Мой наркотик (СИ) - "зеркало мира" - Страница 25

Уверен, сегодня нам не удастся уснуть. День плавно перерастёт в ночь, а я так и не смогу насытиться им. Во мне бушуют неподдельные сильные эмоции, которые, наконец, нашли выход, и я не буду им мешать. Возможно, я для Вани не самый подходящий партнер и с родителями его нам будет трудно. Начали мы наши отношения очень плохо и как они будут развиваться – никому неизвестно. Но пока я не хочу об этом думать, хочу только любить мальчишку, который стал для меня более сильным наркотиком, чем героин. На него я подсел надолго и уж точно не смогу отпустить.

Шесть лет спустя

Мы все ищем чего-то в этой жизни, свою тайную мечту, страсть или судьбу. Уходим ради этого из дома, меняем города и страны, проходим через испытания, которые порой кажутся непреодолимыми. У кого-то получается справиться с пороками и неурядицами, перешагнуть через препятствия, выстоять внутреннюю войну. А кто-то опускает руки и катится по наклонной, следует за толпой или плывет по течению. Я не могу сказать, что моя жизнь чересчур сложна, ноша, которую я выбрал, неподъемная, и выбор был небольшой. И не могу утверждать, что виной всему неудачная судьба, выбранная для меня кем-то свыше, карма или злой рок. В грязь нельзя столкнуть, в нее ступают сами, что и делал я неоднократно. Но как бы там ни было, я – это совокупность всего того, что со мной произошло. И я – наркоман.

Никогда прежде не думал, что способен кардинально изменить свой образ жизни. Что может появиться человек, ради которого захочу поменяться. Возможно, со всеми это рано или поздно происходит. У кого-то получается, у других нет. Но в памяти и сердце эти люди остаются навсегда. Таким для меня стал Ваня. Мальчик, который старался сделать из меня человека, привить тягу к жизни, изменить ценности. А я чувствовал себя, как на раскаленных углях, идя за ним следом. Постоянно боялся оступиться, тормозил движение, хотел повернуть назад. Каким же я был идиотом. Счастье само упало в руки, а я долго рассматривал его, привыкал, сомневался, боялся расстаться с пороками, казавшимися высшим благом. Зачем мне это было нужно? Теперь не понимаю.

После тяжелого лечения в клинике для душевнобольных, я вернулся домой совершенно разбитым, разобранным на куски, подобно мозаике. Тогда Ваня казался лучиком света в темноте жизни. Я тянулся к нему, любил всем сердцем, готов был положить все к его ногам. Он стал для меня центром вселенной, целой галактикой и ярким солнцем одновременно. Я любовался им часами. Слушал его тихий голос. Вдыхал его запах. Занимался сексом. Размеренно и нежно. И мне его всегда не хватало: я писал ему в сети, когда был не рядом, постоянно звонил, просил фотографии. Все это казалось романтично и интересно, пока не закончилось лето и ему пришлось ходить в университет. Тогда наступило понимание того, что я снова стал зависим, и на этот раз — от него. Меня ломало вдали от него, от тишины в сети, без новых фотографий. Я ждал его с нетерпением, приезжал к университету после окончания пар. А ночью не мог насытиться им в постели, затрахивая до беспамятства. Мне хотелось обладать им целиком и полностью, вниманием и телом. Приковать к батарее и не выпускать из дома, водить за собой на поводке или следовать за ним самому. Мои мозги плавились от ревности, когда он ходил куда-то с друзьями или одногруппниками, и по вечерам я устраивал скандалы. Доходило до того, что начал проверять его телефон и социальные сети, всех знакомых и друзей перебирал, чтобы удостовериться в его искренности. Следил за ним до университета или кафешек. Ждал за углами его выхода и шел по пятам. А по ночам снова с остервенением трахал, пока у самого силы не кончались.

Я знаю, что он плакал в подушку и в ванной, пока я не вижу. Он стал часто оставаться дома, чтобы избежать моих очередных истерик. Практически прекратил все общение в сети. Я радовался этому и в то же время чувствовал себя деспотичным ревнивым козлом. Ваня не заслуживал жизни затворника и сексуального раба. Но стоило ему отказаться от секса или сделать попытку увильнуть, хотя я и понимал, что его силы на исходе, я закатывал новый скандал. Ему потребовалось много сил и терпения, чтобы меня успокоить. Но однажды я пришел домой и наткнулся на собранный чемодан. Ваня сидел в прихожей и ждал меня, чтобы попрощаться. Он говорил взахлеб, обливаясь слезами и заламывая пальцы, что ни в чем передо мной не виноват, что безумно меня любит, но не может больше терпеть и уходит к родителям. Просил не ошиваться возле дома, не заглядывать в окна и не искать с ним встреч. Он рвал отношения раз и навсегда, хоть и с кровоточащим сердцем.

Я испугался. Наконец испугался. Он был серьезен и непреклонен, а я пытался придумать способ его задержать, хватал за руки, отбирал сумку. Снова что-то кричал и пытался доказать, пока весь размах трагедии не дошел до мозгов. Меня словно окатило ушатом холодной воды. Свое маленькое счастье я бессовестно растоптал и осквернил своим отношением, но отпускать, верный своему слову, не собирался. Я помню, как резко замолчал и сжал челюсти. Сделал к нему шаг, а он испуганно отшатнулся, уронив сумку.

– Ты никуда не пойдешь, – сказал я тогда уверенно и спокойно. Поднял его вещи и отнес в комнату, бросив через плечо: – Иди в душ и будем спать, у меня завтра серьезная встреча.

Улегшись тем вечером в постель, я подгреб его под себя, но приставать не стал. Я долго не спал, как и Ваня той ночью, обдумывал свое поведения и способы его изменить. Шептал, что буду стараться вести себя, как адекватный человек, а не безголовый идиот, умерю свой пыл в постели и начну к нему прислушиваться. А Ваня снова плакал, но утвердительно кивал, обещая постараться потерпеть еще. Заснули мы под утро, с тяжелыми головами и увядающей надеждой на светлое будущее. Тогда, впервые за долгое время, снова посетили мысли о наркотиках. Как же с ними было просто, легко и доступно. Все проблемы казались глупыми, не стоящими выеденного яйца. Я обдумывал эту мысль снова и снова, подолгу зависая перед компьютером с невидящим взором. Очевидно, мое поведение слишком резко изменилось, потому что Голубев забеспокоился и сам полез ко мне с расспросами. Тот разговор был долгим, но за последнее время единственным обстоятельным. И только после него действительно стало что-то меняться. Нет, в одночасье не наступил рай и идиллия. Мы частенько ругались, и ревность моя не испарилась бесследно, но более-менее имела рамки разумного. Успокоился окончательно я лишь спустя еще пару лет. Во мне засела четкая уверенность в себе, любимом и завтрашнем дне. Только зависимость никуда не исчезла. Я не представляю жизни без него, секс с другим, чужую компанию. Я хожу на все мероприятия только с ним, не позволяю ставить пароли на гаджеты, прошу отвечать на телефонные звонки при мне. Многим покажется это дикостью и идиотизмом, но по-другому я жить не смогу. Я стараюсь наполнить его жизнь комфортом, каждое лето вожу к морю, недавно купил машину. И мне кажется, что Ваня счастлив. Но иногда на меня накатывает необъяснимое чувство тревоги и неуверенности. Я смотрю на него и не понимаю, зачем он меня терпит?

– Паш, все нормально? – отвлекает меня от размышлений голос Вани.

– Ну да, – киваю я.

– Чего тогда воткнул?

Провожу руками по лицу и потягиваюсь – от неудобной позы затекло все тело. Я сижу на нашем старом диване, закинув ноги на журнальный столик, а Ваня за компьютером у стены. После его переезда ко мне пришлось приобретать еще один рабочий стол и книжный стеллаж, новый телевизор и пару кресел. Появились наши совместные фотографии и всякие безделушки по углам. Окончив институт, Голубев устроился на работу по специальности в юридическую контору, быстро продвигается по карьерной лестнице, и сейчас часто берет работу на дом. Именно поэтому он зарылся в бумажках, а не сидит со мной перед телевизором на диване.

– Да так, – бормочу я, – мысли всякие в голову лезут.

– Поделиться не хочешь? – бросает он ручку на стол и откидывается в кресле.