Тайны отдела охраны музеев (СИ) - Тур Тереза - Страница 1

Санкт-Петербург. Нева. Белая ночь.

Звучит романтично. Почти как начало стихотворения или нежного, чуть печального романа.

Однако в этой ночи ничего красивого и романтичного не было… Красно-синие, нервные всполохи машин дежурной части. Оцепленная желтой лентой детская площадка. Люди в форме с какими-то нарочито равнодушными лицами. Бледное лицо мужчины. Ребенок, плачущий на его руках. Время от времени взгляд кого-то из людей в форме натыкался на этого мужчину… и становился почти человеческим.

— Пожалуйста, — тогда говорили ему, — идите домой. Как только что-то будет известно…

— Понимаете, — в сотый раз начинал объяснять мужчина, прижимая к себе еще крепче малыша, — моя жена никогда бы…

— Мы понимаем, — и в голосе появлялось рефлекторное псевдосочувствие, от которого становилось еще горше.

К ограждению, возле которого с открытыми глазами дремал сержант, подъехал крутой мотоцикл со «скромным» логотипом BMW на бензобаке. Сержант завистливо присвистнул — и настороженно взглянул на мужика, одетого в стиле крутого байкера: черная кожа, крутой шлем, похожий на немецко-фашистскую каску.

Мужик тем временем подъехал, заглушил сыто и негромко работающий мотор, снял шлем, нацепил на руль… и направился прямо к ограждению. Уверенно так направился. Привычно.

— Куда! — жестко сказал охранитель желтой ленточки. — Куда прешь?

Увидев алую ксиву с золотыми орлами, служивый сначала вытянулся, но потом, посмотрев внимательнее — уж очень ему не понравился неуместный здесь байкер — заорал:

— Че, совсем охренел! Отдел музеев?!

— Старшего позови, — без тени возмущения сказал мужик в черном.

Было ему на вид лет под сорок. Не высокий, крепко сложенный. Добродушное круглое лицо каким-то чудесным образом было одновременно и брутальным, и обаятельным, и…незапоминающимся… Живые, блестящие глаза имели особенность зрачка в большинстве случаев занимать всю радужку, от чего казались черными и хитрыми. На самом же деле они были ярко-синие, искренние и наивные, особенно в тех случаях, когда это необходимо. Большой, чуть шершавой ладонью привычным движением он погладил гладко выбритую макушку и скривился не то в улыбке, не то в усмешке, чуть пожимая плечами, встречая озабоченно семенящего к нему мужчину.

— Иду я, иду, — на вопль сержанта отозвался уже следователь, — свои это, пропусти. Добрый вечер, Егор Иванович!

— И вам не болеть, господин старший следователь.

Байкер преодолев заграждение и бдительного охранника, уже пожимал руку старшего.

— Что-то органы стали слишком часто меня вызывать на место преступления, Алексей Васильевич, — пожаловался он следователю.

— Иваныч! После тех тралялей, что ваше начальство позволило себе выписать нашему начальству… Да еще и в присутствии москвичей… Радуйся, что тебя на всякую бытовуху не вызывают… А планы такие были.

— Так думать же надо! Если из Летнего сада начинают чинно расходиться по своим делам статуи, то надо не спецтранспорт из психушки свидетелям вызывать, а нас! Кстати, вандалов, которые украли защитные щиты с Медузой Горгоной, что двадцать семь лет висели себе спокойно на ограде, вы поймали?

— Так это не вандалы были!

— А кто? — изумился Егор Иванович.

— Ваши и были, — сказал следователь. И лицо его превратилось в маску абсолютного счастья. — Ваши. Реставраторы.

— Вот ведь как оно бывает, — даже не удивился музейщик. — Бардак, как говорит мой папенька, дело добровольное… Да. Если завтра тебя будут вызвать на убийство и разгром к нам в Управление — так это я гневаться буду… Заберешь меня под арест — я хоть высплюсь у вас, за решеткой.

— Нее, завтра — никак. Завтра не мое дежурство. Я пойду на отсыпной…

— А здесь что? Как в Летнем саду? Или начальство приказало мой сон просто так порушить? Из вредности?!

— Здесь вообще непонятно что, — печально покачал головой следователь. — Женщина пропала. Ребенка в коляске трехмесячного бросила. Свидетели всякую ересь несут.

— А вы чего сразу примчались? Двое суток положенных не выждали?

— Вот только не надо про бездействие правоохранительных органов…

— Ладно тебе, Алексей Васильевич. Вы тут кинулись прямо-таки всеми силами, потому что…

— Она — дочь нашего… — и следователь поднял палец к небу.

— Ясно. Ладно, пошли беседовать.

Парочка сидела на скамейке, тесно прижавшись друг к другу. Девчушка была заревана, а парень нервно зажал руки между колен. Молодых людей ощутимо потряхивало.

— Привет, ребята! Меня зовут Егор Иванович, — обратился к свидетелям «музейщик». И у меня есть одна особенность: я верю всему, что говорят люди. Рассказывайте!

— Ее похитили дети, — безучастно ответила ему девушка, — понимаете, маленькие дети… Крошечные… Дети… Крошечные…

Парень только кивал и трясся.

— Да… Толку от твоих свидетелей… — подытожил Егор Иванович.

— Обрати внимание: двор огороженный. И камеры установлены. Мы уже посмотрели запись. Сначала пришли эти, — кивок на юношу и девушку. — Парень открыл вход во двор своим магнитным ключом. Они сидели на скамеечке, миловались. Вышла женщина. Потом через какое-то время помехи. Потом — представляешь — фигня какая-то. Парочка мечется по двору. Коляска с ребенком осталась. Где стояла — там и стоит. А женщины нет. И, похоже, что калитку никто не открывал.

— А чего женщина ночью вышла-то на улицу? — недовольно спросил Егор Иванович.

— Муж говорит, что ребенок раскапризничался, никак не унимался. Она решила выйти с ним — оказывается, они так часто по двору ночью гуляют. Двор закрытый — значит безопасный.

— Да… несуразность какая-то.

— И не говори, — согласился господин следователь. — Не считая того, что у этой «пропавшей» дамы могла попросту крышечка уехать. И завтра-послезавтра она, даст Бог, обнаружится где-нибудь. Живая.

— Не знаю. Что-то странное тут есть. А свидетели не обдолбанные случаем?

— Нет. В баночку уже писали — ничего. В трубочку дули — тот же отрицательный результат.

Тут девушка, словно почувствовав, что речь зашла о них, поднялась, подошла к следователю и забормотала, как в бреду:

— Уродцы… Это были уродцы. В шапочках. Странных шапочках. И запах. Запах дохлятины. Ужасный запах дохлятины…

— Занятная история, — произнес спустя некоторое время Егор Иванович. Они со следователем стояли в сторонке и курили.

— Ваше? — с надеждой спросил Алексей Васильевич.

— А то, — выпуская дым, ответил «музейщик».

— Чего делать будешь?

— Ведьму искать, — на полном серьезе ответил Иванович.

— И вот представляете, Анфиса Витольдовна, стою я перед ней и понимаю… — до Старцева, сладко дремлющего на диване в Управлении, донесся жизнерадостный смех его старейших сотрудников. Начальник удивленно приподнял бровь — обычно старая гвардия выясняла отношения, брюзжала и спорила. А вот так — мирно да со смехом… Старцев и не помнил, чтоб они так приходили на работу.

— Конечно, Михаил Ефремович, я тоже удивилась! — сквозь смех раздался другой голос, женский.

— А как удивился отец Иннокентий…

И снова смех.

Нет, спать в таких античеловеческих условиях на работе стало совершенно невозможно — Старцев помотал головой. И стал просыпаться.

Голоса Анфисы Витольдовны и Михаила Ефремовича, гулко разносясь в старинном здании, надолго опередили их стареньких владельцев, которые медленно преодолевали высокие пролеты.

Поэтому Старцев встретил их на лестничной площадке третьего этажа, которое в здании администрации и занимало Управление.

— Доброе утро! — хмуро поприветствовал он непонятно с чего жизнерадостных сотрудников.