Небо цвета крови - Точинов Виктор Павлович - Страница 10

Вид у нее был… Про то, как она сейчас выглядит, Юлена старалась не думать. Не видит никто, и ладно. Вся одежда осталась после бегства на берегу реки, и обувь тоже, большую часть пути пришлось отшагать голышом. И босиком, что еще хуже, – израненные, исколотые ноги покрылись сплошной коркой запекшейся крови…

Несколько часов назад ей повезло, нашла на краю поля несколько не то позабытых, не то брошенных мешков с химическими удобрениями. Теперь один из тех мешков, опустошенный и вывернутый наизнанку, не очень-то успешно пытался изобразить платье (дырки для головы и рук пришлось проделать в неподатливой синтетической ткани при помощи зубов). На ступни были намотаны полосы той же ткани – хоть какая-то, но обувь…

Пробиралась Юля окраиной Морозовки.

Красногальск был невелик, чуть больше пятидесяти тысяч населения. Однако числился административным центром края, – остальные разбросанные по Гальской степи городки и шахтерские поселки были еще меньше. Город образовался некогда путем слияния нескольких рабочих поселков, расположенных рядом с одноименными шахтами, и отдельные районы его стояли несколько наособицу. Морозовка и была одним из таких районов-поселков. Здесь Юлена родилась, здесь прошли ее детство и юность, в небольшом одноэтажном, на две семьи, домишке. Но сейчас все тут казалось не родным и близким – незнакомым и смертельно опасным.

Она пересекла двор неслышной тенью, торопливо поднялась на крыльцо. Постучала негромко, условным стуком. За дверью – тишина, ни звука, ни шороха.

Ноги обмякли, сердце замерло, пропустило пару ударов. Неужели всё, что навоображала себе под конец пути, – правда?! Одичавшие собаки могут жить и в безлюдном городе…

Она забарабанила в дверь отчаянно, позабыв про всякую осторожность.

Сквозь узенькую щелку ударил лучик света, прямо в глаза. За дверью прозвучал встревоженный женский голос:

– Кто там? Что случилось?

– Мама, мама, мама… – шептала Юля, и слезы катились по ее щекам.

Через час после рассвета и в самом деле стало припекать, все сильнее и сильнее.

Струйки пота скатывались под формой, щекотали тело. Металл гаусс-винтовки раскалился, Олег старался касаться только пластмассовых ее частей, но затем решил поправить прицел подствольника и чуть не обжегся… Голова внутри шлема… да, примерно так, наверное, ощущает себя содержимое кастрюли, поставленной в печь.

Казалось: пусть уж все поскорее начнется и закончится. Лучше бой, чем такое вот жаркое и потное его ожидание… Хотя, конечно, страшновато было. Первый бой… Да еще против бронетехники… Даже когда на тебя танки на полигоне прут, и знаешь, что снаряды у них учебные, а эмиттеры только имитируют боевое излучение, – и то поджилки подрагивают…

И все же Олег нетерпеливо ждал боя. Потому что мысли все время сворачивали на недавнее происшествие с Позаром. Очень неприятные мысли…

…Выстрел комроты не убил беглеца, всего лишь пробил бедро. Стоять самостоятельно Позар не мог, его держали под руки, – пока Стален, с трудом разбирая каракули Олега, зачитывал приговор перед мрачным строем курсантов.

А потом произошло самое мерзкое… Ротный, не глядя, потыкал пальцем в строй – ты, ты, ты… – вызвал вперед шестерых. Седьмой – Олег. Расстрельная команда. Приговоренного привалили не то к громадному валуну, не то к небольшой скале, и, едва отпустили, – он тут же ополз, оплыл на землю, сложился пополам, уткнув голову в колени… Мимикрирующий комбинезон немедленно принял буро-ржавый цвет скалы. Бинты на небрежно перевязанной ноге Позара набухали красным.

По команде «Пли!» Олег выстрелил, закрыв глаза… Наверное, для того и назначают в расстрельную команду несколько человек, чтобы каждый мог потом заниматься самообманом: может, вовсе и не моя пуля прикончила изменника… Да только здесь не тот случай: расстреливали не пулями – гаусс-разрядами. С такого расстояния не промахнешься, как ни зажмуривайся…

Когда Олег поднял веки, все закончилось. Человека перед ними не было. Спекшееся нечто… А уж запах… Два с лишним часа прошло, но казалось: отвратительная вонь горелого мяса до сих пор терзает ноздри. Оттаскивать в сторону и засыпа́ть мелкими камнями это тоже пришлось их семерке. Никто не произнес ни слова, но взгляды Олег ловил весьма недоброжелательные. Из-за тебя, дескать, в палачи угодили…

Но разве он виноват?! Разве не так же должен был поступить на его месте любой революционный курсант?! Каждый… Но сделал то, что был должен, лишь он… Правильно всё сделал, но отчего же так мерзко на душе?

…Атака, как ее ни ждали, началась неожиданно. Нарастающий вой – пронзительный, вонзающийся в мозг – послышался сверху. Штурмовики, догадался Олег. Заходят на атаку со стороны солнца… Быстрым движением опустил светофильтр на щиток из бронестекла, прикрывавший шлем спереди, поднял взгляд. Так и есть: на потемневшем небе желтеет пятно солнца, а рядом – черные пятнышки, почти не движущиеся, лишь увеличивающиеся в размерах…

Умом Олег понимал: рассеявшихся, забившихся в каменные щели курсантов не увидят ни глаза пилотов, ни хитрые приборы: форма мимикрирующая, в инфрадиапазоне они тоже не видны, источников тепла вокруг хватает, над «нюшками» и их расчетами – все-таки изрядный компакт металла – раскинуты зонтики маскирующих полей, и металлодетекторы промолчат… Атаковать штурмовики смогут лишь вслепую, бить по площадям.

Всё так, но отчего-то казалось, что пилоты прекрасно видят именно его, Олега… Его одного – маленького, крохотного, беззащитного… Что у воющего в небе смертоносного железа лишь одна цель: он, Олег Ракитин.

– По штурмовикам не стрелять! – прозвучал голос Жеги-взводного в наушниках шлема. Уверенный голос, командирский, но Олегу отчего-то показалось, что очень глубоко в нем угнездилась неуверенность. А может, и вправду показалось…

Во всех учебниках по тактике, что приходилось штудировать будущим младшим командирам, говорилось одно и то же: атаку низколетящей бронетехники предваряет комбинированный удар с воздуха, ракетно-бомбово-лучевой.

Пилоты имперских штурмовиков, очевидно, те учебники не читали. Ракеты не помчались к земле, и не ударили лучи боевых лазеров, и не хлестнули плети гаусс-излучения, невидимые, но смертельные.

На позицию роты курсантов всего лишь посыпались бомбы… Взрывались они негромко, выбрасывая огромные облака темно-коричневого дыма. Завеса, понял Олег, и не только визуальная, – облака перенасыщены полиметаллическими микрокристалликами. Но и отравляющие компоненты не исключены… Он автоматическим, отработанным движением пристыковал цилиндр противогаза к воздухозаборнику шлема.

Завеса густела… Игра теперь пойдет на равных: имперцы не видят их, но и они не смогут засечь приближающиеся танки и бронеглайдеры.

– По танкам – огонь! – выкрикнули наушники голосом Жегвара.

Танков Олег не видел. Равно как и других целей… Вертел головой во все стороны, пытался разглядеть врага в разрывах дымовой завесы. Тщетно…

Но другие, похоже, увидели. Хлопали гауссовки (вернее, их системы охлаждения, выбрасывавшие отработанный инертный газ) и с противным визгом уходили к цели гранаты из подствольников. «Нюшки» работали практически бесшумно, и вступила ли в бой хоть одна из них, Олег не знал.

Танк вынырнул из дыма рядом, в паре сотен метров. Двигался он, конечно, на антиграве, на высоте человеческого роста над землей. Пушка повернута в другую сторону, но гаусс-эмиттер над башней вращается быстро-быстро, готовый в любую секунду и в любую сторону плюнуть невидимой и неслышимой смертью…

Олег поймал прицелом бронированную громадину. Стрелять из гаусс-винтовки в танк – занятие достаточно бесплодное. Защитные поля погасят энергию выстрела – температура внутри боевой машины повысится на тысячную долю градуса, на какую-то очень малую часть своей емкости разрядятся аккумуляторы танка… Вот и весь ущерб врагу.

Подствольный гранатомет чуть более эффективен. Но лишь чуть… Слишком невелики по размерам уязвимые части бронемашин, слишком большое рассеяние у гранат…