эту благодарность Эрику, но воспитание остановило. Поэтому целомудренно завернувшись в простыню от плеч до пят, запахнув ее на груди так, что сама стала похожа на призрака, я вышла в соседнюю комнату и гордо прошествовала мимо этого бессовестного мужчины в ванную комнату.

Не забыв напоследок хлопнуть дверью чуть громче, чем полагается.

И щелкнуть замком.

Развернулась к зеркалу, подумывая, куда бы положить белье, прекрасно понимая, что это всего лишь небольшая отсрочка.

Отсрочка от чего?

В сотый раз напомнила себе, что Эрик обещал ничего не делать. Ничего такого, что мне не понравится, но рядом с ним мне нравилось все. Мне нравилось даже то, какой порочной и распутной я становилась под его ласками. Нравилось то, что он делает, хотя нравиться было не должно! Как далеко я смогу зайти?

Сейчас я стояла напротив зеркала. Там, где меня перекинули через кресло и обещали выпороть: сама мысль об этом казалась дикой, неправильной, страшной. Но ведь и веревки, которыми он оплетал мое тело — это тоже ненормально. Ненормально плавиться от его прикосновений, когда они впивалась в обнаженную кожу волокнами.

Зажмурилась и замотала головой.

Нет, это точно не для меня.

Нет!

Стянула простыню на кресло, белье положила на подставку для полотенец. Она обнаружилась рядом с ванной: тяжелая, на бронзовых ножках, состоящая из нескольких полок. В доме, где я снимала квартиру, приводить себя в порядок было одной из самых неприятных процедур (вода со ржавчиной, то слишком холодная, то слишком горячая, но чаще всего первое, облупившийся кафель, сквозняки, тянущиеся изо всех дверных щелей), здесь же (да даже в доме Тхай-Лао), я могла бы провести вечность. Поэтому быстро открыла кран, сунула пробку в слив и обернулась к шкафчику, где в прошлый раз Орман оставил для меня какое-то чудо-средство, после которого меня сморил сон.