Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 24

Игор откинул полотно с лица Коти, и потянулся к ней. Она украдкой вывернулась, поцелуй мазнул по губам, но большая часть пришлась на щеку. Впрочем, никто не заметил, а больше одного раза не полагалось, так что Игор только слегка скривился. Наверняка уже обдумывал, как отыграется с наступлением темноты. Котя же отвернулась от него и села в сани. Отворачивалась она и на свадебном пиру.

Сначала — за неимением другой родни — вокруг стола со степенным видом обошли Ауда и Вея, как будто возвещая новый порядок, пришествие нового члена их семьи. Старшая жена несла себя чинно, Вея следовала за ней тенью, нестройно и неуверенно бормоча обращения к духам. Остальных гостей рассадил дружка, какой-то толстый мужик с черной бородой, кажется, именно с ним Игор разговаривал у саней. Жениха с невестой проводили к небольшому отдельному столу, который поперечно примыкал к основному, длинному, уставленному множеством яств.

Сначала жених с невестой отломили по куску круглого хлеба. И вскоре грянул пир, званые гости без стеснения и излишнего следования традициям накинулись на мед и заморские вина, попутно опустошая блюда с жареным мясом, головками сыра, пирогами и другой богатой снедью.

Неприглашенные, посторонние — позастольники — в большом количестве толпились в сенях. Похоже, местные в деревне вполне уважали Игора. А вот знали ли о дурман-траве… Да, он принес им процветание, у них устраивались шумные ярмарки, к ним везли товары, чего не удалось добиться в свое время от отца Коти. Но разве от этого легче? Сердце сдавливала тоска, хотелось бежать прочь, вырваться из терема, растолкать локтями эту медленно хмелевшую толпу.

— Не пей, старый, забыл что ли, как с Веей в тот раз вышло? — где-то посреди буйного веселья шикнула Ауда на мужа. Она сидела рядом с Котей на правах новой родни и женской половины дома. Игор отмахивался, но меда с вином действительно много не вкушал.

«Вероятно, они и правда хотят наследников всего этого. Не золота попросили, не другой уплаты долга. И теперь Ауда наставляет как его… Эх… Красивый терем, нечего сказать, — размышляла Котя, сжимая кулаки на коленях. — Но почему за счет меня? Красота… Пир… Достаток… Еда… Все пустота! Любовь? Просто торговля».

И на свадебном пиру, когда Игор несколько раз лез целоваться под шумные благопожелания, Котя потеряла свою веру в любовь. Ее отнял этот кислый запах лука, вскоре смешавшийся с духом пряного меда и еды. Она только изворачивалась, но даже на щеках губы постылого жениха оставляли будто бы кровоточащие язвы.

— Медведица идет!

— Людоедица! — вскричали внезапно две старшие жены. И вскоре в дверях появился скоморох, а рядом с ним и правда топтался на цепи молоденький подросший медвежонок. Страшный зверь пугался и глухо ревел, но рык больше походил на плач испуганного ребенка.

«За что мучаете-то создание лесное?» — с горечью подумала Котя; обычно на свадьбах ограничивались ряженым человеком. Считалось, что в медведя неспособны обращаться твари из Хаоса, к тому же страшный зверь отгонял их, потому что был примерно равен по силе многим из них. Если уж в лесах водились медведи, то все говорили, что чудовищ опасаться уже не стоит. Главное — самому не попадаться хозяину леса, ведающему медом. Так его образ и вошел в часть свадебного пира, сделался символом плодородия и деторождения.

Потом еще молодых сажали на печь, когда вытащили из нее горячее блюдо с запеченной птицей. Для Коти все слилось единой картиной, она смотрела себе под ноги или на колени, временами искала нож, надеясь спрятать его под одеждами. А там уж… либо себя, либо жениха. Но Игора не удавалось провести, он молча ненавязчиво пресекал все попытки добраться до опасных предметов.

К концу вечера Коте только оставалось неподвижно сидеть и давить слезы. Она ненавидела. Как же она ненавидела! За короткий день она окончательно потеряла веру и в любовь, и в духов. Все придумали люди, все облекли в красивые слова. В Хаос она тоже не верила, ведь Вен Аур так и не появился. И вот уже пир для жениха с невестой завершался, продолжаясь для гостей: молодых под прибаутки проводили наверх, на брачное ложе. Голос Ауды доносился громче всего, она хлопала и притопывала, вспоминая разные присказки и напевы.

— Только не плачь, запомнила? — шепнула на прощанье Вея, но у самой в глазах стояли слезы. Котя поддержала бы ее, но у самой душа металась перепуганной птицей в силках.

Игор схватил Котю за руку и повел наверх. Мелькнула ненормальная мысль «случайно» споткнуться на ступеньках да сломать себе шею или хотя бы нарушить слишком нахальное веселье гостей. Впрочем, неосторожный шаг «товара», то есть невесты, лишь вызвал бы новую волну смеха.

Котя кое-как поднималась по лестнице, убор сдавил голову, цепочка душила, шелка одежды впились в тело так же, как костлявые пальцы Игора. В груди томились рыдание, ребра разрывал дикий вопль.

Горница наверху оказалась просторной и душной, в ней царил полумрак, на широкой лавке уже призывно расстелили медвежью шкуру. Игор зажег масляный светильник.

«Что делать? Что?!» — с содроганием подумала Котя, внезапно понимая, что за все это время у нее не создался план побега. Терем по-прежнему охраняло множество наемников, часть из них пировала и напивалась, но часть по-прежнему несла свой караул. Узкие слюдяные оконца с крепкими рамами не давали и шанса выбраться через них. А добротные бревенчатые стены, кое-где покрытые росписью и резьбой, хоть скреби, хоть кусай — не поддадутся. Вот разве только масляный светильник… Но гибнуть в пожаре — страшно. Котя терялась: тяжелейший выбор навалился на нее, не оставляя и шанса выжить. От нее все отвернулись, но она не собиралась сдаваться.

Только Игор затворил дверь, как она непроизвольно выдернула руку и метнулась в противоположный дальний угол, вжимая голову в плечи. Больше ей ничего не оставалось, она уже не вполне сознавала, что творит. Да и что дверь? За ней-то ждали наемники, а старая ведьма Ауда первая бы закинула обратно в страшную клетку.

— Что, женушка? Моя ты теперь, духи скрепили. И не стой там, в углу! — рассмеялся Игор, медленно приближаясь и развязывая пояс кафтана. Вышитая шелковая рубаха висела на худом теле со впалой грудью, как половая тряпка.

— Эй, ну ты, строптивая! Подойди уже!

— С-сейчас, — пробормотала Котя, рассматривая исподлобья жениха. Она чувствовала: если вжаться в угол, он подойдет и скрутит ее не лучше Вхаро, выламывая руки. Оставалось тянуть время, ждать чего-то… Но чего?

«Зов! Зов где-то рядом!» — вдруг поняла Котя, прислушиваясь к своему сердцу, которое едва не умерло во время проклятого пира. Во всем этом гомоне она не сразу поняла, что же дает ей призрачную надежду на спасение. Зов все еще звучал беззвучной музыкой. К тому же очень близко.

«Но что если они изловили Вен Аура? Что если он там, внизу? И они выставят против него медведя, заключая пари? — ужаснулась Котя, уже слишком хорошо представляя все вероломство худых людей, но одернула себя: — Нет! Я должна верить в него! Он здесь! Он не бросит!»

Тогда она медленно потянулась к золотым браслетам, стаскивая их с запястий и нарочно возясь долго с неподатливыми кольцами, да еще приговаривала:

— Ох, заморские…

— Помочь тебе, м-м-м, женушка? — приблизился к ней Игор. И Котя поняла, что наоборот привлекла его внимание. Глупо! Как же глупо! Руки ее задрожали, а пальцы скрючились, когда проклятый жених жадно схватил за талию, обнимая со спины. Хотелось впиться ему в глаза, выцарапать их — посмотрели бы тогда его дружки, как бы он торговал дурман-травой. Но как будто предчувствуя такой исход, Игор схватил за запястья Котю, сдавил в одной руке сразу оба. Она, не скрываясь, поморщилась. Вновь обдало кислятиной от дыхания старика. В глазах защипало от ненависти и отвращения… Или… Или… От дыма!

— Пожар! Горим! — вдруг донеслись бешеные крики снизу. — Амбар! Конюшня! Товар!

— На нас напали!

Игор тут же потерял всякий интерес к Коте. Он подскочил на месте, схватил кафтан и вихрем вылетел из комнаты. Но выбраться ей все равно не удалось бы: с внешней стороны опустился тяжелый засов.