Цепи его души (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 71

— Сначала я помогу тебе одеться.

Это прозвучало так, что мне разом перехотелось завтракать.

— По-моему, сейчас ты меня раздеваешь.

— Я же не могу надеть платье поверх халата. Точнее, могу, но смотреться это будет не очень, не находишь?

— Вы невыносимы, месье Орман!

— Эльгер.

— Что?

— Эльгер. Моя настоящая фамилия.

Эльгер… Какое знакомое имя! Но где я могла его слышать?

Тем временем с меня стянули халат, отбросили на постель, а после Эрик действительно подхватил платье.

— Повернись, Шарлотта.

От короткого приказа из головы вылетели все мысли.

Сама не знаю почему, рядом с ним я тоже постоянно думала о… об интимной близости. Должно быть, это какое-то помешательство, иначе с чего мне покрываться мурашками под его взглядом, даже когда он меня не касается?

— А теперь подними руки.

Платье накрыло меня атласным облаком, скользнуло по чувствительной коже. Я вздрогнула, когда сильные пальцы коснулись шнуровки на спине: удивительно, но оно действительно позволяло ходить без корсета. Это я поняла, стоило Эрику плотно затянуть лиф. Плотно, но все-таки не настолько, чтобы я почувствовала себя сплющенной сухой рыбиной, из которой выдавили все соки. И да, это ощущалось совсем по-другому: ткань ласкала кожу, плотно прилегала к груди, открывая сквозь окно декольте лишь дюйм ложбинки. Рукава тоже не были плотными: закрывая плечи, книзу они расширялись. Юбка без кринолина была совсем не пышной, но переливалась бликами, как морская гладь.

— Вернемся к прическе, — Эрик кивнул на постель.

Искренне порадовалась этой передышке, потому что даже одевание в его исполнении выходило крайне провокационным. Опустилась на краешек кровати, чувствуя, как атлас скользит по коже, не защищенной корсетом и нижней одеждой.

Кажется, я поняла, зачем это было нужно Эрику, потому что одна только мысль о том, что под платьем у меня ничего нет, отозвалась внутри возбуждением. И это ему я ставила в укор, что он ни о чем другом думать не может?!

Он отошел лишь ненадолго, за гребнем, а в следующую минуту его пальцы уже скользнули по моим волосам.

— Где мы будем завтракать? — спросила я.

Только сейчас вспомнила, что он сказал «идем», да и не торопились нам накрывать в спальне.

— В мастерской.

— В мастерской?

— Да, это идеальное место, чтобы начать новый день.

Должно быть, место действительно идеальное, и раньше я была бы счастлива начать день вместе с Эриком среди красок и холстов, в самой светлой комнате этого дома, но…

— А как же Камилла с Эммой?

— При чем тут Камилла с Эммой? — голос его прозвучал отстраненно.

Он заплетал мне косу, я видела, как льется лента, перекинутая через мое плечо, с каждой секундой становясь все короче.

— Ты говорил, что Камилла твой друг. Точнее, ты ее так представил…

— Так и есть, Шарлотта. Камилла стала одной из немногих, с кем я мог быть собой.

— И долго вы… были в таких отношениях, о которых ты говорил?

Мысленно прикусила язык, но поздно. Вот почему, почему, когда дело касается Камиллы, я не могу держать его за зубами?! Почему я не ревную Эрика к той женщине с картин, жене его брата?

— Несколько месяцев. Ей нужно было понять, что мужчина не ра́вно безжалостная тварь, а еще — что боль тоже может быть исцеляющей. Даже если основа под ней всего лишь темная страсть. Она училась чувствовать заново, и она научилась.

— Она в тебя влюблена?

— Возможно.

Возможно?!

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— Я никогда ничего ей не обещал, а что обещал — все исполнил. Сейчас нас связывают исключительно деловые и дружеские отношения, все остальное — ее выбор.

— Тебе не кажется, что это слишком жестоко?

— Не кажется, — холодно ответил Эрик. — Наши чувства никоим образом не касаются других людей. Если бы я сходил по тебе с ума, а ты оставалась ко мне холодна, это был бы мой выбор. Ты тут ни при чем.

— А если бы случилось наоборот?

— Такого не случилось, Шарлотта, — негромко произнес он.

Но с Камиллой случилось.

Все-таки временами я совершенно его не понимала. Пожалуй, лучше свернуть этот разговор, тем более что спросить я хотела о другом.

— Может быть, мы позавтракаем с ними? — предложила.

Не сказать, что я буду счастлива завтракать с Камиллой, но вся эта ситуация все равно казалась мне дикой. Особенно после нашего с ней откровенного разговора.

— Нет.

— Нет?! Они же твои гостьи.

— Были, — произнес Эрик, подтягивая ленту и завязывая бант.

— То есть?

— То есть этой ночью они уехали. Камилла и Эмма сейчас на пути в Вэлею.

Мысли о Камилле не оставляли, возможно, именно поэтому завтрак вышел несколько скомканным. Эрик то ли чувствовал мое настроение, то ли сам был погружен в размышления, поэтому за столом мы едва перекинулись парой слов. Преимущественно, наш разговор сводился к тому, не передать ли мне то или это, и все в том же духе светских бесед. Отчасти я была рада этому недолгому затишью, потому что сегодня узнала о нем больше, чем за все время нашего знакомства.

Камилла уехала ночью: собрала вещи, взяла Эмму и отправилась на вокзал, чтобы успеть на ближайший поезд до Вэлеи. Как ни старалась я прогнать ее образ из головы, не получалось. Слишком сильное впечатление произвели на меня ее слова, но гораздо большее — то, что она не сказала. О чувствах к Эрику, которые сквозили в каждом ее слове: запертые, глубоко скрытые от самой себя. О муже, которого она ненавидела, от которого желала избавления. И все это под толщей ледяной брони, которая дрогнула лишь единожды. Когда она, не выдержав, выбежала из столовой, поэтому сейчас мне не давало покоя то, что Камилла уехала из-за меня.

Пусть даже Эрик и говорил о том, что мы не в ответе за чувства других людей, мне все равно казалось, что я была слишком груба, и, пожалуй, жестока.

Я могла бы, по меньшей мере, просто спокойно ее выслушать. Могла бы…

Но не стала.

И это тоже не давало мне покоя.

Заметив мое настроение, Эрик предложил съездить в город, и я согласилась.

Воцарившийся в Лигенбурге мороз смягчала городская ярмарка, открывшаяся к Празднику Зимы. Пока что она работала только по выходным, но ближе к новому году каждая из лавочек будет открыта семь дней в неделю. Сейчас они, украшенные разноцветными флажками и красочными коробочками, выставленными для привлечения внимания, создавали праздничное настроение.

Площадь короля Витейра, залитая холодным солнцем, сверкала высокими окнами и шпилями окружающих ее зданий, мимо нас проходили люди, богато одетые и не очень, родители с детьми, джентльмены и леди, парочки: ладони женщин чинно покоились на сгибах локтей их кавалеров. Было что-то удивительное и волшебное в том, чтобы идти вот так рядом с Эриком, не скрываясь и не таясь. Встречая заинтересованные взгляды и отвечая на них улыбкой.

Город искрился рыхлым от холодов снегом, счастливыми лицами, ожиданием праздника. А в самом деле, ведь не так долго уже осталось до дня, когда надо будет украшать елку.

Мы как раз проходили мимо статуи короля Витэйра, и я вскинула голову. Если перед королевским театром освободителя Энгерии изобразили на лошади и с мечом, в камне, то здесь бронзовая статуя короля опиралась на трость, а голова была гордо вскинута.

— Восхищаюсь им, — сказала я. — Он столько сделал для своей страны.

— А даже если чего-то и не сделал, это дописали.

Вот не люблю, когда Эрик в таком настроении. Не люблю — и все!

— Витэйр действительно освободил Энгерию, — заметила я. — И ничего дописывать здесь не надо.

— Ну разумеется. А Робер Дюхайм просто стоял в сторонке и держал знамя.

— Робер Дюхайм? Это тот ужасный…

— Тот ужасный некромаг, который ценой своей жизни вытащил страну из-под лапы Луанской империи, да.