Наемница (СИ) - Сальваторе Лия - Страница 23

Лэа закончила свой рассказ.

Она сидела, прижавшись лицом к плечу Лейса, и по щекам ее медленно текли слезы.

Лейс ласково гладил ее по голове, что-то шептал, набираясь решимости.

– Лэа… – глубоко вдохнул он, нежно приподнимая ладонями ее подбородок. – Ты очень красивая…

Лэа усмехнулась.

– Я знаю, что это не так…

Ее треугольное ровненькое личико в обрамлении иссиня-черных кудрей завораживало Лейса, он запротестовал:

– Нет! Как только я увидел…

– Тише… – она приложила свой палец к его губам, напрочь лишив способности его говорить.

Ее губы озарила восхитительная улыбка. Только Лэа ун Лайт могла улыбаться так, что его сердце трепетало.

Она взяла его за руку.

Сердце у Лейса остановилось.

– Когда я жила в Асенте, я всегда мечтала, что выйду замуж только за воина… – неожиданно сказала она.

– Теперь ты сама воин, – нежно подсказал ей Лейс.

– Да согласилась она. Это так. И теперь я думаю по-другому.

– Как же? – едва слышно выговорил Лейс.

Лэа приблизила свое лицо максимально.

– Я хочу, чтобы им был ты…

И все слова были сказаны.

В голове Лейса взорвались многочисленные фейерверки.

В глазах Лэа образовалась огромная Вселенная, которая затянула Лейса отныне и навеки.

Губы Лэа были мягкими и теплыми. Лейс не чувствовал ничего такого, что обсуждали на заднем дворе школы его сверстники и друзья, но одно он знал точно: никому и никогда он об этом не расскажет, а сохранит в тайне в своей душе.

Лейс обнял ее одной рукой за шею, продев ее под шелковистой волной волос, которые она столько раз порывалась обрезать.

Никогда, никогда он не мог представить себе, как эти живые локоны слетают с ее плеч безжизненными и мертвыми прядями!

Лейс крепко обнял ее, прижав к себе, нежно провел большим пальцем по щеке.

– Я никогда тебя не оставлю, – пообещал он, ласково опуская ее на кровать. – Никогда в этой жизни.

– И я тебя, – ответила она, обвивая его своими руками. – Мы всегда будем вместе, Лейси… обещаю.

Лейс хотел притянуть ее к себе, зарыться лицом в мягкие черные волосы, вдохнув их горьковатый запах, но не смог этого сделать. Она отступила на шаг.

Сопротивляться? Тогда он уйдет. Навсегда.

Думай, Лэа, думай! Что с тобой? Ты всегда соображаешь быстро. Что же случилось? Что с тобой? Лэа прикрыла глаза. Думать совершенно не хотелось.

Лейс шагнул ближе, запрокинул назад ей голову, зарылся рукой в шелковые змеи черных волос и поцеловал в губы.

«Не надо, Лейс! – Мысленно призывала его Лэа. – Ты убиваешь меня! Не делай этого!»

Воспоминания вспышками пронеслись в голове, рождая картины одна прекраснее другой.

– Ты русалка… – прошептал Лейс. – Ты меня околдовала… семь лет я твердил себе, что ты для меня ничего не значишь, что ты лишь детское увлечение, но… все напрасно.

– Лэа! – из света костра донесся голос Райта.

– Хватит, Лейс… – она оттолкнула его. – Это осталось в прошлом…

– Кто сейчас?.. – Лейс зло сощурился. – Райт?..

– Уходи, – бросила она, отворачиваясь.

– Уйти?

– Да…

Она отвернулась, пряча светящиеся, как у рыси, зрачки.

– Или держи себя в руках…

Лейс промолчал, сглотнув царапнувшую острыми когтями обиду.

– Но тебе ведь понрав…

– Замолчи немедленно! – зашипела на него Лэа. – Я не желаю слушать тебя!..

– Как хочешь, – передернул плечами Лейс.

– Что здесь творится?

Из темноты к ним шагнул Райт.

Во взгляде – вопрос, на губах – усмешка.

– Это не твое дело, – зловеще сказал Лейс.

– Не груби Райту, – злым голосом прервала его Лэа.

– Еще как мое… – в голосе Райта звучала скрытая угроза.

Они смотрели друг на друга в упор. Лэа интуитивно чувствовала их нервы, натянутые стальными неимоверно тонкими пружинами. Только дотронься – и сорвется, лопнет, разбрызгивая сталь.

Они смотрели друг на друга, их руки непроизвольно тянулись к ножнам.

Они не замечали Лэа, между ними шел немой разговор, и это раздражало юную наемницу.

– Эй, хватит вам!

Она встала между ними, изо всех сил оттолкнув друг от друга. Наваждение пропало.

– Тебе не мешало бы причесаться, – бросил ей в лицо Райт и скрылся в темноте.

В бессильной злобе Лэа села на землю.

– Ну и проваливай! Видеть тебя не желаю!

Она воткнула обиженно загудевший меч в землю, и замерла, сложив на него руки и опершись подбородком.

Сказать, что внутри нее полыхала злость и обида – не сказать ничего.

Она клокотала от ярости, как взрывное друидское зелье. Стоит только поднести спичку – и вспыхнет синим пламенем.

– И ты уходи! – крикнула Лэа уже Лейсу, собиравшемуся присесть рядом с ней на корточки.

Лейс передернул плечами и ушел.

Лэа изо всех сил сжимала серебряную гарду меча.

Что происходит с ней?

Что толкнуло ее в страстные объятия Лейса?

Найти отчет своим действиям она не могла, поэтому выбрала путь, который выбирала всегда: решила остыть.

– Лэа? – тихий, журчащий как ручеек голос Акфилэ омыл разгоряченное сознание прохладой.

Эльфка присела рядом. Слова были не нужны. Она взяла своими холеными маленькими пальчиками натруженную ладонь Лэа в истертых наручах и крепко сжала.

– Скажи что-нибудь… – тихо попросила ее Лэа. – Твой голос…

Акфилэ улыбнулась чуть грустной улыбкой.

– Если хочешь, я спою…

Лэа кивнула. Глаза ее были закрыты. Голос Акфилэ убаюкивал и успокаивал. Она запела на самом чистом эльфьем языке, который Лэа доводилось слышать в своей жизни.

– Ael malors laikva miklax

Winita anare sineida

Ael malors kosaw luqlax

Winita anare diujida

Ael malors

Ael malors

Pioriti diniya, Eallon!

Hinaes tiis Remaisel …

Piori olixiz, Eallon!

Слова перекатывались как хрустальные горошины, звенели и переливались, отражались в далеких звездах и, вспыхивая, возвращались назад. Голос эльфки то затихал, соревнуясь с шелестом стелящейся степной травы, то возвышался, опережая звон хаарского клинка. В переводе с эльфьего языка на всеобщий, песня звучала приблизительно так:

Благослови зеленые поля

Лучами солнца озари

Благослови цветущие сады

Лучами солнца согрей

Благослови

Благослови

Милостивая богиня, Эаллон!

Детей своих эльфов

Милостью свыше, Эаллон!

При переводе она теряла что-то важное, и Лэа махнула на это дело рукой. Хоть она и знала более десяти языков и двадцати наречий, выученных в Логе Анджа, переводить песню не имела смысла – дело было не в словах, дело было в силе, которую нес голос эльфки. Он действовал на Лэа успокаивающе, как мягкая и теплая материнская рука. А эльфка продолжала петь:

– Ael malors

Ael malors

Pioriti diniya, Eallon!

Uriti tiis remaisel…

Piori olixiz, Eallon!..

Песня затихала, треск костра тоже. Лейс и Райт укладывались спать по разные стороны костра. Лэа и Акфилэ еще долго сидели в темноте и молчали.

О чем думала эльфка, Лэа не знала. Сама же она думала о том, что не следовало им всем путешествовать вместе. Большая группа людей видна издалека, и… но что же это? Она рада, что путешествует не одна, а со своими друзьями… хоть они и переругались все сегодня вечером, не пройдет и дня, как все снова будут вместе.

До Кан Д’Иара еще тринадцать дней верховой езды. Когда они доберутся до него, будет уже середина лета. Лэа сможет увидеть самый великий праздник эльфов – праздник летнего равноденствия.

– Лэа… – Акфилэ закончила петь, голос ее был немного хриплым, но все равно приятным.

Она отбросила назад тяжелые золотые локоны.

– Я хочу сказать тебе, когда мы приедем, Алэтана, да осияет ее лунный свет, будет благодарить тебя за то, что вы вернули меня домой. Она будет предлагать тебе все, что твоя душа пожелает…