Мы не будем друзьями (СИ) - "SashaXrom" - Страница 17

Мы добираемся до нашего района и устраиваемся возле фонтана напротив нашего универа, где по вечерам можно встретить всех, кого хочешь, да и кого не хочешь, тоже можешь встретить. Фонтан — место свиданий и надежд. И хотя он уже не работает, всё-таки уже далеко не лето, да уже скоро и не осень, всё равно народ по привычке коннектится именно тут.

— Смотри, — Пашка кивает в сторону аллеи: прямо по направлению к нам, уткнувшись в телефон, идёт розоволосое чудо Витенька, эта ошибка реинкарнации, этот кусочек сахарной ваты, это полнейшее «мяу», по ошибке попавшее в тело человека.

Идея приходит в голову моментально, и я хватаю за плечо этого дивного эльфа, как только он оказывается напротив нас. Витенька испуганно вздрагивает, а я доверительно улыбаюсь ему:

— Помнишь меня?

Он отрицательно и очень быстро трясёт головой в такой надежде, что мы его с кем-то перепутали, что это на его лице отражается

Я продолжаю:

— Мне нужен адрес Фролова.

— Я не знаю, — еле слышно шепчет Витенька и громко икает от испуга.

— Нехорошо врать, — я укоризненно хмурю брови. — Тебе придётся сказать мне адрес, хочешь ты этого или нет. — Для усиления эффекта я ещё сильнее сжимаю его плечо.

Он охает:

— Илай убьёт меня.

— Ну, это когда ещё будет, — улыбаюсь я. — И будет ли — вообще неизвестно. Да и он тебя убьёт потом, а руку я тебе сломать могу сейчас.

Витенька снова икает:

— Хорошо, я скажу, только не говорите, что это я — он звереет, когда про него что-то рассказывают.

— А есть что рассказать? — встревает в разговор Мальцев.

Витенька вздрагивает и косится на Пашку:

— Нет, нет, это я так.

— Успокойся, мне только адрес нужен, — я записываю адрес и отпускаю его плечо. — Беги.

Витенька мгновенно испаряется, будто его и не было.

— Погнали? — спрыгнув с борта фонтана, спрашивает Мальцев.

Я качаю головой:

— Нет, Паха, я, наверное, один поеду.

— Точно? — недоверчиво косится Пашка.

— Точно, — убеждённо отвечаю я.

Я по-прежнему чувствую себя не в своей тарелке — отношения у нас с Фроловым любовью и доверием не блещут, да и вообще мы с ним ходим по грани ненависти, и что я вообще могу сказать ему при встрече — в голове ни единой мысли. Но сейчас я об этом не думаю, я просто увижу его, пойму, что я зря чего-то там себе накрутил, а ещё лучше будет, если он с порога пошлёт меня куда подальше, и я пойду себе спокойненько.

Зачем я вообще переживаю о человеке, который сам ни о ком не переживает? Ну не ходит он в универ, да и не ходит, что тут необыкновенного — у нас в каждой группе таких по пять штук, и никто не парится. До недавнего времени и мне было по барабану, сколько там этот чокнутый Фролов пропустил.

Что изменилось? А изменилось ведь, так много всего изменилось во мне за эти несколько недель, что я сам себя не узнаю.

Где ты сейчас, Ренатик из Томска? Вот ты бы обалдел, увидев меня сейчас, как я не бегу, ломая ноги, прочь от своих фантазий, а сам, напролом, очертя голову, с ослиной упёртостью прусь в логово к идолищу поганому.

Звонок входящего сообщения отвлекает меня от моих псевдофилософских размышлений. Мальцев жить без меня не может просто:

«А я ведь зафотать успел»,

— и прикрепленное фото ангела с картины Анны Аркадьевны. У меня тут же потеют ладони, телефон грозит выскользнуть из них и разлететься вдребезги, ударившись об асфальт.

Увеличиваю фотографию, провожу пальцами по страдальчески поджатым губам Ильи, тело моментально реагирует мгновенным ознобом, я чертыхаюсь и закрываю картинку — не хватало ещё прямо посреди улицы зависнуть, залипая на полуголое тело другого парня. Это всё равно, как с балкона прокричать: «Люди-и-и, я гей… Э-ге-гей… блядь».

Добравшись до места, я уже совсем не удивляюсь, что передо мной снова район не из самых бедных, да и дом построен чуть ли не по индивидуальному проекту. Сверяюсь ещё раз с адресом и поднимаюсь на лифте на десятый этаж, затерявшись с входящей в это время в дом большой группой живущих тут, скорее всего, подростков. Судя по расположению, квартиры тут огромные, по меньшей мере, на четверть этажа, а может, и больше.

Стою перед дверью, сердце бьётся как бешеное, хочется убежать, сорвавшись в галоп вниз по лестнице, как бывало в далёком детстве, я глубоко вдыхаю полные лёгкие воздуха и нажимаю на звонок. Мелодичная трель раздаётся внутри квартиры, слышу, как изнутри долго возятся с замком и, наконец, дверь распахивается:

— Какого хрена тебе ещё… — на пороге стоит Илай со смазанной вдоль капризно искривившегося рта красной помадой, потёкшей с ресниц тушью и синевато-лиловым синяком на правой скуле. — А, это ты… — он поворачивается и идёт вглубь квартиры. — Проходи.

Я неуверенно прохожу внутрь, закрывая за собой дверь. Илай в коротком, выше колен, чёрном кимоно, из-под которого выглядывают белые, очень похожие на те, с картины, ажурные чулки. Я смотрю на его ноги в этих чулках, меня сейчас хоть застрелите, а не смотреть я не могу. Тут Илья резко поворачивается ко мне и, словно сейчас до него что-то дошло, спрашивает:

— Ты зачём пришёл?

— Тебя давно не было в универе, — говорю я, чувствуя, как же глупо это звучит.

— Тебе не похрен? — усмехается он.

— Видимо, не похрен, — отвечаю я и вглядываюсь в его лицо. — Кто тебя ударил?

— О, мой смелый рыцарь прискакал на своём верном коне, — зло смеётся Илай и демонстративно заглядывает мне за плечо. — А, кстати, где же твой верный конь? Как это он тебя одного отпустил?

Я пропускаю его замечание мимо ушей и подхожу ближе. Он замирает и прижимается спиной к стене. Я трогаю пальцами припухший синяк на его скуле и повторяю вопрос:

— Кто это сделал?

Он дёргается под моими пальцами:

— Не трогай меня, — тут его губы кривятся. — И вообще вали нахуй отсюда, что тебе вообще надо? — Голос его дрожит, и я понимаю, что Фролов просто мертвецки пьян или качественно обдолбан — зрачки его плавают, а сам он пытается справиться с эмоциями и не может.

— Ванная где у тебя? — спрашиваю я, и он неопределённо машет рукой куда-то в сторону.

Знакомый жест, сразу вспоминаю его мать — фамильная черта семьи Фроловых, махать руками на свои проблемы.

Тащу его на себе в ванную, она действительно обнаруживается в направлении, указанном Ильёй — размер у ванной приблизительно как половина моей квартиры, вот же живут люди, и нафига в ванной столько места. Усаживаю Фролова на мягкий пуфик, мочу полотенце и осторожно стираю с его лица размазавшуюся косметику.

Он снова дёргается:

— Какого хуя вообще… — но тут же успокаивается и закрывает глаза, уже добровольно подставляя мне своё лицо, лишь страдальчески морщится, когда я задеваю синяк на скуле.

Без косметики он уже похож не на дорогую, использованную кем-то шлюху, а на несчастную, зарёванную и обиженную кем-то девчонку, которую хочется защитить от всего мира. Я собираю его волосы в хвост, закручивая его найденной тут же, на полу, резинкой.

— А теперь нам надо кое-что сделать, — говорю я ему и тащу его к унитазу.

— Отвали, — вяло сопротивляется он, но он пьян, а я полон решимости привести его хоть немного в адекватный вид.

Нагибаю его над унитазом и сую пальцы в рот. Он отплёвывается, выгибается всем телом:

— Да какого хера, что за мания, всякое говно в рот пихать, — но сопротивление подавлено в корне, и Фролова долго и натяжно рвёт несколько минут, а я держу его пепельный хвост, чтобы тот случайно не испачкался.

Потом я снова умываю Фроловскую мордаху, и, обняв его за талию, отправляюсь в путешествие в поисках спальни. Илья уже откровенно виснет на мне, а я стараюсь не думать ни о его ногах, по-прежнему затянутых в капрон или нейлон — один хрен, я вообще не секу эту тему, ни о его дыхании на своей шее, да ни о чём вообще.

В спальне он валится на кровать, край и без того короткого кимоно задирается и, да, это чулки, а потом открытый участок кожи, скрывающийся под тонким шёлком. Я сажусь рядом, а он тянет меня за руку к себе: