Лорд Теней - Клэр Кассандра - Страница 24

– Я тоже о тебе думала.

Марк легонько, будто перышком, провел большим пальцем по ее скуле. Его теплая ладонь гладила ее щеку.

– О чем именно?

– О твоем лице, когда Зара с приятелями говорили за ужином об обитателях Нижнего мира. О твоей боли…

Он невесело рассмеялся.

– Этого следовало ожидать. Будь я среди Сумеречных охотников последние пять лет, я бы, разумеется, уже привык к таким разговорам.

– Из-за Холодного мира.

Он кивнул.

– Когда правительство принимает подобное решение, оно придает смелости тем, кто и так чувствует предубеждение. И они начинают говорить вслух о своих тайных, полных ненависти мыслях. Они уверены, что им просто хватает смелости произнести то, о чем все и так думают.

– Марк…

– Зара считает, что меня нужно ненавидеть, – сказал Марк и его глаза потемнели. – Я уверен, что ее отец – один из тех, кто требует оставить Хелен в заточении на острове Врангеля.

– Она вернется, – заверила его Кристина. – Теперь, когда ты снова дома и так храбро сражался на стороне Сумеречных охотников, они обязательно ее отпустят.

Марк покачал головой и только сказал:

– Мне жаль насчет Диего.

Кристина накрыла его ладонь своей, коснувшись его легких и прохладных, как ивовые ветви, пальцев. Ей вдруг захотелось прикасаться к нему снова и снова, узнать, какова его кожа на ощупь под рубашкой, коснуться его гладкого подбородка – он никогда не брился, ему это было и не нужно.

– Нет, – сказала она. – На самом деле тебе не жаль. Так ведь?

– Кристина, – беспомощно выдохнул Марк. – Можно мне?..

Кристина покачала головой. Если бы она позволила ему спросить, она не сумела бы отказать.

– Нам нельзя, – сказала она. – Эмма.

– Ты же знаешь, что это не по-настоящему, – сказал Марк. – Я люблю Эмму, но не в этом смысле.

– Но то, что она делает, важно. – Кристина отстранилась от Марка. – Джулиан должен в это верить.

Марк посмотрел на нее озадаченно, и Кристина вспомнила: Марк не знает. Ни о проклятии, ни о том, что Джулиан любит Эмму, ни о том, что Эмма любит его.

– Все должны в это верить. И к тому же, – поспешно прибавила она, – есть же еще и Кьеран. У вас с ним все только что закончилось. А у меня все только что закончилось с Диего.

Марка это как будто озадачило еще больше. Наверное, предположила Кристина, фэйри не переняли у людей обычай давать друг другу время – и пространство, – чтобы пережить разрыв отношений.

Возможно, это глупо. Может быть, любовь есть любовь, и следует хвататься за нее, как только встретишь. Ее тело отчаянно приказывало ей заткнуться: Кристине хотелось заключить Марка в объятия, держать его так же, как он держал ее, чувствовать его дыхание, чувствовать, как его грудь касается ее груди.

Что-то эхом отозвалось во тьме. Это было похоже на хруст ломающейся гигантской ветки, за которым последовал шум, как будто что-то волокли. Кристина резко обернулась и потянулась за ножом-бабочкой. Но тот остался внутри, на столике у кровати.

– Думаешь, это ночной патруль Центурионов? – шепнула она Марку.

Тот, прищурившись, тоже всматривался в темноту.

– Нет. Этот шум издал не человек. – Он вынул из ножен два клинка серафимов и вложил один ей в руку. – И не животное.

Ощущение клинка в руке было для Кристины привычным, его тяжесть действовала успокаивающе. Краткая пауза, чтобы нанести руну ночного видения, и она последовала за Марком в глубь ночи, укрывшей пустыню.

Кит приоткрыл дверь спальни и выглянул наружу.

В коридоре не было ни души. Ни Тая на полу за дверью, сидящего с книжкой или лежащего на полу в наушниках. Ни света из-под других дверей. Лишь тусклое сияние белых огоньков, рядами бежавших по потолку.

Пока Кит крался по замершему зданию и отпирал входную дверь Института, он все время был готов к тому, что вот-вот сработает сигнализация – какой-нибудь визгливый свисток или внезапная вспышка света. Но ничего подобного не случилось: лишь звук тяжелой двери, которая, скрипнув, отворилась и захлопнулась у него за спиной.

Он оказался снаружи, на верхней площадке лестницы, которая вела к утоптанной траве перед Институтом и дальше, к морю, залитому в лунном свете – черному и серебряному, с белой полосой, пересекавшей воду, как рубленая рана.

Здесь очень красиво, – подумал Кит, забросив вещмешок через плечо. – Но не настолько, чтобы остаться. Нельзя продавать свободу за вид на пляж.

Он принялся спускаться по лестнице. Нога коснулась первой ступеньки – и вылетела из-под него, а сам Кит опрокинулся на спину. Вещмешок взмыл в воздух. Чья-то рука держала его за плечо, и крепко; Кит вывернулся, едва не полетев кубарем по ступеням, и вырвал руку, столкнувшись с чем-то твердым. Кто-то придушенно зарычал – едва различимая фигура, еще одна тень среди теней, нависла над ним, загородив луну.

Секундой позже они падали уже вдвоем – Кит с грохотом упал на спину, темная тень рухнула сверху. Он почувствовал, как в него врезались острые колени и локти, а секундой позже вспыхнул огонек: идиотский камушек из тех, что они тут называют колдовскими огнями.

– Кит, – раздался голос у него над головой. Голос Тиберия. – Прекрати пихаться!

Тай отбросил с лица темные волосы. Он сидел на Ките, упираясь коленями в солнечное сплетение, поэтому дышать было не так-то просто, и был одет во все черное, как обычно одевались Сумеречные охотники, отправляясь на битву. Только руки и лицо у него были открыты и казались в темноте неестественно светлыми.

– Ты пытался сбежать? – спросил он.

– Я хотел прогуляться, – соврал Кит.

– Нет, ты врешь, – ответил Тай, мрачно глядя на вещмешок. – Ты пытался сбежать.

Кит вздохнул и со стуком откинул голову назад.

– Какая тебе разница, что я делаю?

– Я Сумеречный охотник. Мы помогаем людям.

– Теперь ты врешь, – убежденно заявил Кит.

Тай улыбнулся. Это была искренняя улыбка, из тех, что мгновенно озаряют лицо, и Киту вспомнилась их первая встреча. Тогда Тай на нем не сидел – он приставил кинжал Киту к горлу.

Кит смотрел на него, забыв про кинжал, и думал: Он прекрасен.

Прекрасен, как все Сумеречные охотники, как был прекрасен лунный свет, отражающийся в кромке разбитого стекла: восхитителен и смертельно опасен. Прекрасное и жестокое, жестокое, как могут быть жестоки люди, абсолютно уверенные в собственной правоте.

– Ты мне нужен, – сказал Тай. – Возможно, это тебя удивит.

– Удивило, – согласился Кит. Интересно, подумал он, прибежит кто-нибудь сюда со всех ног или нет. Ни приближающихся шагов, ни голосов он не слышал.

– Что случилось с ночным патрулем? – спросил он.

– Они, наверное, примерно в километре отсюда, – сказал Тай. – Пытаются помешать демонам приблизиться к Институту, а вовсе не тебе – выбраться. Так хочешь узнать, зачем ты мне нужен, или нет?

Киту невольно стало любопытно. Он приподнялся на локтях и кивнул. Тай сидел на нем так же непринужденно, как если бы Кит был диваном, но его пальцы – длинные, быстрые пальцы (Кит помнил, как искусно они обращались с ножом) – зависли над оружейным ремнем.

– Ты преступник, – сообщил Тай. – Твой отец был мошенником, а ты хотел быть как он. Твой вещмешок, скорее всего, полон вещей, которые ты украл из Института.

– Это… – начал Кит и осекся, когда Тай протянул руку, расстегнул молнию на мешке и принялся рассматривать освещенные луной кинжалы, шкатулки, ножны, канделябры и все остальное, что Кит успел украсть. – …возможно, – закончил он фразу. – Но все равно, тебе-то какое дело? Ничего твоего там нет.

– Я хочу расследовать преступления, – сказал Тай. – Стать детективом. Но всем тут на это плевать.

– Разве вы не поймали убийцу вот буквально только что?

– Малкольм оставил записку, – убитым голосом возразил Тай, словно был разочарован тем, что Малкольм своим признанием испортил все расследование. – А потом он во всем признался.