Перелом (СИ) - Суханов Сергей Владимирович - Страница 33

— А и сходи… пошлем туда пару высотников на всякий…

— И пару пехотных полков на мое текущее место — чтобы не пустовало.

— Это да, тут не беспокойся.

Так неспешно и начался разгром немецкой группировки, что прорвалась в наши тылы. Ее и так уже вовсю колошматили со всех сторон — застоявшиеся без дела ДРГ покусывали краткими нападениями, прежде всего на транспортные колонны, группы САУ по несколько штук устраивали охоту на танковые колонны, заставляя тех постоянно разворачиваться для атак. А сверху вертели свою смертельную карусель штурмовики. Хищные стаи в полтора-два десятка самолетов гигантским кругом заходили и заходили на позиции и колонны немцев, и каждый черпак этого небесного роторного экскаватора подхватывал и отправлял на Небо очередные партии немецких душ. По бронетехнике тоже шла интенсивная работа. Мы наконец-то отладили роторную линию по сборке самого сложного узла НУРСов — раскрывающегося оперения, причем уже новой конструкции — если в старой оно раскрывалось под напором набегающего воздуха, то сейчас за его раскрытие отвечал отдельный пороховой заряд, а само оперение жестко фиксировалось защелками, а не болталось на пружинках. Это повысило точность ракет — отклонение составило уже не полпроцента от дальности, а только три десятых, и если раньше, чтобы попасть в танк с полукилометра, требовалось до десятка ракет с разбросом два с половиной метра, то сейчас, при разбросе полтора, хватало и половины от этого количества. Ракетный двигатель тоже претерпел изменения — после освоения шнекового прессования длинных шашек он стал одношашечным, что позволило снизить пороховой заряд без уменьшения дальности, а немного увеличившаяся скорость еще больше повысила шансы на поражение целей. К тому же переход новых ЗРК на смесевые пороха высвобождал десятки тонн баллиститного пороха, при том что на один ракетный двигатель НУРСа теперь требовалось менее килограмма пороха. К июлю сорок третьего мы наделали более трехсот тысяч НУСов калибром шестьдесят миллиметров, и сейчас эти огненные стрелы сыпались на немцев, пробивая броню их танков кумулятивными струями и поражая машины и живую силу осколками.

К тому же напор немецкой авиации ослаб — выбив в июле почти всю нашу истребительную авиацию, немцы подуспокоились и переключились на своего основного врага — Красную Армию. Да, отсутствие истребительного прикрытия снизило возможности по штурмовой поддержке наших УРов, но уж в брянских-то лесах, где можно обустроить десятки скрытых аэродромов… немцы нас изрядно удивили, когда, посчитав свою задачу по завоеванию господства в воздухе на нашем участке выполненной, перекинули основную массу своей авиации на восток — ведь мы применяли такую тактику уже два года — чуть найдем какой-никакой приличный лесной массив — и давай устраивать там скрытые аэродромы — более полусотни бригад дорожных строителей могли прокладывать и обустраивать десятки километров лесных дорог в день, так что наша авиация не была так уж сильно привязана к существующим шоссейным дорогам — уж протащить несколько грузовиков в день по лесным дорогам особого труда не составляло, на крайняк — есть и вездеходы.

Эта близость аэродромов, и вместе с тем их скрытность и недоступность, позволяла нашим штурмовикам буквально роиться над немецкими колоннами и наспех оборудованными позициями. А семьсот штурмовиков на пятачке в две тысячи квадратных километров — сто на двадцать — очень неплохая нагрузка на немецкие боевые порядки и тылы — по десятку вылетов за день, да по двадцать ракет за один вылет — только за один день по немцам может уйти сто сорок тысяч ракет. По ракете на каждых двух немцев, и еще останется на технику — как раз по три штуки на каждую железку, включая не только танки, но и автомобили, орудия и так далее. Но это в теории, на практике все эти цели еще надо было отыскать среди деревьев, на лугах, на дорогах. Поэтому обычно за вылет не выстреливали весь боекомплект — только если были достойные цели — танк, орудие, автомобиль, бронетранспортер, ну или колонна — тогда уж надо садить из всех стволов, пока "групповые цели" не разбежались по окрестностям. Да и то часто обходились пушкой калибра двадцать три миллиметра, а то и крупнокалиберными пулеметами.

Так что семьсот штурмовиков работали по немецкой группировке, прорвавшейся до Рославля — от него до Смоленска оставалось чуть более сотни километров на северо-запад, поэтому-то здесь и работали такие внушительные силы, тогда как по остальному нашему южному фронту работали всего пять сотен, да еще триста были посланы на восток, чтобы помочь РККА.

С последней группировкой было сложнее всего — слишком длинным получалось транспортное плечо, шоссейные и грунтовые дороги забиты, железные — еще не везде восстановлены. Поэтому пришлось очень много работать нашей транспортной авиации — двести самолетов грузоподъемностью в три тонны делали в день до десятка рейсов, каждый длительностью в полтора-два часа в оба конца. Расход топлива был большой, а вот пилоты радовались — их летный стаж рос как на дрожжах. Еще бы им не радоваться. В транспортной авиации в основном летали курсанты, и это была их первая работа после начального курса в летном училище. Мы уже в сорок втором стали переходить на постепенное натаскивание будущих летчиков — сначала двадцать летных часов в училище, причем каждый должен был совершить не менее ста взлетов-посадок, как наиболее опасного элемента полетов, затем — сорок часов на транспортнике в качестве второго пилота, затем — еще сорок в качестве командира — тут уж "почти не зеленый" курсант сам обучал "еще зеленого" второго пилота. Затем — снова в училище — и тридцать учебных часов он налетывал в качестве пилота штурмовика. Потом — снова боевая практика — пятьдесят часов в качестве ведомого штурмовой пары, пятьдесят — в качестве ведущего. И уж потом, если человек не оставался в одном из видов авиации, он начинал обучение на истребителя. В общем, к началу боев в качестве истребителя курсант имел уже минимум пару сотен часов налета, что, конечно, еще не делало его асом, но позволяло чувствовать самолет, автоматически реагируя рукояткой управления на воздушные потоки — почти все внимание летчик мог уделять отслеживанию обстановки и действий ведущего. Так что воздушные грузовые мосты были очень любимы нашими летчиками — всем хотелось поскорее начать бить фашистов "по-настоящему".

Высокая концентрация штурмовой авиации позволила нам резко приостановить прорыв немцев. Те было запаниковали, прислав в тот район истребительное прикрытие, но тут-то и выступили наши новые ракеты — мы их и сконцентрировали севернее Брянска, чтобы создать противоистребительный купол. Да и наши истребители мы подтянули с других фронтов, благо там было затишье. К тому же более полусотни штурмовиков были оборудованы новыми инфракрасными визорами, позволявшими обнаруживать цели ночью с расстояния в два километра, и эти "ночные комары" не давали немцам как следует отдохнуть, постоянно нанося удары по обнаруженным тепловым пятнам — двигателям, кострам, человеческим телам. Так что штурмовые бригады действовали в довольно комфортных условиях, и неудивительно, что к пятому августа они перерубили коридор между Дятьково и Людиново, и на юг, к Брянску, сразу же пошли войска, по пути отжимая немцев все дальше вправо и влево от пробитого коридора.

Коридор мы пробили с западной стороны от реки Болва, что текла с севера на юг через Людиново, Дятьково, Брянск. На следующий день после пробития мы попытались пройти на восток — форсировали реку через понтонные переправы, и пошли на Улемль — село в десяти километрах на восток от Дятьково. Но до села не дошли. Впереди колонны, в полукилометре, шел дозор из трех танков, одной САУ и одной БМП. Группа шла по дороге, слева — холм, куда также выслали дозор, справа — пойма небольшой речки, за ней — поросшая лесом возвышенность, причем до нее было больше километра. То есть ситуация вполне безопасная — с фронта прикрыты толстой броней, а с флангов — расстоянием — тут и рассеивание, и снижение бронепробиваемости. На таком расстоянии если только зенитки могли пробить наши борта, но их в той лесистой местности, да еще на холме — не протащишь. А ближе никто не спрячется — на юг от дороги до самой речки шло понижающееся поле с редкими группами кустиков и деревцами. Точнее, спрятаться-то там могли, но только самоубийцы — много сил там не скроешь, а небольшие будут быстро нами задавлены. Да и бригада шла перекатами — пока одна группа стоит на стреме и водит стволами по округе, другая быстро идет вперед, потом меняются — и так далее — в общем, стандартный вариант перемещения в предбоевых порядках по местности, на которой возможна встреча с врагом. То есть комбриг все делал правильно и винить его было не в чем.