Могила на взморье (ЛП) - Берг Эрик - Страница 11

В какой-то момент щелкнул замок на двери. Наконец-то, появился Харри, чтобы присматривать за своей матерью. Он нашел Пьера и меня на кухне. Я встала. Харри, немного хиппи, немного бомж, рассматривал меня несколько секунд и затем, без слов, пошел на верхний этаж.

— Не относи это к себе, с тобой это не имеет ничего общего, — сказал Пьер.

— Я поссорилась с ним, когда была здесь в мае?

— Нет, нет. Он просто сложный парень, замкнутый и упертый. И с тех пор, как руины находятся под угрозой сноса…

— Об этом я слышала. Что старый Бальтус вообразил на самом деле?

— Он все еще грубиян, ты же его знаешь. О его мотивах я ничего не знаю. Лучше всего поговори об этом с Жаклин. Она плохо относится к отцу, но если ты не хочешь говорить с самим стариком, то лучше встретиться с ней.

— Да, хорошо. Где мне ее найти?

— В доме Майка. Он во втором браке с Жаклин.

Четыре месяца назад

Налистник с сиропом ясменника⁸ ― так называла остров Пёль Сабина во время своей молодости. Большая, плоская клякса зелени, окаймленная песком. Казалось, что вам никогда не преуспеть на этой зеленой долине. Во время прогулки, через километр, вы удивленно терли глаза и спрашивали себя, сходили ли вы с места. Сабине хватило одного взгляда, чтобы понять, что ничего существенно не изменилось. Был ли это просто приговор, ее не интересовало. Девушка хотела как можно быстрее умчаться с этого острова, почему она так долго должна была жить мыслями о чем-то, под которыми через полчаса она бы навсегда протянула заключительную черту?

Вместо морского бриза и шума ветра, она выбрала «Deep Purple» как музыкальное сопровождение на протяжение дамбы до Кальтенхусена. Великолепное майское солнце все еще стояло высоко в небе, но море уже было серо-металлического цвета из-за тяжелого тумана, который покрывал побережье. Когда вскоре Сабина остановилась перед своим родным домом, то низко висящие шлейфы уже покрыли шесть домов в деревне.

Она прибыла на четверть часа раньше. Сначала девушка хотела остаться сидеть в машине так долго, пока не прибудет маклер, но затем все же вышла. Ее спина, измученная трехчасовой автомобильной поездкой требовала отдыха, и вообще все онемело.

Она прикурила сигарету и глубоко вдохнула никотин. Ее взгляд блуждал по брошенному гнезду и задержался на слегка обрисованном туманом родном доме. Только тогда она выдохнула дым.

— Дерьмо, — пробормотала Сабина.

Проклятие не считалось домом, хотя вполне могло им быть. Это были скорее мелочи: силуэт крыши, гнездо аиста на трубе, запах морского тумана, порыв ветра позади, крик чайки и все это в течение одной секунды. Ее чувства мгновенно на это среагировали и вызвали тысячу давно забытых картин, слишком много, чтобы можно было их снова отодвинуть в сторону.

В течение двадцати трех лет Сабина умудрилась поверить в то, что освободилась навсегда от воспоминаний о захолустье и доме. Были времена, в которые ее собственное детство было таким далеким, как история, которую она выдумала. Если кто-то спрашивал ее, где она выросла, Сабина ненадолго морщила лоб, будто бы должна была подумать и затем отвечала: «На Балтийском море». Поразительно, как мало потребовалось для того, чтобы в один миг разрушить успешный в течение многих лет механизм оттеснения. Мало того, что на каждой картине висел небольшой, одинаковый для всех, ярлык с указанием цены: тонкий голос, приговор, улыбка, перенесенная или розданная подлость, немного любви, немного злости, короткое, приятное соприкосновение, которое позволяет надеяться, и покачивание головой, которое разрушает каждую надежду.

— Дерьмо.

С сигаретой в уголке рта, Сабина закрепила укрепленный на заборе обветшалый почтовый ящик. Вывеску с именем еще хорошо можно было прочитать: «Шарлотта Малер, Йоханнес Малер, Сабина Малер, Лея Малер». Нужен был только толчок, чтобы отодрать окислившуюся штуковину. Сабина размашисто бросила его в сад, где тот исчез между кустами терновника и разным сорняком.

Сабина развернулась и прошла несколько шагов по растрескавшемуся асфальту. Быстрым движением она вытерла слезу из глаза, будто выплаканные слезы не шли в счет. Эта была первая после того, как прострелили колено четыре года назад.

Песни птиц умолкли, вероятно, из-за ставшего плотным тумана. Сабина занервничала, как всегда было, когда вокруг нее становилось так тихо, как будто из состояния покоя в любое время мог подняться голос, из глубины собственной души, которая будила бы нежелательные чувства.

Она снова села в машину и включила проигрыватель компакт-дисков. Случайно заиграл «Alan Parsons Project», музыка из тех лет, когда она уже давно оставила Пёль и не желала себе ничего более страстно, чем духовно и физически, наконец, оттуда уйти. «Alan Parsons Project» также хорошо подходил к Пёль, как готы курсам по вязанию.

В течение пяти минут Сабина пять раз смотрела на часы. Маклер⁹ опаздывал.

Она неохотно согласилась на эту встречу. С ее точки зрения, было абсолютно ненужно лично знакомиться с людьми, заинтересованными в покупке дома на протяжении уже восьми лет. Но мужчина на этом настаивал, видимо, потому что хотел что-то узнать об истории дома. Предложение Сабины предоставить желаемую информацию по телефону, натолкнулось на сопротивление брокера, который отказался от прямого контакта между продавцом и клиентом. Перспектива освободиться от последнего пережитка ее детства, наконец, заставил Сабину уступить стремлению маклера. Так как кроме всего прочего ей пришлось ликвидировать целую гору сверхурочной работы, она поневоле собралась в дорогу из Берлина в Пёль.

Когда маклер, наконец, прибыл, Сабина не очень удивилась потенциальному покупателю, которого он привез. Молодому человеку было не более двадцати, двадцати одного года, не просто обычный клиент, который приобретет себе в сельской глуши обветшалую недвижимость за шестьдесят тысяч евро. Даже через двадцать четыре года после падения Берлинской стены, большинство молодежи Мекленбурга все еще переселялись в другие регионы, и средний возраст населения возрастал с каждым годом. Вероятно, здесь был замешан новаторский дух. В принципе, Сабине было безразлично, кто купит у нее балласт.

— Я могу представить Вам господина Шлейхера? – сказал несколько грубо коренастый брокер, после того, как коротко представился сам.

— Торбена, — исправил потенциальный покупатель и смущенно протянул потную руку.

Он производил на Сабину впечатление молокососа, который хотел сделать предложение руки и сердца своей возлюбленной, но не уверен, услышат ли его.

— Господин Шлейхер хочет создать семью, а где это будет лучше, чем на этом прекрасном острове? ― торжествовал маклер с широкой улыбкой, и решительно подтверждал свои слова преувеличенными жестами. ― Здесь великолепно. И в доме нужно сделать совсем не много. Имущество, несомненно, есть, я прав, госпожа Малер?

«Даже у человека, у которого наступила смерть головного мозга, имеется какое-то имущество», — подумала Сабина. Она ничего не сказала, потому что спрашивать слишком много о собственном объекте продаж было плохо, но она также не была воодушевлена восторгами маклера.

— Вы хотите узнать что-то об истории дома? – вместо этого спросила Сабина молодого человека.

— Ну, собственно... на самом деле... — Он заикался. — Пожалуйста, мы можем поговорить с глазу на глаз?

Маклер запротестовал.

― Ничего подобного. Я все знаю. Вы хотите сэкономить на комиссионных и ударить по рукам с госпожой Малер.

— Нет, в действительности, нет, — заверил Торбен. – Я вообще не хочу покупать дом. Это был только предлог.

Терпение брокера почти лопнуло, и на мгновение Сабина была на его стороне. Многочасовая автомобильная поездка, потраченный зря день, встреча с нелюбимой родиной, и все коту под хвост. Какого черта?

Но затем агент напал на своего молодого клиента, который обладал большим арсеналом самых бранных слов, пока Сабина не остановила его решительным жестом и твердым взглядом. Для женщины она была необычно высокой, и то, что охотно и много занималась спортом, позволяло увидеть ее мускулистое тело. В ее среде девушке дали прозвище «Бриджит Нильсен», также из-за коротких обесцвеченных волос. Брокера в любом случае, запугали, и он с проклятьями понесся к своей машине и умчался прочь.