Элемента.T (СИ) - Лабрус Елена - Страница 45

Арсений с видом знатока толок в ступке золотой порошок, заботливо нацарапывая его с бесформенного куска столовым ножом и заставлял Еву вдыхать, как кокаин.

Она чихала, морщилась, вытирала слёзы, но после первого же сеанса ей стало лучше. А может Дэну показалось — он так сильно хотел, чтобы она поправилась.

Три дня подряд каждые четыре часа Арсений скрёб свой «философский камень», и она поправилась.

— Все твои старания пошли прахом. — сказала Ева Эмме, когда Дэн помог ей сесть в машину. — Все мышцы спали. — В доказательство она подёргала себя за джинсы. — Сваливаются!

— Не страшно, накачаешь! — махнула она рукой. — Дэн тебя откормит. У тебя там, кстати, дома даже бактерии, что живут под ободком унитаза повесились, так что не пугайся. Я не виновата, если что.

— И этих откормим! — сказал Дэн, выруливая с парковки.

За эти три дня, Ева, конечно, похудела, но всё же не настолько, как прошлый раз, когда тело её взяла на своё попечение Эмма.

Она жевала подсохший гамбургер в забегаловке в аэропорту, набивая щёки как маленькая и пачкаясь майонезом, и Дэн любил и эти её смешные щёки, и испачканный любопытный нос.

— А ты бывал когда-нибудь в Швейцарии?

— Считай, что побывал.

— Нет, Дэн, ну, серьёзно. По-настоящему, чтобы с экскурсиями, с фотографиями Женевского озера?

— По-настоящему не бывал. Только с одной болезной девицей, которая норовит, то пулю подцепить, то прикормить собой хищных бабочек.

— Да, ну тебя! — сказала она и махнула на него булкой с остатками соуса. — Ой!

На его рубашке расплывалось жирное пятно.

— Может застираем? — с виноватым видом Ева тёрла пятно салфеткой.

— Сиди уже, стиральщица! В самолёт меня пустят? Значит, и так сойдёт!

Он периодически смотрел на это неаккуратное пятно, пока они летели — оно было похоже на птичку — эмблему их шале, где они и провели эти дни вместе. Пускай не так, как представлял Дэн, но, главное, провели вместе.

— Знаешь, как называлась наша гостиница? — спросил он Еву.

— Что-то сказочное, кажется? — она сняла наушники.

— Последняя сказка, — перевёл Дэн.

— Как последнй приют? Символично, — улыбнулась она.

— Это если дословно. Там первое слово, употребляется в значении крайняя, то есть последняя в ряду, или может на этой горе, или к границе.

— Крайняя, это уже совсем перебор. Пусть будет последняя, — она взяла его за руку. — Последняя сказка! Она же первая, только с конца.

И она была у них, эта первая с конца сказка.

После недолгих споров вернуться Вики в Италию или остаться в Эмске, силы добра победили силы разума, и они остались в России. Остались вдвоём с Марго.

С трудом, но всё же удалось арендовать небольшой домик в коттеджном посёлке со всеми удобствами. У людей, которые строили здесь дома, была какая-то нездоровая привычка, если с удобствами, то это не меньше, чем трёхэтажный замок, если просто уютный одноэтажный домик, то обязательно удобства «во дворе».

Виктория не созналась, но у неё было две очень веских причины остаться именно здесь. Она должна попросить у Евы прощение. Это не связано больше ни с какими испытаниями, она просто чувствовала себя виноватой и хотела снять с души этот камень. А ещё она должна попросить у неё Неразлучники. Вики верила, что Ева её поймёт и даст Неразлучники. Это был номер раз.

А вторая причина. В ней Вики не могла честно сознаться даже себе. Она боялась вернуться в Тоскану. Там она так сильно любила своего ребёнка, что, даже вспоминая бабушкин дом, невольно прижимала руку к животу. К уже так сильно округлившемуся животу. Она боялась этого чувства, ведь она приняла решение стать пророчицей. О том, чтобы оставить ребёнка речь больше не шла.

Вики сидела на веранде в шезлонге и пыталась читать. Но мысли всё время отвлекали её. Малыш начал толкаться. Она подняла руку с подлокотника, но тут же опустила на место. Нет, нет, к нему нельзя привыкать!

Марго ковырялась в грядках. Она нашла для себя новое интересное занятие — огород. И Вики была рада, что ба не видит её слёз. Какой бы здравомыслящей она себе не казалась, какие бы доводы в пользу правильности принятого решения не приводила, стоило ему начать толкаться, и Вики чувствовала себя убийцей.

Кровавый средневековый ритуал или простой современный аборт — всё это равнозначно. Родить и обречь его на муки или убить, не позволив родиться — это тоже были две стороны одной медали. И медаль эту выдали Виктории как «Почётному чудовищу».

Она вытерла слёзы. Если бы ей можно было умереть самой, она бы умерла. Сейчас, даже не задумываясь. Это была бы её жертва. Но принести в жертву кого-то — это неправильно, жестоко, бесчеловечно. «Убьёшь того, кого будешь больше всех любить» — эти пророчество вот-вот сбудется.

Дэн тоже был непреклонен. Он рвал и метал. Он обещал приставить к ней охрану, чтобы она не наделала глупостей. Но это было ни к чему. Интересно, если бы это был не его ребёнок, был бы он так же принципиален?

Солнце припекало. И, хотя сидеть в теньке под радостное щебетание птичек было приятно, пора было обедать.

— Говорят, если посеять сейчас редиску, то она ещё успеет вырасти к нашему отъезду, — сказала Марго, тыкая в соль перьями зелёного лука и заедая чёрным хлебом.

— Кто говорит, ба? — Виктория недовольно сморщила нос.

— Соседи, конечно, кто тебе ещё что ценного здесь скажет, — улыбнулась она, довольно хрустя. — Угощайся!

— Ты уже и с соседями успела познакомиться?

— А чего тут сложного? Вон они, целыми днями к солнцу задом к земле передом, как избушки на курьих ножках.

— Тебе, может сюда навсегда переехать, вместо того, что у себя на виноградниках редиску полоть?

— Не, здесь через пару недель комары начнутся, мошка какая-то, о которой всякие ужасы рассказывают. Да и тебе всё же там лучше будет рожать.

— Ба, ты опять?

— А что сразу ба? Что ба?

— Я не буду его рожать. И жить с тобой больше не смогу. Ты думаешь, у меня будет тело? Нет, ба, скорее всего я умру, как и все. Будешь навещать меня в Замке Кер. А потом когда-нибудь тоже умрёшь, и снова будем мы там вместе.

Вики сидела за накрытым столом, но кусок в горло не лез.

— Так я и думала, что что-то с арендой этого дома не чисто. Прощаешься со мной, да? — она тоже бросила есть, и вытерла руку о фартук, который она теперь носила как настоящая бабушка.

— Да, ба, меня предупреждали, что будет трудно. Но именно это самым трудным и оказалось — расстаться со всем родным. Со всем, что близко, дорого, важно.

— Ох, не нравится мне твоё настроение, девонька! Ох, не нравится! Может, не надо было его отпускать? Да, много глупостей ты наделала, но ведь любишь его. Любишь.

Марго, конечно, говорила о Дэне. Но Вики представляла малыша.

— Скажи, ба, если бы ты могла изменить прошлое, что в своей жизни ты бы изменила?

— Надо подумать.

— Я знаю, отец передумал бы меня делать. Вся его жизнь, все эти поиски бессмертия и волшебных лекарств, всё из-за того, что он проявил слабость.

— Глупенькая! Именно потому он и стал серьёзным учёным, что у него была личная заинтересованность. Может от чего другого, он и отказался бы, но только не от тебя, — она погладила Вики по голове и потянула короткие концы её волос вниз.

— Ай! — дёрнула головой Вики, освобождая волосы.

— Никак не могу привыкнуть к твоей новой причёске, — сказала ба, — Так и хочется вытянуть твои волосы, чтобы хоть немного стали подлиннее. Не жалеешь, что подстриглась?

— Вот об этом точно не жалею. А о том, что дала перед богами клятву, жалею. Я бы изменила именно этот день.

— Знаешь, что я тебе скажу. Если бы у меня было такое право, я бы лишила нас этой возможности что-то менять. Все эти правила: «Один оборот луны», «Что знают двое». Они оказывают нам медвежью услугу. Что бы мы ни делали, мы всё надеемся изменить, переделать, поправить. И делаем только больше ошибок и больше. Потому что мы сами не знаем, что для нас хуже, а что лучше. Жизнь — это такая сложная комбинация случайностей, и что бы ни выбрал, может обернуться плохо. И ты думаешь, если я тогда повернул направо, а не налево, то всё сложилось бы иначе. И мы возвращаемся и поворачиваем налево, но на этой дороге свои камни. Другие, но они тоже есть.