Голос Немого - Кузнецова Дарья Андреевна - Страница 60

— И о чем это говорит?

— Полагаю, о преднамеренности всех этих ошибок. Да и построение текста, и ритм… Я, с вашего позволения, позаимствую это сочинение и покажу специалистам.

— Конечно, — растерянно согласилась я.

Отложив бумагу в сторону, Алый Хлыст продолжил чтение, однако больше ничего интересного в записях не нашел.

Странно: неужели столько проблем возникло из-за посредственной баллады о несчастной любви бедного юноши и шахской дочери?

Тия Дочь Неба

В отсутствие Райда, по-прежнему находящегося под стражей, передо мной встала проблема поиска нового помощника, которая до сих пор никак не могла решиться, а вот сегодня я вдруг нашла подходящего человека: Дриву Сорную Траву, которая с отъездом Стьёля временно освободилась. Моя глупая ревность уже прошла, и теперь я могла оценить таланты этой женщины по достоинству. Виго действительно расстарался, отыскав для моего мужа такого вот переводчика.

Втянувшись в рутинные, скучные и понятные дела, я окончательно достигла умиротворения. Они помогли мне на какое-то время забыть о грандиозных проблемах мирового масштаба и поверить, что в окружающем мире все хорошо, все неизменно и пребывает в равновесии.

Правда, мир явно был против моего спокойствия. Где-то за час до заката ко мне заглянула озадаченная Дрива и сообщила:

— Госпожа кесарь, вашей аудиенции просит богоравный Ламилимал Аха Авидива.

Я с тоской покосилась на смирные, тихие, приятные в общении бумаги и велела, мысленно готовясь к трудному, очень трудному вечеру:

— Пригласите его.

Однако неожиданности начались прямо с порога: шах вошел в кабинет один, без своего неизменного сопровождения. Больше того, Ламилимал вежливо склонил голову и негромко, глухо проговорил:

— Приветствую, сиятельная госпожа.

Я поднялась на ноги в первую очередь от удивления и только потом уже из ответной вежливости. После секундной заминки все же справилась с эмоциями и коротко поклонилась в ответ:

— Приветствую, богоравный.

Жестом предложила ему присесть; в ответ Ламилимал кивнул, осторожно опустился в кресло и затих, опустив взгляд и рассматривая мой стол. Сидел, заметно напряженный, положив руки на подлокотники кресла и почти вцепившись в них; не хамил, не ругался, не глядел свысока и напоминал сейчас не самолюбивого правителя, а потерявшегося мальчишку.

Такой шах меня пугал.

— Что-то случилось? — наконец не выдержала я. По правилам вежливости сначала следовало завести разговор на отвлеченные темы, поинтересоваться, хорошо ли гость отдыхает и все ли его устраивает, но сейчас явно было не до того, и в первую очередь именно гостю.

— Д-да, — с запинкой ответил он. — На мою родину пришла беда, с востока идут странные дикие твари, уничтожающие все на своем пути. Я должен в такой момент быть с моим народом, поэтому вынужден прервать визит. Сиятельная, я хотел бы просить вас об одолжении, — наконец решился шах, чем еще больше меня озадачил. — А именно — выделить мне охрану из числа ваших фиров.

— Но вы же вроде бы прибыли с большим отрядом, разве нет? — я опешила.

— Да, конечно, только сейчас я, увы, не могу им доверять.

— А иностранцам, потенциальным врагам и шпионам, — можете? — не поверила я.

Ламилимал наконец поднял на меня взгляд — затравленный, больной — и негромко заметил:

— Если волк защитит от гибели все стадо, не жалко пожертвовать одной овцой. А господин Ярость Богов, пожалуй, единственный, кто может меня спасти.

— Боюсь вас расстроить, но Ярость Богов отбыл на север, к границе, — нахмурилась я, разглядывая шаха.

— И вы его отпустили? — буквально вытаращился он.

Я пару секунд помолчала, а потом решительно потребовала:

— Знаете что, Ламилимал, расскажите уже все как есть, хватит этих экивоков! Что за ржа вас побила? Вы вообще понимаете, как это выглядит с моей стороны? Вчера вы откровенно провоцировали конфликт, угрожали, оскорбляли меня и пытались рассорить с супругом, а теперь вдруг заявляетесь с просьбой о помощи. И при этом утверждаете, что моим людям вы доверяете больше, чем собственным!

По-хорошему, не стоило высказывать все это напрямую собеседнику, полезней для отношений с Претой было бы придумать какой-нибудь хитрый маневр и воспользоваться безвыходным положением соседа на благо Вираты, но я была слишком шокирована ситуацией для продумывания сложного плана. И что-то мне подсказывало, что сказать прямо — сейчас далеко не худший вариант и подобным образом можно добиться от собеседника очень многого.

— Я… понимаю, — шах говорил тяжело, как будто выталкивать слова ему приходилось через нешуточное сопротивление. — И признаю, что ошибся.

— В чем? — не удовлетворилась я таким ответом.

Ламилимал бросил на меня нечитаемый взгляд. Кажется, ситуация его злила, но претец отдавал себе отчет в том, что именно он пришел сюда с просьбами и я, мягко говоря, ничем ему не обязана. Он, конечно, горячий и несдержанный, но все-таки не дурак.

— Это старая история. И долгая, — уклончиво проговорил он.

— При всем уважении, сомневаюсь, что вы намеревались отправиться на родину в ночь. А до утра вполне достаточно времени даже на очень долгую историю. Только, с вашего позволения, я приглашу для участия в этом разговоре еще одного человека. А пока, может быть, вина?

— Нет, благодарю, — пробурчал он, однако возражать против компании не стал.

Вскоре явился Гнутое Колесо, приглашенный Дривой по моей просьбе, и Ламилимал нехотя принялся за рассказ. Здорово же его припекло, если так разоткровенничался и даже не попытался настоять на своем!

Действительно, здорово; где-то через час я точно знала насколько.

История началась в самом деле давно. Дана, которого мы безуспешно пытались поймать, на самом деле звали Нарамаран Ата Авидива, о чем сейчас помнили немногие, и был он сыном покойного старого шаха от наложницы-островитянки, что было ясно уже из его имени: «Ата» перед названием рода как раз и соответствовало статусу незаконнорожденного, но признанного сына.

Ламилимал не мог сказать, какими были отношения покойного отца со старшим сыном, молодой шах вообще до недавнего времени не знал о существовании такого родственника. При жизни отца он был слишком мал для участия в каких-то государственных делах, а дети наложниц хоть и получали достойное образование, но могли считаться принцами только по личному распоряжению шаха и с законными сыновьями общались исключительно редко. Например, я помнила случай из истории, когда один из правителей Преты влюбился в какую-то исключительно красивую девушку из очень бедной семьи, которую взял наложницей: жениться шах может только на женщине достойного происхождения. И вот ее ребенка в знак своих высоких чувств он как раз признал принцем, законным наследником с артиклем «Аха». По-моему, как раз этот наследник в конечном итоге и получил Золотой Посох, но тут я уже не могла поручиться.

Однако по всему выходило, что покойный шах в значительной мере доверял сыну островитянки и использовал того в качестве особого порученца. Например, в той ситуации, которую вспомнил Стьёль: в Альмире во время Пятилетней войны.

После смерти отца Нарамаран покинул далекую западную страну и много лет с тех пор не объявлялся. Внятно ответить на вопрос, где пропадал блудный родственник, Ламилимал не сумел: от вопросов тот уклонялся, а своих способов найти ответ у куклы на Золотом Ковре не было. Шах не имел личных, особо доверенных помощников, делиться же известием о появлении неучтенного брата с визирями он не стал.

Когда мы попросили объяснить мотив этого поступка, претец долго мялся, но в конце концов сознался: Нарамаран обещал помочь ему с получением власти над страной во всей ее полноте, без посредничества визирей, и Ламилимал с радостью согласился.

Судя по тому, с какой неохотой отвечал мужчина на эти вопросы и как отводил глаза, сейчас он сам понимал всю глупость подобного шага и тяготился своим поступком. Впрочем, читать ему нотации все равно никто не собирался: не тот человек, не те обстоятельства. Хотя по мере рассказа меня все настойчивей посещало желание не столько отчитать его, сколько как следует выпороть.