Подарок (СИ) - "May Catelyn" - Страница 22

Когда Уильям и его верный камердинер покинули их, Рози приступила к своим обязанностям. Виктория свыклась с необходимостью принимать по утрам ее помощь, это уже не смущало и не вызывало неловкости.

Вскоре появилась проворная деловитая мисс Эттли в строгом черном платье с белым воротничком и неизменной связкой ключей на поясе. Она посетовала на то, что в доме не нашлось зимней амазонки, подходящей для гостьи. Та, что принадлежала леди Эмили и использовалась последней во время визитов к брату, оказалась Виктории не по росту. А потому, она осмелится предложить лишь школьную униформу нынешнего лорда Мельбурна, оставшуюся нетронутой молью еще со времен его учебы в Итоне. «Тем лучше. Я бы точно навернулась с лошади в этом» — подумала Вик, разглядывая длинный подол темно-зеленой амазонки леди Палмерстон, подбитой беличьим мехом.

А вот мальчиковый форменный костюм, предложенный ей, оказался как раз впору и не стеснял движения. Ганноверские лакированные сапоги с красным верхом, хлыстик и черные перчатки дополнили необычный гардероб. После того, как Рози уложила ее волосы, надежно закрепив на них черную бобровую шапочку, Виктория посмотрела в зеркало и увидела себя в совершенно неожиданном, но довольно соблазнительном образе. Теплый плащ на меху должен был защитить всадницу как от нескромных взглядов, так и от легкого морозца, хоть это утро и выдалось на удивление солнечным.

Они ехали по берегу озера, которое дремало под слоем некрепкого льда, любуясь вековыми деревьями, охранявшими эти места с важностью древних великанов. Воздух был прозрачен и чист, лошади осторожно ступали по промерзшей земле, нарушая остатки появившегося накануне снежного покрова.

На приличном расстоянии от них следовали молодые грумы. Хопкинс, получив какие-то указания от Мельбурна, умчался далеко вперед.

Виктория мысленно благодарила мисс Эттли за ее находчивость. Костюм для верховой езды был ей привычнее, чем длинное платье. К тому же, со дня выпуска из школы она не была в седле ни разу, и отсутствие практики сейчас было ощутимо. Деньги, потраченные матерью на ее обучение, в большей степени были данью престижу и респектабельности, чем практичным вложением в ее образование. Многое из того, что преподавалось юным леди, не имело применения в дальнейшей «невеликосветской» жизни творческой Вик.

Уильям был удивительно терпелив, и сидя на своём великолепном чёрном жеребце, не выпускал Викторию из поля зрения, готовый в любую минуту её подстраховать, до тех пор, пока не убедился, что девушка вполне освоилась и уже не так напряженно сжимает поводья своей смирной лошади.

— Вы прекрасно держитесь в седле, Виктория. Признаюсь, я думал, в ваше время передвигаются исключительно на механических повозках и забыли дорогу на конюшню.

— Англичане не утратили любви к этим умным и добрым животным, хотя сейчас верховая езда — скорее дорогое увлечение, чем необходимость, — ответила она, подумав о смысле произнесённого слова «сейчас».

Вскоре они так и не ускорив темпа, вели увлекательную беседу, из которой пораженный Мельбурн узнавал, что в новом мире люди могут легко и просто преодолевать огромные расстояния, лишь средства и желания определяют маршрут. Его скромный опыт заграничных путешествий, как оказалось, не шел ни в какое сравнение с тем, что удалось повидать Виктории к своим 25 годам. С покойным отцом они, как все состоятельные англичане, проводили свой отпуск в тёплых краях: в Португалии, Греции, на Кипре или Мальорке. В Париже или в Нормандии у своих французских друзей Вик часто проводила студенческие каникулы.

Сам же виконт бывая по делам государственной службы в разных уголках королевства, на континенте во Франции и Бельгии был лишь однажды, вместе с покойной женой Каро. Это была поездка не столько в целях навестить ее брата, раненного героя Ватерлоо, сколько попытка отвлечь ее от последствий скандала и окончательно помириться. Но увы, они вернулись в Англию ещё более чужими людьми!

Этот разговор на нейтральные, казалось бы темы, стал неожиданно доверительным и откровенным, приоткрывая завесу тайны над их прошлой жизнью. Мельбурн не привык за долгие годы одиночества делиться своими воспоминаниями и удивлялся, как легко Виктории удавалось расположить его к подобным признаниям. Ему было приятно слушать ее живой голос, смотреть, как страстно искрятся ее красивые глаза, когда она рассказывает о какой-нибудь из своих многочисленных поездок с отцом. Он поймал себя на мысли, что никогда еще не встречал такой интересной, умной и веселой собеседницы. Никакого жеманства или нарочитой рассеянности, никакого ненужного кокетства или напускной стеснительности. Уловки и хитрости дам XIX века были ей не знакомы; естественность и ум подкупали, не давая ему возможности отвлечься от нее хотя бы на минуту.

Дорога постепенно сворачивала в сторону живописной рощицы, где над речкой расположился охотничий дом, построенный еще во времена деда Мельбурна. Сюда когда-то свозились добытые трофеи, а охотники отмечали здесь свой успех. Недалеко от дома они остановились, и виконт указал Виктории на высокий могучий дуб, стоящий на пригорке. Его ветви причудливо переплетались. Даже без листвы он выглядел внушительно.

— Знаете, Виктория, это дерево — своего рода реликвия Брокет Холла, — сказал Уильям, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Реликвия?

— Да, ведь именно здесь сидела будущая королева Елизавета, когда гонец из Лондона оповестил ее о смерти сводной сестры-королевы Марии Тюдор. Это было ее любимое место.

Виктория с интересом рассматривала дуб, будто сошедший со страниц какой-нибудь иллюстрированной сказки, и чувствовала мерное дыхание времени, которое словно застыло здесь навсегда.

— Елизавета находилась в то время под домашним арестом в соседнем Хэтфилд Хаусе. Ей было тогда 25 лет, но жизнь не была к ней щедра на подарки…А мой предок, сэр Джон Брокет, являлся в то время не только верховным шерифом Хартфордшира, но и ее политическим союзником. Она любила в одиночестве навещать его поместье, — продолжил Мельбурн свой удивительный рассказ.

— Наверное, это самое подходящее место для уединения и спасения от тревожных дум. Елизавета не случайно выбрала его, — сказала Вик, подумав, что сама с удовольствием устроилась бы с книгой в тени этого великана жарким летним днем.

— В детстве мы часто прибегали сюда с братьями, представляли себя Рыцарями Круглого стола под сенью волшебного дерева, — Мельбурн улыбнулся своим воспоминаниям, на душе у него стало светло и уютно. Он протянул руку и на секунду сжал маленькую холодную ладошку Виктории, которая начала замерзать в замшевой перчатке. «Сегодня будет особенный день» — подумал он, ощущая впервые за много лет мир и покой в своем сердце.

Охотничьего дома они достигли очень быстро. Сбросили в маленьком полутемном холле на руки Хопкинсу свои теплые плащи и вошли в небольшой, но уютный зал со стенами из красного кирпича, массивными деревянными балками над головой и старинной мебелью. В очаге уже вовсю пылал огонь, разведенный приехавшим заранее камердинером виконта, а на столе был сервирован поздний завтрак.

Виктория протянула озябшие руки к пламени камина, Мельбурн неожиданно оказался сзади и нежно обнял ее за плечи.

— Много ли нужно человеку, чтобы почувствовать себя счастливым? Лишь тепло очага и звук дорогого сердца рядом, — мягко прошептал он. Вик откинула голову назад на его широкое плечо и закрыла глаза, поддаваясь знакомому волнующему кровь чувству. Так будет наверное всегда рядом с ним… Она повернулась и, привстав на цыпочки, коснулась легким поцелуем его губ. Он ответил ей неторопливо и настойчиво, постепенно переходя грань, отделяющую томительную нежность от страсти. Она тотчас забыла обо всех тех сомнениях и страхах, что так беспокоили ее вчерашним вечером. Комната внезапно закружилась перед глазами.

— Я люблю Вас, Виктория, — сказал он вдруг, отстранившись на миг, уверенно и серьезно глядя ей в глаза. Сказал так, словно это была самая важная минута в его жизни. И то, что таилось сейчас в его взгляде, то, что страстно взывало к ней сквозь годами скрываемую боль, не давало усомниться в этом.