Игры Немезиды - Кори Джеймс - Страница 68

Панель, пятнадцать на сорок сантиметров, открывала доступ к главной электрической цепи, проложенной по оси корабля. Если пережечь кабель сварочной горелкой, все питание немедленно переключится на другие каналы. Ничего не случится, просто зажжется несколько сигналов неисправности. Наоми это не волновало — она не собиралась выводить корабль из строя. Она собиралась его использовать. Упершись обеими ногами и уцепившись одной рукой за скобы креплений, она взялась за ключ. Винты были закреплены на щитке и не вынимались, по она чувствовала, как они теряют сцепление с металлом. Три гнезда свободны. Четыре. Пять.

Шесть.

Сквозь щель начавшей отходить панели ей уже видна была трубка радиотелефона. Корабль под ней дрогнул, повернулся. Наоми зажала ключ в кулаке, увидев неслучившееся — как он проваливается в глубину шахты. Густой чернеющий сгусток крови сорвался с ее волос и размазался по светлой стене. Она не посмотрела в ту сторону. Семь винтов отошли. Восемь. Она слышала голоса из кают. Что–то неразборчиво проговорила женщина, мужчина ответил: «Нет». Девять. Десять.

Пластина отошла. Наоми подхватила аппарат, проверила зарядку. Батареи почти полные. Сигнал соединения — хороший. Она не знала, какая цепь нужна для выхода в эфир. На первую попытку система выдала код ошибки. Напевно чертыхаясь себе под нос, Наоми установила режим диагностики и ввела запрос. Результата пришлось ждать целую вечность. Она прокручивала его большим пальцем, пока не нашла нужное. Одиннадцатый канал — система связи, использует протокол D4/L4, на нем же выходил в широкий диапазон и «Росинант». Наоми тем же пальцем набрала перекрывающий код, позволявший выпустить в эфир тридцать секунд диагностических модуляций, потом удалила файл с этими модуляциями и, когда прибор выдал ошибку, перевела его в ручной режим. К тому времени она чуть не плакала. Правая нога соскользнула, Наоми уцепилась за открытый край панели. Костяшки пальцев оцарапало что–то острое, зубчатое. Она вскрикнула от боли и постаралась отвлечься. Не время.

— Если вы это слышите, — начала она, держа аппарат у самых губ, — прошу передать дальше. Говорит Наоми Нагата с «Росинанта». Сообщение для Джеймса Холдена. Программа управления магнитной ловушкой искажена. Не запускай реактор, пока не переустановишь драйвера из надежных проверенных источников. Если вы слышали это сообщение, пожалуйста, передайте…

На половине последнего слова аппарат чирикнул, что тридцать секунд истекли, и вернулся к основному меню. Наоми выпустила его из рук и, отцепившись, поплыла вдоль стены. Широко раскинув руки, она уронила и ключ.

Наоми надеялась, что у нее получилось. Передача прошла в разгар боя. Все сообщения могли глушить, если Марко хотел запутать наблюдателей, но с равной вероятностью он наслаждался главной ролью в спектакле. И, если она не ошиблась и он пытался добраться до премьер–министра Марса, все данные по этой битве будут рассмотрены лучшими из уцелевших разведок.

Наоми знала, что Джима она не спасла — пока еще нет. Но она ничего не чувствовала. Темнота вернется — сокрушительная тревога, вина и страх. Она в этом не сомневалась, но сейчас, прямо сейчас, ей было легко. Она составила план, и план сработал. Ее предупреждение или дойдет до Джима, или нет. Так или иначе, большего она не могла. А Марко в рубке уже сейчас понимает, что она сделала. Смех, кипящий в горле, имел вкус победы.

Голоса в каютах стали громче, перекрывали друг друга. Отбой еще не прозвучал, но она слышала, как двигаются люди. Узнала Сина, от беспокойства говорившего на повышенных тонах. Задев бедром стену, Наоми выбросила руку и зацепила скобу сгибом кисти. Нет смысла возиться с лифтом. Перебирая руками, она подтянулась по шахте и вылезла в коридор. Из всех дверей на нее смотрели круглыми глазами. Мужчина, встретившийся с ней взглядом, отшатнулся. Наоми толчком отправила себя по коридору и прямо как стрела, не касаясь рукоятей, полетела мимо зрителей. Плечи у нее ныли, ссадина на голове снова кровоточила. В душе царило безмятежное спокойствие.

Син вылетел из–за поворота, задержался и уставился на нее, отвесив челюсть и хлопая глазами. Наоми, пролетая мимо, приветственно подняла кулак.

— Если буду кому нужна, — сказала она, — я у себя, да?

Карты за всю историю человечества почти не менялись. Даже во времена хаоса и перемен, когда цивилизации в одночасье сворачивали на новый путь, Земля оставалась более или менее прежней. Расстояние между Африкой и Южной Америкой не изменялось на протяжении человеческой эволюции. И от Парижа до Орлеана было ближе, чем до Ниццы, что во Франции, что в Единой Зоне Европейских Интересов. Только когда люди долетели до Марса, до Пояса и забрались еще дальше, расстояние между центрами человеческой жизни стало функцией времени. Земля и Луна располагались почти по другую сторону Солнца от станции Тихо. До Марса расстояние было меньше, но и он удалялся с каждым часом. Ближе всего находился Сатурн, дальше всего — спутники Юпитера. То, что расстояния сокращаются и увеличиваются, Холден давно принимал как данность, не стоящую разговоров и внимания. Только в такие неспокойные времена период орбит начинал походить на аллегорию чего–то большего.

Как только Фред принял решение лететь на Луну, Холден перенес свои вещи на «Росинант». И вещи остальных тоже. Одежду Амоса он нашел аккуратно сложенной в рюкзаке из грубого холста. Алекс разбросал свою куда попало: часть была в сетчатых сумках, часть нет, и Холден не знал, что здесь чистое, а что надо отправить в стирку. Вещи Наоми остались в их квартире. Запасная пара ботинок, носок без пары, белье. Она забыла модельку марсианской боевой машины — ярко–красную с матово–черным, не длиннее большого пальца — на тумбочке в ванной. Холден не знал, был в этом особый смысл или Наоми не вспомнит потом, откуда взялась игрушка. Тем не менее он не забыл и ее — тщательно завернул и положил в коробочку с мягкой обивкой. О хозяйке он позаботиться не мог, поэтому оберегал ее вещи.

Возвращение на «Росинант» походило на возвращение домой. Только дом был пустым. Узкие коридоры жилой палубы казались слишком широкими. Резкое тиканье и хлопки от нагрева и охлаждения стыковочных прокладок звучали голосами призраков. Если до Холдена доносились разговоры и шаги ремонтников, он злился на них, потому что эти люди не были его командой. Когда они уходили, его угнетала тишина.

Он уговаривал себя, что это ненадолго. Что скоро в кабину вернется Алекс, а в машинный зал — Амос. Наоми сядет рядом, ласково сообщит, что он опять напортачил, и объяснит, как надо было. Он доберется до Луны и найдет их там. Всех. Так или иначе.

Только вот от Наоми по–прежнему не было вестей. Холден получил коротенькое текстовое сообщение от матери Тамары: с родителями пока все хорошо, хотя пепел валит на ранчо, как снег зимой. От Амоса не пришло ни единой весточки.

Люди иногда сознают, что прощаются навсегда, а иногда нет. Часто — нет. Большая часть последних прощаний бывает такой ерундой, что их даже не замечают. Сейчас в темноте рубки, наедине с плавающей рядом пол–литровой фляжкой бурбона, под блюз на двенадцать тактов из аудиосистемы, Холден вспомнил не меньше двух последних прощаний, которых он не заметил. Он прокручивал в голове воспоминания, и они с каждым разом становились менее достоверными и более мучительными.

— Только мы и остались, — сказал он кораблю. — Кроме тебя, у меня никого нет.

«Росинант» долго не отвечал, а потом, как ни странно, ответил. Зажег на консоли яркий желтый огонек вызова. Холден вытер слезящиеся глаза рукавом и отозвался. В окне появился хмурый Фред Джонсон.

«Холден?»

— Фред?

«Ты в порядке?»

— Э… да, а что?

Фред склонился вперед, заслонив головой экран.

«Я пятнадцать минут добиваюсь тебя по ручному терминалу».

Холден оглядел палубу управления и кивнул.

— Оставил его в кармане штанов. В каюте, кажется.

«Ты пьян?»