Малышка (СИ) - Субботина Айя - Страница 23

— Просто настроение было паршивое, не хотелось быть одной. — Да я лучше язык себе откушу, чем скажу ему правду.

— Я звонил тебе несколько раз, — говорит он, как будто я этого не знаю. Утром, стоило включить телефон, меня чуть не снес поток сообщений о не отвеченных вызовах. — Уже собирался приехать.

— Почему же не приехал?

На самом деле — вот он, камень преткновения наших отношений. Костя не способен на импульс, не способен сделать то, что приходить в голову сразу. Он вечно все анализирует, просчитывает, вертит, словно Кубик Рубика, пытаясь найти причину не делать, вместо того, чтобы отдаться порыву. И, надо сказать, иногда это жутко раздражает. С другой стороны, это качества идеального мужа: вот уж кто не станет приводить в дом ораву гостей, стоит мне уехать в рабочую командировку.

— Я подумал, что ты не захочешь меня видеть.

В глазах Кости все еще плещется тревога. Такая неподдельная, что что-то внутри меня обрывается, и со всего размаху таранит обиду, превращая ее в крошево. Если разобраться, в наших с Рэмом идиотских перепалках Костя единственная невинно пострадавшая сторона.

Я тянусь к нему, обвиваю шею и запускаю пальцы в волосы: они у него куда мягче, чем волосы моего непослушного добермана.

— Поцелуй меня, — прошу очень нежно.

Тапочек тут же обнимает меня за талию и осторожно, словно я Снегурочка, прикасается к моим губам. Это по-настоящему бережный неторопливый поцелуй, приятный в той степени, в какой может быть приятен поцелуй с красивым парнем. Костя даже пускает в ход язык, и это… ужасно. Мокро, липко, скользко. Словно мне в рот подбросили улитку без панциря.

И вот так — всегда. Каждый раз надеюсь на чудо, каждый раз жду, что что-то изменится и плотину нашей страсти прорвет, но с каждым разом надежды все меньше. И самое обидное, что в принципе мне приятно с ним целоваться, но без языка, хоть Лилёк говорит, что поцелуй без языка — песочница, и если меня «не вштыривает», то со мной что-то не так. Может быть, я и правда фригидная?

Наш день расписан по часам. Пока я, как проклятая, два с половиной часа измываюсь над своим телом у станка в балетной студии, Костик занимается чертежами — своими и моими. Он так увлечен, что в конечном итоге забывает даже из вежливости поглядывать в мою сторону.

А еще я замечаю, что весь день только то и делаю, что кручу кольцо на пальце. Она мне мешает. Вот правда: словно колодка на пальце, хотя внешне оно очень даже милое и точно мне по размеру. И все же я постоянно его снимаю и порываюсь положить рядом. Как будто на столе или на тетради ему самое место, а не на моем безымянном пальце.

Потом мы едем домой — точнее, я подвожу Костю до его дома, ведь теперь у меня есть чудесная роскошная красная машина, и ездить на ней одно удовольствие. Медведь, кстати, так и сидит на заднем сиденье, пристегнутый ремнем безопасности.

На следующем повороте я неожиданно замечаю знакомую машину. Настолько неожиданно, что слишком резко торможу. Нас с Костей тянет вперед, потом — назад. Он ошалело смотрит на меня, ему вторит такой же ошалевший гудок в спину. Плевать: паркуюсь у огромного свадебного салона, в витрине которого выставлен наряд а ля Диснеевская Золушка.

— Ени? — привлекает мое внимание Костик. — Мы же хотели не спешить?

— Я просто хочу посмотреть на платья, — пожимаю плечами я. Чувствую легкое раздражение из-за того, что паника в его голосе слишком очевидна, чтобы ее игнорировать. Неужели мысль о том, чтобы пожениться сейчас пугает его настолько сильно? — Я же девочка, люблю наряжаться.

Тапочек с минуту размышляет над моими словами, кивает — и идет следом.

Похоже, сегодня и есть тот самый день Икс, когда Ольга будет примерять платье в последний раз перед свадьбой. Нет ни единой другой причины, почему еще машине Рэма быть здесь. Я должна, нет, просто обязана видеть это собственными глазами!

Это все какая-то большая лажа. Просто колоссальная жопа в моей жизни, под названием: свадьба с Ольгой.

Я позвонил ей вчера вечером, предложил встретиться. Мы поужинали, и я как бы невзначай расспросил, откуда в ней такая разительная перемена. Надеялся, что Ольга признается, что получила наставления от моей обезбашенной сестренки, но она не призналась. Просто не очень убедительно растеклась мысль по древу на тему, как она была не права, как позволила эмоциям затмить разум и так далее и тому подобное. Обычная ее песня, когда она пытается прикрыть вранье фиговым листком. Пару лет назад она вот так же невразумительно мямлила о том, что ее вполне устраивают наши отношения без намека на брак. Я и тогда ей не поверил, а уж теперь — тем более. Но я никогда и не думал осуждать ее за ложь. Сам-то тоже не святой. Достаточно того, что она слишком влюблена, чтобы наставлять мне рога даже в мыслях, а все остальное, честно говоря, мне по барабану.

После ужина я отвез Ольгу домой, мы занялись пресным сексом. Я оделся и свалил ровно через час, пообещав на прощанье, что пойду с ней на чертову примерку, но с условием, что она ограничится одной подругой, а все ее безумные родственники, если хотят, пусть любуются на платье дома, сегодня вечером и каждый следующий день до свадьбы. Зачем я это сделал? Хотел попытаться придать этому предсвадебному переполоху хотя бы видимость нормальности. Должно же в моей жизни быть хоть что-то настоящее.

И вот, полчаса назад мы приехали в салон: я, Ольга и ее страшная, как моя жизнь, подруга Кристина. Которая, кстати говоря, пару раз весьма недвусмысленно намекала, что не прочь залезть ко мне в штаны. Чур меня от такого счастья.

Пока я, умирая от скуки, сижу на огромном кожаном диване, сзади раздается мелодичный перезвон дверных колокольчиков. Я бы и внимания не обратил, если бы вместе с ними в мои ноздри не ударился знакомый запах карамели и груши. Поворачиваюсь, чувствуя себя помесью конченного психа и взявшей след гончей — и тупо смотрю на мою Бон-Бон.

Откуда она тут? Что, черт подери, делает в салоне свадебных платьев?

Но все становится на свои места, когда я натыкаюсь взглядом на ее спутника: Тапок, тут как тут. Ну и рожа у него — словно на плаху ведут. То ли дело моя малышка: сверкает, искрится, словно «Crystal»[2]. Терпеть не могу сладкие спиртные напитки, но этой бы упился в хлам. До самого ужасного похмелья, надеясь, что потом меня от подобного точно отвернет.

— Пришла мерить свадебное платье, сестренка? — спрашиваю я, раскидывая руки по спинке дивана. Так безопаснее, потому что, видит бог, если малолетний долбоеб еще хоть на сантиметр опустит руку пониже ее талии, я сделаю его безруким. С превеликим, мать его, удовольствием.

— Твоя дедукция и способность мыслить логически прогрессируют с каждым днем, — хвалит она с издевкой.

— С тем, как работает твоя голова, Бон-Бон, я бы не удивился, приди ты с иным намерением.

— Например? — Она, подражая цапле, важно вышагивает перед длинным рядом вешалок, изредка посматривая то на меня, то на своего ботаника-переростка.

— Например, в который раз сунуть свой любопытный нос в мою личную жизнь. Или, дай угадаю? — Щелкаю пальцами, словно меня осенила гениальная идея. — Принесла еще парочку блестящих советов моей невесте? Будешь обучать ее житейской мудрости? Может, еще и свечку подержишь, а то вдруг она облажается в первую брачную ночь?

Бон-Бон поворачивается, улыбается широко-широко, и говорит, убивая меня каждым словом:

— Как бы ты не облажался, старичок. Слышала, после тридцати процент холостых выстрелов резко возрастает.

Я уже открываю рот, чтобы от всей души послать ее куда подальше, но в этот момент наше одиночество втроем разбавляет целая куча народа: консультанты, которые берут мою малышку в назойливый плен, и Ольга со своей подругой. Понимаю, что должен отвесить своей невесте парочку первоклассных комплиментов, тем более, что ее платье в самом деле интересное и она выглядит в нем отлично, но мой взгляд полностью сфокусирован на Бон-Бон.