Оборотень моих кошмаров (СИ) - Новикова Татьяна О. - Страница 26

Наверное, воздух наполнился алкогольным смогом, потому что мне захотелось открыться. Никаких пугающих подробностей — «кстати, мой мужчина — оборотень, прикинь?!» — но в целом я поведала многое о себе, своей семье, даже Фирсанове. Удивительно, но этот человек меня слушал! Он не кивал головой, смотря в пустоту, а вникал и пытался разжевать каждую фразу. Сколько еще людей интересовались моей жизнью? Все другие были связаны со мною родством или тайной. А здесь какой-то первый встречный, возможно, опасный. Которому я доверилась за неполный день знакомства. Возможно, это станет самой крупной моей ошибкой, но пока я рассказывала, и речь под шум колес лилась размеренно и спокойно.

— Знаешь, что, — подытожил Артем. — Мне кажется, твой Фирсанов не такой уж и пропащий человек. Ты очень сложная, Кира.

— Спасибо, блин, — хмыкнула я. — Теперь рассказывай о себе.

— Могу задать всего один вопрос? — кивнула в ответ. — Так что ты к нему чувствуешь по-настоящему?

***

...Спустя полторы недели после моего выхода из больницы мы с Игнатом не просто крупно повздорили, а поссорились до хрипоты. Не было ещё никакой беременности, только реальность, с которой приходилось мириться: он — оборотень, я — страж; мы без ума друг от друга, но именно это и губительно.

Близилось полнолуние, когда Фирсанов попросил меня, цитирую, «свалить куда подальше, пока я не откусил тебе твою дурную голову».

— Не дождешься, — я скрестила руки на груди. — Ты не слышал Алекса, что ли? Мне рядом с тобой ничего не грозит, поэтому я буду рядом.

Фирсанов побагровел.

— Кира, как ты не понимаешь: дело не в том, что я опасаюсь за тебя. Нет, черт возьми, просто я не собираюсь опять показываться тебе ТАКИМ!

— Каким?

— Чудовищем. Монстром. Животным, — он выплевывал каждое слово с болью, чуть ли не кровью вырывая из себя. — Нет ни единого оправдания тому, что происходит со мной. Это отвратительно. Я запрещаю тебе приближаться ко мне, а если ты ослушаешься, то я найду способ избавиться от тебя. Возможно, мне и дороги наши отношения, но я сумею избавиться от них.

Это прозвучало жестоко, надменно.

— Что, опять призовешь своих баб?

— Ты считаешь меня столь неоригинальным? — изумился он. — Нет-нет, теперь я предложу разделить тебя с кем-нибудь из моих друзей. Мечтаешь попробовать втроем, а, крошка?

Моя рука взметнулась, и на щеке Игната остался горящий след. Он не пытался защититься, лишь расхохотался как истинный безумец. Глаза потемнели. Тогда я стала лупить его по груди раскрытыми ладонями, повторяя: «Ты — псих!»

Фирсанов повалил меня на кровать, обхватил запястья и завел их за голову. Я брыкалась, пыталась укусить его, но мой демон был сильнее.

— Ты можешь гнать меня, но я не уйду. — Злые слезы катились по щекам. — Слышишь, придурок?! Я останусь с тобой, даже если ты отдашь меня всем своим дружкам по очереди.

— Беспечная дура!

— Идиот!

Он выпустил меня, и я рванула из комнаты, по лестнице спустилась вниз и схватилась за связку ключей, торчащих из замка запретной комнаты.

— Что, уже готова уйти? — смеялся Игнат, и только в глазах плескалась боль.

— Почти, — я потянула его за воротник рубашки.

Мы оба оказались внутри пустого помещения, где стены особенно сильно давили, а воздух пах страданиями. С  усмешкой я запустила ключи в узкую щель и захлопнула дверь, оставляя нас взаперти на неопределенное время.

—  То есть ты предпочитаешь умереть здесь от истощения?

Фирсанов ломанулся к двери, дернул за ручку, но та не поддалась.

— Если придется. Всё, что угодно, чтобы спасти тебя.

Я села на пол, обхватив колени руками. Игнат плюхнулся передо мной на колени.

— Je t'aime [я тебя люблю (фр.)], — заявил он, глядя мне в глаза. — Pardonne-moi tout [прости меня за всё (фр.)].

— Что?

— Говорю: у тебя очень аппетитная шейка, детка. Я обязательно переломаю её в эту полную луну.

Губы скользнули по моей коже, посасывая её, оставляя после себя несмываемые метки. Это были злые поцелуи, опасные, близкие к помешательству. Уже не человеческая, но волчья половина взяла над Фирсановым верх, когда он срывал с меня платье, когда закидывал мои ноги себе на плечи. Когда наши тела сплетались, обнажаясь друг перед другом.

— Мы останемся тут навечно, — напомнил Фирсанов с ухмылкой, когда всё закончилось. — Я поставил такую дверь, которую не выбьет даже граната.

— Это то, о чем я мечтала.

— Что ж, тогда доброй ночи.

Он расхохотался и отвернулся от меня.

—  Je te pardonne [Я  прощаю тебя (фр.)], — шепнула самой себе, когда Фирсанов задремал. Незачем было объяснять ему, что я тоже изучала французский в средней школе.

Черт, как же я волновалась за него, как же боялась, что он всё-таки найдет способ изгнать меня на время полнолуния. Нет, я должна была быть рядом. Я должна была защитить его от ночных кошмаров. Моего дикого, несговорчивого, озлобленного зверя, заточенного в человеческое тело.

И уже тогда мне показалось, что мы летим в бездну.

Освободила нас Ирина, которая по чистой случайности решила тем вечером навестить брата...

***

— Какая тебе разница? — Я пожала плечами. — Он небезразличен мне, этого недостаточно?

— Достаточно, — подтвердил Артем. — Ладно, теперь обо мне...

Ничего интересного я не услышала. Какой-то там начальник средней руки, у которого всё есть, и который периодически сходит с ума от скуки. В женщинах отказа не испытывает, на меня видов не имеет, но по каким-то мистическим убеждениям считает, что должен вытащить меня из затяжной депрессии, которую разглядел ещё в баре.

Звучало подозрительно, но я не спорила.

На середине его выверенного до единого слова рассказа зазвонил мобильный телефон. Артем ответил и начал безостановочно соглашаться с собеседником. На седьмом его «Да» я была готова расхохотаться. В конечном счете, он сказал «Я тоже» и нажал на сброс.

— Твоя девушка?

Артем нервно дернул щекой.

— С чего ты взяла?

— «Я тоже». Так отвечают на фразу «Я тебя люблю».

— Так себе логика, — покачал он головой, но уставился в окно с таким интересом, что я догадалась: не ошиблась.

Вдвойне непонятно, зачем мчать куда-то от любимой девушки с незнакомкой из бара, если расставание дается тебе тяжестью и нехорошими мыслями? Почему он выбрал в качестве спутницы меня, а не кого-то знакомого? Может быть, потому что тоже хотел раствориться в единении с человеком, который не осудит и не засмеет, не попытается поставить на путь истинный?

— Артем, — после долгой паузы позвала я, — что ты испытываешь к своей девушке?

— Не знаю. — Она уронил лицо в ладони, и голос звучал глухо. — Иногда мне хочется уйти, хлопнув дверью. Но я не могу. От неё многое зависит.

— Она платит тебе деньги за интимную близость? — заинтересовалась я и отвела его руки от головы.

— Не смешно, — ответил Артем, делая глоток за глотком коньяка. — Нет, но благодаря ей я имею всё то, что... имею, — оборвал себя на половине мысли. — Сложно объяснить, но она сделала меня человеком, и я не смогу бросить её из-за своего эгоизма.

Бутылка была ополовинена, и стало ясно — мой спутник ещё не пьян в зюзю, но уже не контролирует обстановку. Луна светила из-за туч, гигантская, налитая золотом. Дорога тянулась бесконечным полотном, в котором изредка мелькали огоньки городов.

— Ложись спать, — посоветовала я и даже помогла Артему перебраться на койку.

Он поблагодарил меня, пробурчал что-то неразборчивое и всё-таки задрых.

Я осталась одна и под шум ветров пыталась разобраться в себе.

«Не смогу бросить из-за своего эгоизма». Тяжелый случай, но похожий на то, что испытываю я прямо сейчас. Мною руководил эгоизм, когда я признавалась в любви, и когда убегала, оставив прощальную записку, и когда садилась на поезд с Артемом вместо того, чтобы дать нам с Игнатом шанс всё уладить.