Осколки зеркала Вечности и тропы искателей (СИ) - Линтейг Алиса "Silent Song" - Страница 17

Мавен Ворнетт произнёс заклинание, создавшее вокруг Лилиан прочный световой барьер, который, вспыхнув изобилием ярких красок, бесследно исчез. Но заклинание, которым маг частично оградил Лили от воздействия её родственников, осталось активным.

— Теперь ты для них невидима, и они не смогут найти тебя, — пояснил маг, поймав на себе непонимающий взгляд своей ученицы.

После этого члены отряда Ворнетта попросили Лили поподробнее описать её побег из замка тёмных магов, на что та, прекрасно помнившая свои заключения, охотно согласилась:

— Сначала меня связали волшебными цепями и посадили в клетку. Маунверт и его прислужники, занятие подготовкой к битве, решили ненадолго отложить расправу со мной, подумав, что в таком состоянии я всё равно ничего не смогу предпринять для своего освобождения. Мне известно заклинание, способное порвать эти цепи. Я несколько раз освобождалась, но все мои попытки оказывались неудачными, так как в конечном итоге прислужники Маунверта находили меня и снова отправляли в клетку. И всё это продолжалось до тех пор, пока однажды, во время очередной попытки побега, я совершенно случайно не наткнулась на вот этот маленький волшебный шарик, валяющийся на полу. Я думаю, вы знаете, для чего он используется. Если нет, поясню: если произнести специальное заклинание и направить свет, который начнет исходить от этого шарика, в какого-то человека, в него можно превратиться. Итак, у меня появился план, осуществить который мне удалось, когда одна из прислужников Маунверта прибыла к моей клетке, чтобы проверить, не пытаюсь ли я сбежать. Усыпив её и приняв необходимый облик, я высвободилась и попыталась незаметно покинуть замок Маунверта, что на этот раз получилось успешно. Но я уверена, что Маунверт и его прислужники узнали о моём побеге и уже ищут меня и, несмотря на защиту, однажды всё же найдут, вновь забрав в плен.

— Не беспокойся, в данный момент ты находишься в безопасности, — заверил девушку Мавен Ворнетт, магическим навыкам и мудрости которого мог подивиться практически любой светлый маг.

В доказательство того, что Лилиан не находится под наблюдением Маунверта и его прислужников, Мавен Ворнетт принял молодую волшебницу в свой отряд, присоединиться к которому уж точно не могли те, на кого действовали тёмные проклятья.

Роуз Монг была искренне рада за Лили, несмотря на то что они знали друг друга совсем недолгое время и никогда не являлись близкими подругами. Но теперь все они считались членами отряда Ворнетта, а значит, всех их связывало нечто горяздо большее, чем простая добрая дружба.

В то время как друзья занимались бурными переговорами с Лилиан, Ральф Лангорн, уединившийся в одной из самых маленьких комнат, продолжал творить. Красивые строки выходили из-под его пера. Вдохновение не покидало поэта, играя множеством красок, заставляя образы, которые рисовались в его голове, оживать, а бумагу — тихонько шуршать от трепетных прикосновений поэтической мысли. Она словно шептала что-то, подсказывая ему идеи, и он, внимая их, безостановочно строчил стихотворения. Молодой творец, будущий поэт, деятель искусства — вот в кого превращался Лангорн. Вот кем обращался молодой Ральф, безумно радуя своих родственников и друзей и совершенно не обижая их своим нежеланием вступать в беседу — всё-таки дело было важнее, и каждый из них, осознавая это, не смел отвлекать юношу от его безмерно увлекательного занятия.

Однако следующий после появления в доме новой гостьи вечер Ральф, закончивший очередное творение, решил провести с той, кому посвящал большую часть своих стихов, с той, чьим мнением дорожил гораздо больше прочих, с той, кого он смело, без всяких сомнений мог называть своей Музой. А именно с Пенелопой Квэйн, уже несколько дней ожидавшей, пока её возлюбленный, занятый необычайно важным делом, станет более разговорчивым и проведёт с ней время.

Они стоял на каменистом берегу моря, наблюдая за тем, как ледяные волны, увенчанные белыми пенными гребнями, с гулким всплеском ударялись о каменистый берег и, разбиваясь, окатывали окружающие окрестности буйным фонтаном брызг. Что-то давнее, знакомое, словно сказка, некогда рассказанная матерью, слышалось в этом звуке. Что-то тёплое, уютное, но, несмотря на это, немного грустное, навевающее смутное чувство ностальгии по старым, давно ушедшим временам.

Море напевало свою протяжную колыбельную, ветер что-то шептал, туман, клубившийся над неровной водной поверхностью, неумолимо сгущался, а где-то вдали мелькали силуэты огромных кораблей и маленьких лодочек, плывущих к неизведанным сумрачным берегам. Стояла тишина, такая приятная, ласкающая, словно морской прибой. Множество отрадных мыслей возникало в головах влюблённых, что, обнявшись, стояли на каменистом побережье и мечтательно взирали на вдохновенный пейзаж.

Тихонько, почти шепотом, чтобы не нарушить царящую вокруг атмосферу, Ральф начал демонстрировать Пенелопе новые плоды своего творчества, которые посвятил именно ей, которые писал с невероятной любовью, вкладывая в них всю свою душу и невероятно тёплые чувства, переполнявшие его душу.

Девушка, внимательно слушавшая, с благоговением смотрела на Лангорна, пытаясь отыскать подходящие слова для того, чтобы выразить своё восхищение, дав тому понять, как проникновенны оказались его строки. Как залегли они ей в самую душу, как трогали они её, как пробуждали в ней что-то, что она, ранее никогда не сталкивавшаяся с подобным, испытывала впервые. Как невероятно была их сила, которая, подобно тонким невесомым нитям, сплетала души влюблённых, разжигая в них множество трепещущих огоньков.

Лилиан и Эдмунд в тот вечер тоже стояли на берегу моря, любуясь величественными пейзажами, что невесомой кистью вырисовывала природа, наделённая удивительным талантом.

Но Лили была совершенно невесела. Она, погруженная в свои мысли, смотрела в туманную даль с нескрываемой грустью. Что-то словно угнетало её, обрушивалось непосильным грузом, забирало радость. Что-то тёмное, злое, значительно превышающее её способности — что-то, с чем не способна она была справиться самостоятельно, а может, даже и с чужой поддержкой.

— Мы ведь продолжим наше путешествие? — робко поинтересовался Эдмунд, осознававший, что время не ждало и что, несмотря ни на что, им следовало как можно скорее отправляться в путь. Маунверт становился всё сильнее, а значит, ни в коем случае нельзя было стоять на месте.

— Маунверт и его прислужники нанесли на меня заклятие, благодаря которому им известно моё местонахождение. Да, Ворнетт оградил меня защитой, но действенна она лишь тогда, когда я нахожусь неподалеку от него или в домах Квэйнов. В путешествии же тёмные чары вновь пробудятся, а значит, наши враги с легкостью нас найдут, чего, я уверена, каждый из нас совершенно не желает. Но я верю в тебя и точно знаю, что ты справишься, — сказав это, Лилиан, внезапно засиявшая от безмолвного счастья, сделала шаг к парню; её чуть подрагивающая ладонь скользнула по его щеке. — Мысленно я всегда буду с тобой. Больше всего я буду ждать нашей встречи. Я… Я люблю тебя.

— Ты словно читаешь мои мысли, — почти шёпотом отозвался Эдмунд; затем тепло улыбнулся, поймал несколько смущённый чувственный взгляд Лили и нежно взял её за руки, прислушиваясь к песне моря, ощущая, как что-то тягучее и сладостное медленно наполняет его душу.

В этот момент юноша, с детства обделённый лаской, обрёл самое дорогое, что у него когда-либо было. Глубокие серые глаза, взиравшие на него с блаженным трепетом, мягкие светлые волосы, чуть касавшиеся лица парня, тёплые изящные пальцы, лежавшие на его ладони, — всё это казалось каким-то чудом, внезапным, невероятным. Гораздо более поразительным, чем новость о том, что он волшебник, чем увлекательные уроки магии… То, в существовании чего Саннорт откровенно сомневался с ранних лет, свершилось: его душа избавилась от томительного единения, запела, возликовала. Теперь и юноше, и девушке было не только ради чего, но и ради кого жить, ради кого стараться и уверенно рваться к целям, преодолевая препятствия.