Вампиры пустыни
(Том I) - Нисбет Хьюм - Страница 32

Все пятеро молчали. В воздухе повисла та настороженная пауза, обрывающая иногда оживленный спор, во время которой собеседники готовят новые аргументы и доказательства. Лишь плавное колыхание какого-то мотива, несшегося из танцзала, нарушало тишину веранды.

Первый прервал паузу Мадай. Пошарив в специальном углублении налокотника качалки недопитый свой стакан, полковник сделал большой глоток и сказал:

— Это очень сложная штука. На вопросе о взаимоотношениях рас мы, возможно, когда-нибудь свернем себе шею. Этот вопрос требует особенно щекотливого к себе отношения здесь, в Африке где часто все понятия приходится ставить на голову.

— Добавьте, полковник, — откликнулся капитан Гарднер, — где одинокие белые живут зачастую друг от друга на расстоянии, равном вертикальному масштабу Бельгии.

Все снова замолчали. По улице, почти у самых перил веранды, пронесся авто, бросив на пол и стены спутанные движущиеся блики своих прожекторов, их яркий свет словно разбудил неожиданно старого полковника.

— В мое время все было проще и яснее! — громко сказал он.

Остальные четверо затаили дыхание. Рассказ Мадая стоило послушать.

— Вот, глядите! — протянул он руку, указывая на главную улицу Леопольдвилля, калейдоскопом красок и света ушедшую куда-то далеко, далеко, к бархатистому ночному горизонту. — Глядите: галдит, торгует, обманывает! Вообще живет! А я помню времена, когда на этом месте были лишь непроходимые джунгли. Этот город, — широким жестом обвел Мадай и туземные хижины на сваях, похожие на купальни, и тяжелые дома белых, — этот город имеет общее с Римом то, что оба они составились из бродяг. Одним из этих бродяг был и я. При мне в октябре 1882 года Генри Мортон Стэнли заложил его. При мне же этот необычайный авантюрист-исследователь-журналист преподнес веселому монарху Леопольду бельгийскому обширную империю Конго!

Я тогда перешел с португальской службы на службу к королю Леопольду, — продолжал он. — Мы «работали» в его «владениях короны» и отнюдь не сентиментальничали. Негров, не желавших работать, лупили плетьми, брали в качестве заложниц их жен, из экспедиции в качестве трофеев приносили руки туземных крестьян, чиновники набрали в солдаты каннибалов и разрешали им практиковать людоедство на туземцах-недоимщиках, пленные служили мишенями для практической стрельбы из револьверов господ офицеров, и так далее[19]. Итоги? Блестящие! Гуманное предприятие это дало нашему суверену Леопольду 20 млн. долларов чистой прибыли. Вот как мы работали! Пью же, молодежь, и за ваши точно такие же успехи! — поднял Мадай стакан с вином и, отхлебнув, довольно улыбнулся не то хмельной сладости вина, не то своим, не менее хмельным и сладким воспоминаниям.

— Хорошо вам рассказывать о девяностых годах, — откликнулся первым Ван-Слипп, — а вы попробуйте рубить руки теперь, во времена социалистического министра Вандервельде и Лиги наций. Нуте-ка?

— Киргизы моего эскадрона, — сказал небрежно Иславин, — служившие социалистическому сибирскому правительству, пленных красных закапывали в стога сена и сжигали живьем.

— Браво, ротмистр! — хлопнул слегка в ладоши Мадай. — Это по-нашему! Слышите, Ван-Слипп? Вот вам и социалистические министры! А Лиге наций тоже некогда смотреть за тем, кому вы будете рубить руки. Она занята сейчас решением более важного вопроса: носить или не носить штаны туземцам Сомали?

Переждав когда утихнет смех, вызванный его последними словами, Мадай продолжал:

— Уверяю вас, что с этой стороны бояться нечего. Лига наций, как добрая мамаша, всегда найдет оправдание для всех нас, ее, хотя и беспокойных, но верных сыновей. Бойтесь другого!

— Но чего же или кого? — недоумевающе пожал плечами капитан Гарднер.

— Бойтесь их! — сказал, внезапно понизив голос, Мадай. И, обведя широким жестом далекий, темный горизонт, добавил: — Бойтесь их, настоящих хозяев этой страны, этих «наполовину детей, наполовину дьяволов»[20].

— Черных? — презрительно фыркнул «Брюссельский франт». — Вы шутите, полковник!

Почувствовав презрительное недоумение в словах Легро, Мадай обратился уже ко всем присутствующим:

— Господа, еще не поздно, а потому позвольте мне рассказать вам один случай из моей практики?

— Мы просим вас, полковник, — ответил почтительно за всех, как старший в чине, капитан Гарднер.

— Благодарю! И хотя мой рассказ будет лучшей иллюстрацией к нашему предыдущему разговору, все же главным действующим лицом в нем буду не я, не человек даже, а дерево-вампир, из так называемых деревьев — плотоядных.

Эй, мальчик! Один виски для меня! — крикнул он негритенку, гримасничая крутившему за стойкой машинку для приготовления коктейлей.

И, откинувшись на спинку качалки, начал свой рассказ.

— Это произошло ровно четверть века тому назад, в год начала русско-японской войны, то есть в январе 1904 г. Меня назначили тогда окружным комиссаром в хорошо вам всем знакомый горный округ Катанга, богатый медью, золотом и изумрудами. Но мне пришлось работать по другой специальности. Под моей непосредственной охраной находилось более десятка каучуковых плантаций, расположенных в низменной части округа, в поясе болот. Еще при вступлении моем в должность мне сообщили, что на плантациях неблагополучно, что среди черных рабочих царит недовольство и слышен ропот на тяжелые условия работы. Поэтому я с первых же дней своей новой службы был начеку.

И вот в один прекрасный летний день, как пишут наши господа романисты, ко мне в город Мукурру пришла тревожная весть: рабочие одной из наиболее крупных плантаций взбунтовались, сожгли строения, склады сырья и покушались даже на жизнь владельца плантации, заметьте — белого! Но европеец вовремя бежал и скрылся от бунтарей где- то в лесу. Рабочие взбунтовавшейся плантации принадлежали к племени тоба, — от них можно было ожидать всего. Поэтому я, не мешкая, взял роту своих аскари и марш-маршем направился к месту происшествия. Здесь я вынужден буду сделать маленькое отступление и привести вам рассказ моего чернокожего капрала Мбанги.

Во время нашего похода, продолжавшегося четыре дня, Мбанги забавлял меня рассказыванием различных местных былей и небылиц. Однажды он рассказал мне и о дереве-вампире. Мы шли в этот момент окраиной большого болота. Посеревший от испуга капрал проговорил почему-то шепотом: «На этом болоте, мой полковник, живет луатомвао. Остерегайся встречаться с ним, о, господин!»

На первой же ночевке Мбанги рассказал мне и подробно о луатомвао, что в переводе на наш язык означает — «сеть дьявола». Так чернокожие называют удивительное растение, нечаянно открытое ими на болоте, которое мы прошли днем. Местные жители твердо убеждены, что «сеть дьявола» — не простое растение, а чудовище, злой дух, принявший форму дерева. Черные уверяют, что оно все видит и понимает, что ветви его способны вытягиваться, как руки человека, чтобы схватить добычу, что оно даже может передвигаться в погоне за своей жертвой. Последнее, конечно, чушь! Но достойны внимания описания внешнего вида этого кошмарного растения. По словам Мбанги, густые ветви «сети дьявола» покрыты чем-то вроде крохотных присосков, вечно открытых и мгновенно закрывающихся, едва их что-либо коснется. Но если это окажется не живым существом, не мясом и кровью, то рты сразу открываются, ослабевает сразу же и объятие ветвей, схвативших добычу и, отбросив предмет, не пришедшийся ему по вкусу, словно выплюнув его, «сеть дьявола» снова вытягивается и настораживается…

— Плюющиеся деревья? Ну и ну! — покачал головой неугомонный «Брюссельский франт».

— Боже мой! — с откровенным страхом воскликнул ротмистр Иславин. — Неужели, правда, существуют на свете такие растения?

— А вот спросим об этом капитана Гарднера, — сказал Ван-Слипп. — Он в ботанике силен.