Перелом (СИ) - Суханов Сергей Владимирович - Страница 1

Пыль медленно оседала на окопы. Николай Осинцев по свистку сержанта выбежал из бетонного капонира и теперь постоянно сплевывал накапливавшуюся сухость. На этот раз бомбежка была сильнее. В их капонир попало прямо в крышу и почти сразу — метрах в пяти, так что всех основательно тряхнуло и в ушах до сих пор стоял звон. Но бетонные перекрытия выдержали — значит, двухсотпятидесятка, не более.

Вокруг рокотали взрывы, проходя дрожью земли через все тело — совсем как в танцклубе, куда Ленка все-таки сумела затащить Николая во время его увольнительной, когда их отвели в тыл по ротации. Николай сначала всячески брыкался — ну не умел он танцевать! — а позориться перед подругой не хотелось, поэтому он с важным видом произносил "да баловство все это!" и откупался от надутых губок порцией мороженного. Да, то самое "замещение"… или "рационализация"… — Николай все еще путался во всех этих терминах, но что он точно знал, так это то, что он ни в жизнь не пойдет танцевать — и пусть это называют как угодно — хоть "вытеснением". Да, лучше еще десять раз сходить в атаку, но только не на танцы! Но Николай еще не был хорошо знаком с женским коварством и, "случайно" оказавшись во время прогулки около танцевальных курсов, он поддался на невинное "ну давай заглянем на мину-у-у-у-точку…". А там нашлась Ленкина подруга, которая совершенно так же "случайно" уже закончила занятия с очередной группой и теперь у нее было окно, во время которого она "согласилась" показать "пару" движений. Все оказалось не так уж и сложно — фактически, та же рукопашка — поддержка баланса, формирование движений и противовесов инерцией корпуса, рук, ног — разве что сама подготовка очередной позиции уходила не в удар или уход, а в переход в другую позицию. Но минут за пятнадцать, под веселые смешки и восторженные девичьи восклицания, Николая как-то приучили не принимать одну из стоек или уходить в одну из связок, намертво вбитых в его тело инструктором по рукопашному бою. Он даже согласился присоединиться к следующей группе, за что был награжден поцелуйчиком в щеку, так что первые пять минут был несколько рассеян. А вечером он уже вполне сносно — ну, на его взгляд — крутился на танцполе. Нет, музыка не сказать чтобы ему нравилась — уж слишком она была непривычной — все эти электрогитары, барабаны — и громко, и быстро — на застолье такого точно петь не будешь, не зря в "Русской Правде" хорошо так прошлись по этим новым веяниям в музыке. Но, с другой стороны, Николай не мог не признать, что обстановка была достаточно живой, и он даже с удовольствием провел два часа на танцполе, а вид разгоряченной Ленки, ее горящих глаз… ммм… Николай и не заметил, как снова начал напевать "Не ходи, ты за мной, братец Луи-Луи-Луи, не нужны мне твои поце-луи-луи-луи"… тьфу ты черт! вот привязалось! Николай выплюнул пыль, поднятую близким разрывом чего-то чуть более сотни миллиметров. Вот — опять из тыла неслись звуки этой "Танцы всю ночь" -

— и, хотя звуки этой заводной песни периодически заглушались разрывами, Николай повторял их полушепотом, так как выучил их наизусть — ну еще бы — ее неоднократно передавали и по радио, а уж на танцполе, после более десятка повторений, слова намертво впечатывались в мозг. Правда, они были какие-то глуповатые. Но вот цепляло. А уж танец… Николай был готов терпеть любой текст, если под него надо держаться за руки и энергично сходиться и расходиться — ему очень нравились Ленкины пальчики, которыми она цепко держалась за его ладонь, когда с закручиванием устремлялась к нему, а потом так же стремительно отдалялась… Ладно, пока война — можно и потанцевать эти "крутоверты"… правда, у Николая они пошли не сразу — когда надо было выбрасывать голень, он все порывался сделать скрутку не противоположной, а той же стороной корпуса, да еще и пробить ногой сбоку. И, судя по периодически возникавшим вокруг смешкам, такую же проблему испытывали и другие фронтовики, так что в какой-то момент их дамы сговорились, поставили всех в линию и заставили танцевать под присмотром внимательных девичьих глаз. Песню ставили раз, наверное, десять, пока под одобрительные крики зала у всех не стало более-менее получаться — просто периодически все валились от смеха и приходилось начинать заново. Но и потом Николай старательно откидывал голень, удерживая себя от разворота корпусом, и все следил, чтобы не попасть берцем по Ленкиным туфелькам…

— Коль, че лыбишься-то?

— Да… вспомнилась танцплощадка…

— А… это да… — его друган Семка тоже расплылся в улыбке. — Во комбат дает — немцам радио поставил!

— А пусть послушают — может, и плюнут на своего Гитлера.

Друзья если и не знали точно, то догадывались, что эта музыка была поставлена не столько для немцев, сколько для них, чтобы было проще вынести обстрел и бомбардировку, чтобы бойцы знали, что вокруг по-прежнему находятся их товарищи, что они не одни.

А на позиции батальона все продолжало сыпать, но уже меньше, чем вчера — высотные штурмовики хорошо проредили обнаружившие себя немецкие батареи — те вылезли пострелять в хорошую погоду, и пороховые клубы через ИК были заметны издали, да и мы еще, на основании докладов разведки о подходивших в последние дни колоннах, подтянули на это направление более десятка высотников, чтобы снизить сектор визуального поиска на одного оператора, и они смогли быстрее реагировать на обнаруженные вспышки горячих пороховых газов, так что немцы не всегда успевали снова прикрыть разогретые стрельбой стволы, которые были хорошо заметны через ИК-приборы, а потому и точность наведения управляемых оператором бомб была высокой — оператор просто видел, куда ее надо положить.

Плохо, что немца было слишком много в воздухе — на поле перед позициями уже лежали обломки трех наших и пяти немецких самолетов. И наши то ли закончились, то ли работали на другом участке — сегодня немцы бомбили в гораздо лучших условиях, чем вчера. Хотя и заметно меньше — три вчерашних воздушных боя заметно проредили стервятников — Николай, Семен и остальные бойцы всем отделением переживали за три эскадрильи наших самолетов, что раз за разом срывали атаки пикирующих бомбардировщиков, при этом отбивались и от их истребительного прикрытия, как-то умудряясь еще и сбивать, но это явно было случайностью — слишком уж нашим приходилось вертеться среди стаи вражеских самолетов. Именно поэтому с таким ликованием они всей пехотой встречали очередной валящийся немецкий самолет. И именно поэтому пошли в атаку, когда нашего летчика, выпрыгнувшего из подбитого истребителя, стало относить на позиции немцев. Те как раз откатились после очередной атаки и еще не успели прийти в себя, а мы к тому же пошли тихо, под прикрытием еще не осевшей пыли от снарядных разрывов. Наверное, только поэтому и смогли подойти к немецким траншеям на расстояние броска, как на учениях, и так же взять первую линию, вытащив и летуна, и пару языков, и три пулемета с ленточным питанием — теперь Николай потискивал рукоятку одного из них в ожидании, когда немец подойдет метров на двести — под прикрытием авианалета и обстрела артиллерии те снова пытались подобраться к нашим окопам.

Вчера открывали огонь со ста метров, практически в упор. Но то было вчера, когда еще были целыми проволочные заграждения, да и плотность мин перед позициями надежно принимала в себя новые немецкие трупы. Сегодня, всего лишь после дня боев, мин практически не осталось — часть повыбило при артобстрелах и бомбардировках, часть сработала под фашистскими ногами и гусеницами, и за ночь сумели восстановить лишь отдельные куски колючки, да уложить пару десятков мин в три куста, и все три — на выходе из низинки, расположенной чуть наискосок от ДОТа метрах в пятидесяти, откуда так удобно делать рывок после того, как накопится десять-пятнадцать человек. Кроме мин, немцев там ждал еще один сюрприз — ночью саперы немного подкопали ложбинку между двумя бугорками, а наши установили пулемет, чей сектор стрельбы шел вдоль образовавшегося желобка как раз в эту ложбинку, так что появилась возможность простреливать ее чуть ли не на половину. Посмотрим — попадутся ли немцы в эту западню. Глядишь, и подловим пару-тройку фрицев — так и атаку на ДОТ можно будет сорвать — чем черт не шутит.