Победители тьмы. Роман - Шайбон Ашот Гаспарович - Страница 14

- Живет в Петрограде, - объяснил мой опекун.

- Как, в Петрограде? - удивился я.

- Ну да, но известен под совершенно иной фамилией. Григорий Кириллович Сапатин перестал существовать. Его теперь знают, как Дерягина.

- Как, Григорий Кириллович Дерягин?! - крикнул я, вскакивая со стула. - Так его же сын - мой школьный товарищ! Он вместе со мной кончил гимназию… Ну да, - Илья Григорьевич Дерягин! Ведь Илья еще в гимназии увлекался сценой, и я восхищался его способностью к перевоплощениям… Это он, он!

Дядя молчал. История его жизни была завершена…»

В комнате наступило молчание. Елена не отводила изумленного взгляда от лица старого ученого.

- Так, значит, полковник Илья Григорьевич Дерягин - это сын того самого Сапатина? - медленно спросила она.

- Да. Вместе с Дерягиным, дочка, мы с оружием в руках сражались под стенами Зимнего дворца в Петрограде, в ночь Октябрьской революции! - кивнул головой Николай Аспинедов.

И он второй раз за всю беседу потянулся рукой к рюмочке с коньяком.

«Особенно тесно сблизился я с Ильей Григорьевичем Дерягиным после смерти моего опекуна, - возобновил прерванную беседу Николай Аспинедов. - Надо ли говорить о том, что вся моя жизнь после смерти Богдана Аспинедова пошла по совершенно иному пути.

Я выехал в Европу. В эти годы преподавание технических дисциплин в Европе было поставлено на очень солидные основы. Этому способствовал и целый ряд откупленных или украденных у русских ученых открытий, которые фигурировали уже как результат трудов чужеземных авторов. Открытия отечественных ученых не пользовались никаким вниманием у царского правительства, которое признавало открытия русских изобретателей лишь тогда, когда они возвращались в Россию под чужим именем, увенчанным украденной славой… Но об этом излишне говорить - это уже старая история, известная всему миру. Перейдем к нашему рассказу.

Применение приобретенных в Европе знаний я твердо связывал с судьбой будущей свободной России. Мы с Ильей Дерягиным были воодушевлены одними и теми же стремлениями и боролись за счастливое будущее нашей родины. Нет сомнений, что Дерягин стал бы прославленным ученым-химиком. Но обстоятельства сложились таким образом, что после революции ему пришлось целиком отдаться важнейшему делу защиты внутренней безопасности страны.

В Россию Дерягин вернулся раньше меня. Их семью постигло большое несчастье: отец его - Григорий Кириллович Сапатин-Дерягин совершенно неожиданно скончался в своей лаборатории, а через несколько дней так же скоропостижно скончалась и мать. Смерть супругов вызывала серьезные подозрения и произошла при очень таинственных обстоятельствах. Об этой утрате Ильи я узнал еще в бытность за границей.

Но когда через год я и сам вернулся в Петербург, меня сразила ужасная весть о необъяснимом исчезновении моего товарища, Ильи Дерягина…

Он исчез из своей лаборатории-мастерской осенью тысяча девятьсот пятнадцатого года, в ночь на двадцать шестое июля. Знавшие о нашей близости знакомые выражали мне при встрече соболезнование. Искренно огорчена была и моя мать, любившая Илью, как родного сына.

Исчезновение Дерягина имело отношение к деятельности «белых теней». Это обстоятельство, неопровержимо установлено было показаниями преданного слуги семьи Дерягиных - старика Василия, данными следственным органам царского правительства.

У Василия не было никакой родни на свете. Всю свою жизнь он провел в семье Сапатиных-Дерягиных. Детство Ильи Григорьевича протекало на его глазах, и Илья был очень привязан к добродушному старику. В годы отсутствия сосланного в Сибирь Сапатина, Василий был для Ильи подлинным учителем жизни. Именно благодаря Василию, молодой Сапатин-Дерягин был так тесно связан с родным народом. Своими советами старик сумел пробудить в душе своего питомца любовь к родине и желание служить ей.

Трудно описать горе Василия после исчезновения Ильи. Он клялся и божился, что пропажа Ильи связана с таинственными тенями: ведь об этом накануне своего исчезновения поведал ему под величайшим секретом сам Илья Дерягин… И вот что рассказал старику его молодой хозяин:

- «В одну из петроградских белых ночей я вышел из своей лаборатории и зашел в мастерскую отца, вдоль стен которой расставлены были шкафы богатой отцовской библиотеки. Окно в мастерской было открыто, чтобы обеспечить приток свежего воздуха. Проработав, как обычно, за полночь в своей лаборатории, я перешел в мастерскую, чтоб там, за письменным столом, писать свою монографию о получении химически чистого железа.

Едва успел я дойти до середины мастерской, как к моим ногам упал запечатанный пакет. Я остановился в недоумении.

«Вот так штука! - невольно подумал я: - Откуда он появился?»

И действительно, это не могло не вызвать изумления. В комнате никого не было. Дверь в спальню заперта. Василий, вероятно, давно спал в своей комнатке нижнего этажа. Оставалось думать, что пакет был брошен кем-то в открытое окно. Однако и это не представлялось возможным. Мыслимо ли было забросить снаружи что-либо в окно третьего этажа? Самые различные предположения быстро сменяли друг друга, но ни одно из них не казалось правдоподобным.

Подняв с пола пакет, я поспешил к открытому окну, чтобы выглянуть на улицу. И в эту же минуту погас свет в последнем окне третьего этажа здания, находящегося прямо против моего окна. Я с улыбкой подумал: «Неужели это письмо от той шаловливой и миловидной девушки, которая каждое утро посылает мне в спальню солнечных зайчиков и мешает выспаться?! Да, видно она и есть»… - заключил я, не задумываясь дальше. Очевидно, если у кокетливой соседки хватает изобретательности, чтобы заигрывать со мной при помощи солнечных зайчиков, то она, безусловно, найдет способ и для переброски своего письма в окно через улицу.

Некоторое время я стоял в нерешительности, не зная - что делать. Я решил было вернуть письмо, не читая, как вдруг… из глубины комнаты кто-то громко назвал мое имя. Я быстро обернулся. Мастерская была погружена в полумрак, свет настольной лампы скупо освещал стены и обстановку комнаты. Но ясно было видно, что в мастерской никого нет…

«Это бывает часто… - попробовал я разуверить себя: - померещится, будто кто-то зовет тебя, а на самом деле никого нет. Так было и на этот раз…»

Но я ошибался.

- Илья Григорьевич! - ясно и отчетливо произнес тот же голос.

Я невольно вздрогнул.

- Черт побери, кто и откуда говорит со мной? - крикнул я с раздражением.

- Илья Григорьевич, конверт адресован вам, прочтите его немедленно! - прозвучал голос невидимого мужчины.

Без сомнения, со мной говорил скрывающийся в моей же комнате какой-то невидимый человек…

- Но кто говорит со мной? - настаивал я, разглядывая мастерскую.

- Белая тень! - прозвучал ответ.

- Но, черт возьми, я не вижу никакой белой тени!

- Увидите! - засмеялся невидимка.

Я услышал негромкое щелканье: невидимый посетитель повернул выключатель моей настольной лампы.

Мастерская погрузилась во тьму. Точно усилившаяся от мрака тишина давила меня. Я невольно зажмурился. Когда я снова открыл глаза, в моем кресле за столом сидела полупрозрачная тень молочного цвета, светящаяся фосфорическим сиянием.

- Убедились? - полунасмешливо спросил голос тени. - Простите, что занял без разрешения ваше рабочее кресло. Но теперь я попрошу вас, Илья Григорьевич, подписать эту бумагу…

- Какую бумагу?

- Справку о том, что я вручил вам пакет и обязательство хранить втайне мое посещение.

- Но я ничего не вижу в темноте!

- Что ж, нетрудно и зажечь снова свет! - засмеялась тень. Светящаяся молочная рука протянулась в темноте, снова послышалось щелканье выключателя - и комната осветилась.

При электрическом свете еле намечались очертания таинственной тени. Но над письменным столом висел в воздухе, слабо колыхаясь, листок бумаги.

Очевидно, листок держала рука тени.