История разведывательных служб Израиля - Мелман Йосси - Страница 42

Перемены в израильском правительстве также способствовали снижению напряженности. В июне 1963 года, спустя всего три месяца после того, как Бен-Гурион отправил Харела в отставку, сам «Старик» оставил пост премьера. Он устал от внутренней борьбы в партии «Мапай» вокруг «дела Лавона». Провалы израильской разведки в Египте подтачивали его политическую базу и в конце концов спустя 9 лет после провала самой шпионской сети опрокинули его.

Бен-Гурион ушел в отставку, чтобы основать новую центристскую партию под названием «Рафи», которую поддержали Моше Даян и Шимон Перес. Партия «Мапай», все еще обладавшая большинством в кнессете, избрала своим лидером Леви Эшкола.

Эшкол проявлял большой интерес к разведке. Он был буквально заворожен работой «Моссада». Время от времени он высказывал благодарность агентам Амита. В свою очередь Амит позаботился о том, чтобы Эшкол, бывший в то время министром финансов и знавший все финансовые пружины, увеличил бюджет «Моссада». Это позволило Амиту принять на работу некоторых своих прежних соратников и ускорить реформу секретной службы.

Амит продолжал занимать две должности и вплоть до декабря 1963 года попеременно работал в штаб-квартирах «Моссада» и «Амана». Этот переходный период он использовал для структурной реорганизации «Моссада». Высокопрофессиональное, но скомпрометированное «делом Лавона» «подразделение 131» было, передано в состав «Моссада» для усиления существовавших там двух небольших оперативных подразделений. Эти подразделения выполняли двоякую миссию: они обеспечивали зарубежные поездки Харела и добывали через своих агентов разведывательную информацию в арабских странах. Ицхак Шамир, возглавлявший европейский отдел «Моссада», был не согласен с этим слиянием и подал в отставку.

Фактически через два года после того, как четверо европейских высокопоставленных представителей «Моссада» направили телеграмму протеста Амиту, все они ушли из разведки. Они знали, что им не простят этого шага и шансов на дальнейшее продвижение по службе у них нет. Толедано после ухода из «Моссада» признался, что у него была мечта возглавить эту службу, однако ему пришлось довольствоваться постом советника Эшкола по арабским проблемам. Для Толедано, свободно владевшего арабским языком, это была вполне подходящая работа, но она уже не имела ничего общего с разведкой.

Что же касается Шамира, то ему очень трудно давался переход от подпольной работы, которой он занимался еще до создания израильского государства, к мирной жизни. Еще в то время, когда он возглавлял «банду “Штерн”», которая вела борьбу с англичанами и арабами, а также в период своих продолжительных командировок по линии «Моссада» в Европе, Шамир привык относиться ко всему с подозрением, вести аскетический образ жизни и работать с большим напряжением.

«Шамир был интровертом, исключительно преданным своему делу и очень трудолюбивым», — вспоминал один из его коллег в «Моссаде». Он самостоятельно выучил французский язык. На него всегда можно было положиться, но он никогда не высказывал каких-то блестящих идей. Целый день Шамир проводил на работе и поздно вечером возвращался к своей семье — жене Шуламит и двоим детям. Дочь Шамира Гилада тоже работала в разведке, а сын Яир был полковником ВВС.

После ухода из «Моссада» Шамир открыл собственное дело, но его фабрика прогорела. Ему не оставалось ничего, как в довольно почтенном возрасте 52 лет пойти в политику. Этот невзрачный человек, всегда привыкший держаться в тени, должен был стать публичным деятелем. Даже освоив искусство политика и став премьер-министром, Шамир всегда с теплотой вспоминал напряженную и полную драматизма работу в разведке. «Мои дни в “Моссаде” были счастливейшим периодом жизни. Никакая политика и даже пост премьера не могут с этим сравниться», — вспоминал Шамир.

На замену ушедшим оперативникам Амит привел своих людей. Многие пришли из «Амана», включая руководителя информационного отдела военной разведки Рехавья Варди. Амит также добился повышения в воинских званиях израильских военных атташе, некоторые из них стали одновременно резидентами «Моссада».

Новый шеф «Моссада» хотел превратить эту организацию в мощную и современную разведывательную службу, которая должна была фокусироваться на том, что Амир считал главным: сбор военной и политической информации по арабским странам. Он считал, что «Моссад» не должен втягиваться в проведение операций, не имевших отношения к этому процессу. Под влиянием полученного им в США образования в области экономики и менеджмента он стремился внедрять в «Моссад» стиль работы, характерный для американских корпораций.

Амит перенес штаб-квартиру «Моссада» в современное здание в центре Тель-Авива, где у него был шикарный кабинет в американском стиле, отделанный деревом и обставленный модной мебелью.

Некоторых ветеранов «Моссада» эта роскошь, которой всегда избегал Харел, приводила в ярость. Им больше нравился старый скромный кабинет директора разведки. Диссиденты в среде «Моссада» стали распространять слухи, подобные тем, которые привели к отставке Ашера Бен-Натана и роспуску политического департамента. Они намекали на то, что Амит транжирил деньги и даже подкармливал некоторых своих коррумпированных подчиненных. Рассказывали, что высокопоставленные чиновники «Моссада» останавливались в лучших отелях и питались в самых дорогих ресторанах мира.

Эти слухи раздражали Амита, и он пытался пресекать их, но не отказывался от своего устланного коврами шикарного офиса. Он был преисполнен решимости модернизировать «Моссад», и новая штаб-квартира была частью этого плана.

Амит также изменил подход «Моссада» к подбору кадров. Раньше основная ставка, по примеру англичан, делалась на рекомендации друзей, но Амит решил использовать более современные методы, не полагаясь на то, что какой-то старый знакомый сотрудника разведки, учившийся в «хорошей» школе или служивший в «хорошем» полку, станет хорошим шпионом.

Новый шеф разведки стал искать потенциальных кандидатов не только в армии, но и в университетах, а также в деловых кругах и среди новых иммигрантов. Особый акцент делался на подборе кандидатов с европейской внешностью и умением одеваться по-европейски, что всегда вызывало в Израиле презрительные усмешки.

Одним из таких кандидатов оказался Чарли Майоркас. Отец Майоркаса вырос в Швейцарии, мать была австрийкой, сам Чарли родился в Стамбуле и, чтобы избежать военной службы, в 17-летнем возрасте покинул Турцию. Во Франции он начал изучать медицину, но потом переключился на коммерцию. В 1965 году этот турецкий еврей переехал в Израиль, но не по идеологическим мотивам, а потому, что «Еврейское агентство» готово было финансировать его обучение в еврейском университете.

В университете он привлек внимание кадровиков «Моссада» и с энтузиазмом принял сделанное ему предложение. После трех лет обучения основам разведывательного искусства выяснилось, что он гомосексуалист, и его немедленно уволили из «Моссада».

«Я хотел служить своей стране, — говорил Майоркас, — а мне навесили это. Кто из израильтян может сравниться со мной: мое происхождение, знание Европы, свободное владение восемью иностранными языками?»

Многие сотрудники «Моссада» симпатизировали Майоркасу, но никто не хотел идти на риск и брать на работу человека, уязвимого для шантажа в сексуальном плане.

Непростая ситуация была в «Моссаде» и с женщинами. «Женщина не может заниматься сбором информации в арабском мире», — утверждал один из высокопоставленных чиновников «Моссада». И действительно, с учетом того отношения к женщинам, которое существует в арабском мире, в принципе исключается возможность их использования там в качестве оперативных работников. Ни один араб с этим не согласится. Увидев женщину-разведчика, он выбросится из окна.

Большинство женщин в «Моссаде» работали на административных должностях и в технических подразделениях. «Моссад» всегда с большой неохотой направлял женщин за рубеж, даже на относительно безопасную работу, например в качестве офицеров связи с иностранными спецслужбами.