Лунные танцы - Воронцова Наталья - Страница 74

И она укатила в дальнюю комнату. Александра и Лера попрощались с мужем Марии и направились к машине. Всю обратную дорогу Лера молчала. Анна вполголоса разговаривала с Александрой о чем-то своем.

— Верь ей, девочка, — сказала Александра Лере напоследок, — она знает, что говорит. Может, заедешь к нам чайку попить?

Лера отрицательно покачала головой и попрощалась. Ей хотелось побыть одной.

Из дневника Леры

Время летит так быстро! Вот уже и осень заканчивается. Совсем скоро зима. Мне кажется иногда, что боль отступает. Все сейчас в порядке: новая работа мне очень нравится, там складываются великолепные отношения со всеми. Никто никого не подсиживает. Каждый день происходит что-то новое. Погружаясь каждое утро в дела, я чувствую, что снова живу нормально — появились приятные знакомые, интересные задачи, мероприятия.

Пока я в процессе, не думаю ни о чем — и мне хорошо. Пытка начинается вечерами, когда накатывает страшное одиночество, от которого нет спасения, и такая тоска, что сердце рвется. Почему? Я вспоминаю иногда предсказания Марии, астролога, у которой мы были с Александрой. Не может быть, чтобы все это было правдой. Вся моя душа восстает против этого. Я сумею доказать, что у меня все нормально, я буду спокойно жить, не разрушая себя изнутри. А с другой стороны, та встреча словно дала мне какой-то странный толчок. Я в последнее время читаю много книг по эзотерике, астрологии, психологии. Странно, ведь я не одобряю всего этого, но… Пытаюсь понять, что же все-таки со мной происходит. Пока что яснее не стало…

Скучаю по Ню. Понимаю, что ей там лучше: новые места, люди должны помочь забыть старое и начать жизнь с чистого листа. Но как мне ее не хватает! Почему так мало в мире близких нам людей? А с годами их становится все меньше.

— Лерка, привет! — Голос Анны по телефону звучал звонко и взволнованно.

— Привет, Ню! Как я рада тебя слышать! — Каждый звонок подруги был для Леры праздником.

— У меня такие новости, сейчас с ума сойдешь. Сядь!

Лера насторожилась. Она очень не любила сюрпризы от Ню.

— И что? — осторожно спросила она.

— Я выхожу замуж!

Лера выдохнула и натянуто рассмеялась. Слава богу, очередная дурацкая шутка.

— А напугала-то! Я уж думала — что случилось у тебя там. От тебя же всего ожидать можно…

— Нет, ты не понимаешь! — не унималась Анна. — Я действительно выхожу замуж! Мне вчера сделали предложение. Это серьезно! И я уже согласилась…

Лера умолкла от изумления. Что происходит?

— Как, серьезно? Что ты имеешь в виду?

— Слушай! — Голос Анны дрожал, словно она с трудом удерживала себя. — Я тут в Париже на выставке познакомилась с пожилым миллионером, представляешь? У него в горах замок семнадцатого века, который занесен в список национальных достопримечательностей, конюшня, земли несколько гектаров. Ему от меня совсем ничего не нужно, он просто хочет жениться…

— Постой-постой, а тебе-то это зачем?

Тут Анна уже сорвалась в слезы. Теперь она громко рыдала в трубку.

— У Галы родился ребенок, девочка. Мне мама позавчера сказала… Она с ней живет где-то в Подмосковье, в доме у этого своего футболиста… А я разве хуже? Я что, обязана всю жизнь теперь убиваться из-за нее? У нее все в порядке: муж, семья, дочь. А я тут страдаю! Все, время настало. Нужно все изменить. И я нашла решение!

Лера была потрясена до глубины души. Она опустилась на диван и, помолчав, мягко обратилась к подруге:

— Ню, подумай хорошенько. Это же не шутки — брак. Я тебе всегда говорила, что у тебя будет кто-то другой. Но не стоит хвататься за первого встречного! Зачем тебе сдался какой-то старикашка, пусть даже и миллионер? Ты же у меня красавица, умница…

— Лерка, я не могу так больше, — рыдала Анна, — я уже все для себя решила. Мне ничего не нужно в жизни, мне все равно! Ну ладно, я тебе попозже перезвоню…

— Ню, Ню, послушай…

Но в трубке раздались короткие гудки. Лера размышляла несколько секунд, а потом перезвонила Александре:

— Саша, мне сейчас звонила Лера. Вы уже знаете?..

— Что дочь моя замуж собралась? Знаю. Слава богу. Я думаю, для нее это будет не самый худший вариант. Здесь ей было жить совершенно невыносимо… Но это правильное решение!

— Но это же все из-за Галы…

— А разве мы можем что-то изменить? — грустно усмехнулась Александра и сама же ответила: — Нет, не можем. Гале тоже сейчас несладко, между прочим: мать болеет, отец по-прежнему в разъездах. И когда уже успокоится? Все ищет чего-то на краю земли, ищет… Мужа-футболиста вечно дома не бывает. Помочь девчонке некому. Так что у каждого своя чаша. Анна слишком много страдала. Пора обрести покой…

Через месяц где-то на французском горном курорте состоялась свадьба. Анна никого на нее не пригласила, только позвонила в этот день Лере и Александре, сказала, что все понимает и ни о чем не жалеет. Желать ей счастья у Леры язык не повернулся. После свадьбы Анна окончательно переехала в горы, забросив все свои занятия в Париже. С ее же слов, в ее жизни не очень многое изменилось. Только письма свои она теперь неизменно подписывала «m-me de Croix». И еще она просила Александру обязательно довести до Галы информацию о ее свадьбе.

Ирена вернулась из швейцарской супер-клиники в Москву разочарованная и злая. Уже в аэропорту она закатила Вознесенскому истерику.

— Это ты во всем виноват, импотент несчастный! Твоя сперма даже оплодотворить меня не может! Столько времени и денег — и все напрасно!

В Швейцарии Свенцицкая провела почти два месяца. Вознесенский большую часть времени находился рядом с ней, изредка наведываясь по делам в Москву. За это время были проведены все возможные в их ситуации медицинские исследования и выяснилось, что Ирена после рождения первого ребенка больше не могла иметь детей. Вживить ей эмбрион искусственным образом тоже оказалось невозможным — происходили почти моментальные отторжения. В итоге врачи развели руками и посоветовали найти суррогатную мать или взять ребенка из приюта. Свенцицкая упорно отказывалась поверить в диагноз, ругалась, требовала дополнительных исследований, пила, и в итоге врачи попросили Станислава отвезти ее в Россию и навсегда забыть о ребенке. Дескать, в таком состоянии о детях даже и думать нельзя.

После отъезда из Швейцарии у Ирены был сильный нервный срыв.

— Ты скотина, понимаешь это? — орала она на Вознесенского. — Я из-за тебя загубила свою жизнь. Вся моя молодость, все мои силы были отданы тебе. Ради тебя Матвея угробили! Я дело свое забросила — и что теперь? Ты даже ребенка мне сделать не можешь, — кричала она.

Дома она швырнула ему в лицо приготовленные для нее цветы и, сразу схватившись за стакан, налила себе виски.

— Ирена, тебе нельзя столько пить, — попытался урезонить ее Станислав, — лучше ляг, отдохни.

Свенцицкая запустила в него бутылкой. Вознесенский увернулся, и стекло разлетелось мелким дождем по всей комнате.

— Ненавижу тебя, ненавижу! — продолжала кричать Ирена. — Завтра же пойду к Селене, пусть она прекратит весь этот кошмар! Видеть тебя больше не могу! Ты мне противен! Омерзителен!

— Какая еще Селена? — раздраженно спросил Вознесенский. — Ты бредишь, дорогая. Так у тебя здоровья вообще ни на что не хватит, не то что на ребенка. Врачи были правы.

— Да что ты все о моем здоровье печешься? Ты его уже уничтожил, — взорвалась Ирена — а вообще, лучше на себя посмотри! Ходишь как придушенный, то понос, то золотуха. Дезертир с кладбища. Ничего не можешь и не хочешь! Ты мне был нужен не такой!

Ирена бросилась на кровать и разрыдалась. Вознесенский вышел из комнаты. Такие сцены в последнее время повторялись с завидной регулярностью. Он чувствовал, насколько устал от всего этого… В ванной он открыл кран и, оперевшись ладонями на раковину, несколько минут тупо глядел на себя в зеркало.

На самом деле, на кого он стал похож! Серая мумия. Глаза ввалились, волосы поседели, стали редкими и тонкими. А ведь недавно еще были кудри! Вид изможденный, как будто он занимается тяжелым физическим трудом. Почему? Вроде бы и на работе он несильно напрягается. Да что там — напрягается. Если сказать честно, он полностью передал все в руки Петрина. О том, что там происходило в последнее время, он не имел ни малейшего понятия. Носился с Иреной и ее проблемами. Хроническая усталость теперь была его обычным состоянием. Работа, как и все остальное, только раздражала. Вот тебе и тридцать семь лет! А говорят — расцвет…