Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 27

Да, вот так все и решилось, и на душе сделалось легко, с глаз будто спала пелена. Свободна! Она совершенно свободна рядом с Вен Ауром и может пойти, куда вздумается, как и хотела в детстве. Но никто не говорил, что свободу покупают столь страшной ценой, никто не предрекал, что от свободы трясутся поджилки. Голова кружилась от нахлынувшей радости, которая смешивалась с ужасом неведомого. Отныне каждый новый день начинался бы по-разному, а опасность ступала след в след за ней. Но лучше бежать от нее, чем медленно угасать в тоске и отчаянии, как сломленная покойная Вея.

— Пойду подальше, в большие города. Я слыхала о таких! — воодушевленно отозвалась Котя, раскидывая руки, точно обнимая весь мир; она намеренно храбрилась. — Они окружены каменными стенами. И еще там большие терема. Пойду кому-нибудь в услужение, домой-то все равно уже не вернуться. Да и какой это дом! — Она мрачно опустилась на поваленный дуб и сжалась в комок, тихо шипя: — Все предали, все продали!

— Позволь хотя бы проводить тебя, — добровольно вызвался Вен Аур, склоняясь над Котей и заглядывая ей в лицо.

— Все еще хочешь, чтобы я осталась с тобой? — улыбнулась она в ответ, и сама поразилась дерзости слов. Зеленые глаза с оранжевыми прожилками завораживали. «Или я хочу, чтобы ты остался со мной», — призналась себе Котя. Зверь, человек или создание Хаоса — не столь важно, ей не встречались раньше подобные, отважные и добрые.

— Не так уж и хочу, пытаюсь понять, откуда зов, — обиженно вскинулся Вен Аур, вновь призадумавшись: — Может, ты выведешь меня к такому же оборотню, как я. Что-то связано с тобой, это точно. Но ты человек, а я создание Хаоса, мы явно не созданы друг для друга. Но погибнешь ты — погибнет и зов.

Вновь почудилось, что больно ударили в грудь, оттолкнули, отгородили от себя, поэтому Котя в тон резко отозвалась:

— Хорошо. Значит, я для тебя вроде путеводного огонька. Ладно, так проще. Я тоже хочу понять, почему слышу зов. Нам надо идти, — деловито продолжала она. — Ты знаешь, где ближайший такой город с каменными стенами?

— Теперь знаю. Пока ты хворала, я разведал дорогу, поспрашивал у крестьян. Но все равно пешком путь неблизкий. Верхом на мне быстрее выйдет, — предложил Вен Аур, вновь внимательный и добрый. Он собирался обратиться вновь в зверя. Но теперь отчего-то не хотелось этого.

— Верхом? Да на тебе? Чтобы ты меня в Хаос унес? Обойдусь, и свои ноги носят, — бросила неприветливо Котя, не ведая стыдиться ей собственных слов или же, наоборот, еще больше негодовать. Вен Аур утверждал, что она для него вроде сигнального костерка, который ведет к истинному зову, но при этом по всему обращению воспринимал он ее как-то иначе, в чем, возможно, не признавался себе.

— Ладно, если не верхом, пойду с тобой в этом обличии, — довольно улыбнулся Вен Аур. Ох, как же лучилась его хитрая и наглая улыбка, какие же искры проскальзывали в глазах. Котя отворачивалась и прятала щеки, чтобы не выдать себя. Впервые она понимала глупых женщин, которые порой забывают о благоразумии, попадаются в ловушку чьи-нибудь прекрасных глаз, сильных рук или сладких речей. Но без оглядки присоединяться к их числу не спешила.

— Что люди-то добрые обо мне подумают? — отозвалась она.

— Хочешь сказать, в истинном облике людям будет спокойнее меня увидеть? — рассмеялся Вен Аур. — Девица с молодцем — это, конечно, страшнее девицы с невиданным зверем.

Котя улыбнулась своей глупости, а потом задумалась о том, что лучше бы ей расплести две косы в одну, а шелковый сарафан выменять на самый простой зеленый в ближайшей деревне. Дорогая ткань не слишком пострадала в огне. Так бы и дошли, не привлекая внимания. К тому же неведомым образом за пазухой вновь оказался ее девичий венчик с неправильными узорами. Кажется, его принес Вен Аур, до того оставив себе.

— Но, знаешь, у нас нет истинного облика, — объяснял он. — До двадцатой весны мы превращаемся в кого угодно, мы пробуем, в какой форме над удобнее, наши тела постоянно меняются. У меня еще год на раздумья.

— Меняются, как настроение?

— Да, под настроение. Мы всегда потешались над родителями, когда превращались во что-нибудь новое, но они нас всегда узнавали. С родителями нас тоже связывает зов. Мы слышим сердца друг друга, поэтому я всегда точно знаю, что с моими близкими, здоровы ли они. А когда кто-то умирает… мы испытываем часть их боли, и чувствуем это даже на расстоянии.

Котя притихла. Она хотела бы так же слышать сердце своей матери. А отца… нет, его бы она не хотела чувствовать на расстоянии. Ушел за Круглое Море и ушел — пропади пропадом.

— Что же после двадцатой весны? — заинтересовалась она, пока они медленно встали и двинулись дальше через чащу в поисках широкой дороги к далекому городу. Ночь уже скрывала стволы деревьев, над головой вновь навис темный омут Хаоса.

— Мы застываем в выбранном обличии. Но если до той поры мы еще не нашли, от кого идет зов, то мы способны измениться ради найденной судьбы.

— Зов — это вроде как любовь? — вдруг осознала Котя.

— Зов — это наш единственный закон. Это предназначенность судьбой. При этом порой любовь возникает не сразу, — охотно рассказывал Вен Аур. — Но Хаос мудр — мы не знаем ни одного случая, когда пары не были бы счастливы. Бывает так, что кто-то не успевает найти свой зов, погибает… Тогда кто-то на другом конце Хаоса остается одинок до конца своих дней. Но они обязательно встретятся в следующем перерождении, уже совсем другие. Больше в Хаосе нет законов и ориентиров. А вот за Барьером у вас… все сложнее, намного-намного сложнее.

Вен Аур нахмурил золотистые брови, тонкие у переносицы, густые ближе к вискам. Интересно, выбрал ли он сам такой образ или скопировал его с какого-то человека? Наверное, придумал сам, иначе не угадывались бы в нем знакомые черты зверя.

— Может быть, зов подвел тебя? Ты ведь не можешь быть человеком, ты должен вернуться в Хаос, к себе домой, — предположила Котя, радуясь, что разговор отвлекает ее от тягот дороги. Она уже устала и хотела спать, а лес все больше скрывался от нее, она шла почти вслепую, держа за руку проводника.

— Может быть… Но зов не может подвести. Существуют скрытые оборотни, которые попали почему-то к людям, но принадлежат Хаосу. Когда они вкушают сырое мясо, то превращаются в наших. Я думал сначала, ты из таких, раз от тебя исходит зов. Думал, ты «Иная», ты изменишься. Обычно так бывает. Но нет, ты просто человек, — недоумевал Вен Аур.

— Так это не пустой запрет предков… — поразилась Котя.

— Наши миры тесно сплетены. Ваши запреты — наша природа.

— Хочешь сказать, Хаоса не следует бояться?

— Почему? Вам — следует. Человек там не выживет. Мы сильнее и хитрее, в нас не угасли звериные инстинкты. Мы почти с рождения готовы к борьбе за выживание, — бессовестно бахвалился Вен Аур, воодушевленно размахивая руками, но внезапно напрягся и негромко продолжил: — Но в Хаосе много «настоящих» монстров. Гигантских змеев и кальмаров. Один змей поглотил целый мир, от него только островок один остался, осколок города. Ох, и страшное место стало! Огневик рассказывал как-то… Эти монстры поедают и нас, и друг друга. Да, Хаос не для людей. Наша жизнь — охота и поиск.

— Какие ужасы… — Котя похолодела. — Нет, я не хочу в Хаос! Не говори мне, как там страшно!

Показалось, что лес сдвигается, и вновь вернулись все кошмары пережитого, но Вен Аур приободряющее тронул ее за плечо:

— Эх, ладно, человечья девушка, нам надо куда-то идти с тобой. Я, знаешь, тоже не болтовней досужей питаюсь. А в этом теле еще и холодно. Надо бы найти нам место для ночлега.

В лесу разливалась неподвижная тишина, изредка пели пригожие разноцветные птицы. Кое-где пролегал след дикого зверя. Несколько раз удавалось поймать кроликов. Вен Аур даже не превращался в свою звериную форму, хватало ловкости и в человечьей. Разве только Котю смущали его повадки. Когда спутник взвивался в резвом прыжке, для нее смешивались контуры человека и животного, распадались нестройным колыханием. Но он неизменно приносил добычу.