Выбери любимый жанр

Заслон
(Роман) - Антонова Любовь Владимировна - Страница 16


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

16

Анатолий молчал. Обо всем этом было говорено уже не раз. К чему эта прелюдия, если завтра на Орские выступает отряд? Говорил бы прямо, что привело его сюда.

Нина Лебедева, не принимая участия в разговоре, беззаботно вычерчивала причудливые арабески на подвернувшемся листке бумаги, время от времени пытливо вглядываясь в лица мужчин. Она не была красавицей, но ее пышные с золотым отливом волосы и живые, широко поставленные глаза привлекали внимание, а резкость суждений подчас обескураживала. К тому же она была властна, нетерпима к человеческим слабостям, начитана и женственно-лукава. Ее влияние на Тряпицына было безграничным. Обычно невнимательная к людям, Лебедева вот уже около месяца, (с тех пор как заняла должность погибшего Наумова), сама того не замечая, делала мысленную оценку каждому, как бы производя отбор тех, на кого можно будет опереться в трудную минуту.

Итак, слева от нее сидит Александр Бородкин. Официальная его должность — статистик земской управы, а обязанностей не счесть. Он член президиума и один из секретарей Сахалянского областного комитета РКП(б). Большевик до мозга костей, хотя очень молод и в партии недавно. Он член редколлегии зубастенькой газетки «Трибуна молодежи». С его легкой руки в городе появился Социалистический Союз Молодежи. Молодежь валом валит в эту организацию. Большевики ему верят. Но можно ли на него надеяться тем, кто не верит большевикам?

Лебедева задержала взгляд на Алеше. Пока это ни рыба ни мясо — парнишечка неприметный. Рвется в Амурскую область, ну и бог с ним, пусть уезжает. Она даже не вспомнила, как его зовут. А рядом с ним сидит работник комиссариата просвещения Харитонов. О, это уже фигура! Он и председатель Пролеткульта и член редакционного коллектива «Усть-Амурской правды». Старенькая фуфайка с заплатой на локте. Очки в скрепленной нитками железной оправе. Честен до святости или прибедняется? Вот и бороду отпустил, а лицо тонкое, умное. И руки нерабочие. Типичный интеллигент и прекрасный агитатор. А какая выдержка: молчит и слушает, гладит бороду и молчит.

Комендант Николаевска-на-Амуре Комаров — с виду всем взял, о таких в народе говорят «кровь с молоком», а удача ему на роду не написана. Век проходит на вторых ролях. Да и долог ли будет этот век при его строптивом характере? И жену взял себе под стать — благовещенская мещаночка. Ездит за ним повсюду, а на деле только и способна пироги печь, да «Белое покрывало» в дивертисментах читать. И все ж таки этот человек опасен, и его необходимо убрать, пока в «места не столь отдаленные», на прииска, а там видно будет.

А Яков — умница. Что ему директивы центра, если чувствует он в себе неуемную силу и знает, что люди пойдут за ним…

— Возвращение сюда? — крикнул зло Тряпицын. — Какая глупость говорить о возвращении! Камня на камне не останется от Николаевска, когда мы уйдем отсюда. Камня на камне! — громыхнув стулом и припадая на раненую ногу, он шагнул к окну и трясущимися от бешенства руками стал отворачивать медный шпингалет.

Лебедева вскочила. Обутая в щегольские сапожки, она неслышными шажками скользнула к печке и стала ворошить в ней клюкой, ища под серым налетам пепла тлеющую головню. Она вздрогнула и уронила тяжелую клюку, когда Комаров шагнул к Тряпицыну и сжал его обтянутое черным сукном рубахи крутое плечо.

— Не дури, Яков, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — У тебя появилась скверная манера: с виду советоваться, а на деле преподносить готовые решения. Уничтожить город, который мы не строили! Бред!..

Тряпицын ударил рукой по раме. Створки распахнулись. Резкий порыв апрельского ветра сорвал со стола и закружил в голубом махорочном дыму разрисованный бумажный листок.

— Да иди ты к дьяволу, — высвобождая плечо и приглаживая вздыбленные ветром волосы, буркнул анархист. — Может, ты ратуешь от имени народа? Кто же тебя уполномочил? Нужно быть без головы, чтобы оставить этот порт японцам. Москве было семьсот, а ее сожгли. И погубили этим не Россию, а Наполеона! — Он высунул голову из окна, подставляя разгоряченное лицо студеному ветру. Все было в движении. Земля и небо. Небо и земля. Летело к морю пепельно-серое месиво облаков. И ветер бил в лицо, прямо в лицо. На Амуре бесновалась непогода: разламывала и дробила подтаявшие рыхлые льдины. А люди нежатся в теплых постелях, не помышляя о том, что скоро сорвутся со своих насиженных гнезд. Он сдвинет их с места, эти обомшелые камни, и уведет в… область неизведанного! Так хочет он, Яков Тряпицын. Так диктует жизнь, и нельзя не подчиниться ее зову, ее приказам!..

— Уж не мнишь ли ты себя мудрее всех? — спросил вдруг Харитонов.

Тряпицын откинулся назад, глянул на него шалыми, раскосыми глазами:

— Что ты сказал? Я не расслышал.

— Я сказал, что толку носить на плечах голову, если не иметь в ней мозга, — спокойно ответил Иван Васильевич. — Николаевску семьдесят лет. Предать огню этот старейший в крае город — преступление.

— Преступление оставить его японцам! — Тряпицын вернулся к столу. В глубине его зрачков вспыхивал и гас зеленовато-острый волчий огонек. — Это мое мнение, и я не изменю его ни на йоту! — сказал он глухо.

— Твое мнение ничем не обосновано, — возразил Харитонов. — Так может рассуждать только тот, кто не верит, что мы сюда вернемся. Ты не веришь в это, Яков Тряпицын? Ты сам сказал, что не веришь. А я верю, и другие верят!

Белая полоска зубов сверкнула на темном лице анархиста и погасла. Он покачал головой, пряча глаза, наливавшиеся бешенством и кровью.

— Какое тебе и всем вам дело до моей веры?! — закричал он хрипло. — Чего вы от меня хотите?! Я не меняю своих решений. Понятно?

— А мы хотим, чтобы ты понял нас, — сказал молчавший все это время Бородкин. — Мы ведь не дети и кое-что повидали до того, как стали жить по твоей указке. И к голосу Анатолия Николаевича ты мог бы прислушаться. Что ты цыкаешь на него, как на гимназистика первого класса?

— За его широкими плечами подавление мартовского выступления японцев, — напомнил Харитонов. — С того времени немногим больше месяца прошло. Или ты забыл, как ранило тебя осколком снаряда? Не болит? Не ноет?

— Вот как вы заговорили?! — вскинул широкие брови Тряпицын. — Хорошие речи приятно послушать. Что здесь было до нашего прихода? Сговор?! — В его голосе явственно прозвучала угроза. Обращаясь к Бородкину и Харитонову, он явно предназначал свои слова хозяину дома. Глаза их встретились. Черные, блестящие глаза Комарова раскрывались все шире и шире, будто они впервые видели этого человека. А глаза Тряпицына суживались и еще более мрачнели, и рука невольно тянулась к кобуре маузера, болтавшегося на поясе под просторной рубахой. Вдруг Анатолий улыбнулся, и в этой улыбке было столько презрения, что Тряпицын вздрогнул, отвернулся и, глядя в сторону, неуверенно бросил:

— Ладно. Потрепались и хватит.

— Нет, отчего же! Говорят, у себя дома и угольщик мэр! — бросил с вызовом Комаров, перебегая пылающими глазами с одного лица на другое.

Прикрыв маленькой ладошкой рот, Лебедева, казалось, дремала у печки. Алеша, весь подавшись вперед, смотрел на Комарова широко распахнутыми, детски чистыми глазами. Бородкин насмешливо улыбался. Харитонов все так же спокойно поглаживал свою бороду, еле приметно и согласно кивая головой.

— Атаман Гамов вывез из Благовещенского казначейства все ценности, — присев на подоконник, продолжал Комаров. — Японцы скосили цвет Амурской партийной организации. Вытоптали и залили кровью землю. Летом девятнадцатого на ней не поднялось ни колоса. Некому было сеять: мирные хлеборобы били интервентов. Они первыми на Амуре сбросили японское иго. И в эту весну там окажется немало рук, соскучившихся по оралу. Но есть ли там зерно, которое можно кинуть в почву, чтобы оно дало обильные всходы, или деньги для закупа его на стороне?!

— Верно! Верно! — воскликнул Алеша. — Амурцы делятся последней краюшкой с теми, кто, спасаясь от произвола, бежит к ним и с запада и с востока. Но что там будет, если город захлестнут волны беженцев из Николаевска?

16
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело