Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ) - Аразин Александр Михайлович - Страница 25

На дне ущелья лесная чаща казалась ещё более плотной. Влажную почву устилали чёрные мхи, буйно разросшиеся между толстыми мохнатыми елями. Все вздохнули с облегчением, оказавшись в прохладном лесу. Однако воины сохраняли настороженность, чутко реагируя на малейшие звуки.

Камни и скалы здесь обросли лишайником, и их облеплял слой гниющей листвы. Шаги людей, стук копыт, скрип колёс - все звучало глуше, чем на перевале. Этот лес не возвращал ничего.

- Привал! - Крикнул Олег.

Караван беспрепятственно добрался до родника, и массивные колеса фургонов остановились. Воины заняли оборонительную позицию, а погонщики поспешили к ручью, чтобы пополнить фляги и бочки водой. После они занялись животными и приготовлением скромного обеда для нашего отряда.

Я выбрался из кареты и, с удовольствием, потянулся, выгнувшись в пояснице. Почва у родника была истоптана и испещрена множеством следов людей и животных. Осмотревшись вокруг, я пошёл к роднику, чтобы выпить холодной воды. Мне было любопытно, сколько же следов, из числа отпечатавшихся здесь, оставлено коровами, украденными из епископства.

Наполнив ковш водой, я сделал несколько глотков, а остатки вылил в ладонь, умывшись и смочив шею. Полдень давно миновал: в лесу ничто не нарушала тишины, словно все живое погрузилось в сон - до тех пор, пока не спадёт жара. Вода холодила кожу, и я невольно вздрогнул. Если бандиты сидели в засаде и лишь ожидали удобного момента для атаки, то, пожалуй, этот момент уже настал. Внезапно лес заполнился тревожным птичьим гвалтом; погонщики спрятались за фургонами, а воины изготовились к битве.

Достав глефу, я занял место во втором ряду и сумел увидеть группу вооружённых мужчин, бегущих к фургонам. Худые, грязные, одетые в лохмотья, эти бандиты, тем не менее, повели атаку в хорошо организованном порядке. Нападающие обладали многократным численным перевесом: это стало очевидным с первых же секунд. Ущелье огласилось криками. Я подал сигнал, и мы отступили, сдавая фургоны без сопротивления. Это насторожило разбойников, они заколебались.

Солдаты встали живой стеной вокруг кареты, под которой нашли приют наши погонщики. С точки зрения разбойников это могло означать только одно: воины получили приказ отойти от фургонов, чтобы защитить нечто более ценное.

Теперь бандиты приближались медленно и осторожно. В просветах между щитами я заметил, что нападавшие, которых было не меньше трёхсот человек, образовали широкую дугу вокруг родника.

К журчанию воды примешивались и другие звуки: поскрипывание доспехов и учащённое дыхание ратников, застывших в напряжённом ожидании. Прошла томительная минута. Затем человек, стоявший позади вражеских рядов, выкрикнул команду; двое оборванцев выступили вперёд и перерезали бечёвки, связывающие края матерчатой крыши фургона. У меня холодок пробежал по спине, когда жадные руки сдёрнули материю и открыли на всеобщее обозрение наши товары. Наступил самый трудный момент: какое-то время нам придётся любой ценой сохранять строй и не поддаваться на оскорбления и провокации.

Мгновенно смекнув, что можно не опасаться контратаки, бандиты с торжествующими воплями принялись вытаскивать из фургонов мешки с зерном. Другие подтягивались поближе к строю, пытаясь разглядеть, что за сокровище удостоилось такой защиты.

Пока они приближались, я обратил внимание, что несмотря на общую нищету, многие оборванцы имели весьма приличное и ухоженное оружие. В том, как они держали клинки, безошибочно угадывались годы тренировки и настоящее искусство. Однако неумолимая нужда довела этих людей до такой степени отчаяния, что они готовы убивать и умирать ради фургона скверной пшеницы. Команда, поданная властным голосом, положила конец ликованию вокруг фургона:

- Стоп! Подождите!

Мгновенно смолкнув, бандиты отвернулись от своей добычи, хотя некоторые так и остановились, прижимая мешки к груди.

- Давайте-ка поглядим, что ещё нам послала сегодня удача, - сказал крепкий сорокалетний бородач, который несомненно был главарём шайки.

Проложив себе дорогу сквозь толпу притихших бандитов, он дерзко зашагал в сторону кареты. На полпути между обоими отрядами он остановился, держа меч наготове; при этом вид у него был столь самоуверенный, что Олег не удержался и сплюнул ему под ноги.

- Спокойно, дружище, - прошептала я.

Рукой, сжимающей меч, бандит сделал насмешливо-пренебрежительный жест:

- Это что же такое? Почему мужчины с оружием и в доспехах, разделяющие честь знатного дома, не сражаются?

Разбойничий вожак переступил с ноги на ногу, выдавая этим движением внутреннюю неловкость. Ещё один шаг - и главарь оказался достаточно близко к экипажу, чтобы разглядеть герб на его дверях. И теперь, когда его недоумение разрешилось, он весело заорал:

- Монахи!

Многих из наших воинов эта пренебрежительность взбесила, но они сдержали гнев, оставаясь в строю. Словно не удостаивая вниманием пятьдесят бойцов, готовых оказать ему сопротивление, он обратился к своим товарищам:

- Удачный денёк, друзья! И караван, и заложники в придачу... будет, за что выкуп требовать!

- Возможно, ты рано обрадовался, - я вышел в первый ряд.

Моя уверенность поубавила гонору предводителю, и он, несколько обескураженный, отступил на шаг. Но в толпе его соратников воодушевление не угасло, и к ним прибавилось ещё несколько изгоев, вышедших из лесной засады, чтобы лучше видеть происходящее.

Взглянув ему прямо в глаза, я потребовал ответа:

- Как тебя зовут?

Снова надев личину насмешливого добродушия, он оперся руками на свой меч.

- Бажен, господин. - Он держался почтительно с особой несомненно высокого ранга. - Поскольку мне суждено на некоторое время стать хозяином для столь благородных гостей, не могу ли я поинтересоваться, с кем имею честь беседовать?

Разбойников рассмешила шутовская учтивость их главаря, но мой ответ прозвучал спокойно-холодно:

- Я Сергей Инок, патриарх чатра, епископ Риницы, мисальдер Серого Мисаля.

Целая вереница противоборствующих чувств отразилась на лице Бажена: удивление, насмешка, озабоченность... но, в конце концов, он призадумался, а потом произнёс:

- Получается, что вы - демы... Значит, если в течение недели не внесёте выкуп, мы вас продадим гоблинам.

Даже когда он говорил, его глаза обегали край лесной чащи, потому что моё уверенное поведение и малочисленность охраны наводили на мысль, что дело тут нечисто. Ни аристократы, ни высшее духовенство не подвергают себя опасности, без видимых на то причин. Что-то в позе главаря встревожило и прочих бандитов, а ведь их было в шесть раз больше чем нас. Их нервозность возрастала: некоторые оглядывались по сторонам, пытаясь уловить признаки опасности; другие, казалось, доведены уже до такого состояния, что были способны атаковать наш строй, не дожидаясь приказа.

- Мне говорили, что одной из дорожных неприятностей может стать встреча с компанией оборванцев вроде тебя, - сказал я с улыбкой. - Как мне не хочется это признавать, но сотник Бадвин оказался прав, а я проспорил ему сотню золотых... Эх. Вот зачем вы на нас напали?!

Услышав эти слова, некоторые бандиты разразились хохотом. Мне было плевать, я тянул время.

- Как это удачно для нас сложилось, что вы не прислушались к предостережениям своего сотника. В будущем вам следует более внимательно относиться к мудрым советам... если представится такая возможность.

- А почему это у меня не будет такой возможности?

- Да потому, епископ, что, если наши переговоры окажутся бесплодными, вам вряд ли доведётся когда-нибудь снова выслушивать речи своего сотника.

Он пристально впился глазами в моё лицо, отыскивая в нем хоть какой-нибудь признак тревоги; в этом набеге все шло вкривь и вкось. Звериным чутьём, ощущая опасность, Бажен старался вывести меня из равновесия:

- Мне пока неизвестно, какую цену вы согласитесь заплатить за свою свободу, но зато я прекрасно знаю, какой куш смогу отхватить на невольничьем рынке в Аугинии.