Малышка (СИ) - Субботина Айя - Страница 57

— Это — моя жена, — говорю на сносном французском, не без удовольствия отмечая, как вытянулись их прыщавые рожи. — Дрочите на девочек из «Плейбоя», придурки.

Парни о чем-то перешептываются, недоумение на их лицах сменяется насмешкой, но они отваливают, и мне этого достаточно. Поворачиваюсь — и с сожалением вижу лишь финальную строку: «На больших с 24 марта!»

Первой серьезной ролью Бон-Бон стала роль старшеклассницы в драматическом сериале «Девочки дают сдачи». Честно говоря, я пришел в ужас от сценария, ведь моей малышке отводилась роль девушки, пострадавшей от сексуального домогательства своего учителя, и впоследствии организовавшей клуб таких же жертв насилия, как и она. Это была, мягко говоря, совсем не та роль, в которой я хотел бы видеть свою карамельную малышку, но Бон-Бон, как всегда, применила все свои аргументы, против которых мне нечего было возразить. «Я не хочу сниматься в фильмах про супер-героев или дурацких комедиях, над которыми смеются только статисты за кадром», — заявила Ени. И далее по списку перечислила все плюсы более серьезной роли. Ну и еще добавила к этому всему пару феерических ночей, после которых я просто не смог бы сказать ей «нет».

Нужно признать, она была права, когда не захотела мне уступать и отстояла свое право самой решать, где и в качестве кого сниматься. Сериал отснял популярный канал американского кабельного телевидения, и всего восемь серий подняли шумиху на всех кинопорталах. А я… Я, собрав вещички, перебрался в наши небольшие апартаменты в Беверли-Хиллз, и заслуженно гордился тем, что первая работа Бон-Бон на портале «IMDB» заслужено носит рейтинг «9.1».

Естественно, после такого успеха мою малышку засыпали предложениями одно другого лучше, но она и тут в который раз меня удивила: послала всех к черту и записалась в престижную актерскую школу, потратив на это половину своего гонорара за первую работу.

И вот тогда перед нами встал вопрос о том, что мы делаем дальше: жить на две страны, мягко говоря, просто отстойно. И как итог — в родные края мы теперь приезжаем только на дни рождения и зимой, посмотреть на снег.

Я, чтобы не испортить букет, цепляю мизинцем край манжета пиджака, поглядываю на циферблат — и в эту минуту кто-то подбирается сзади и закрывает мне лицо ладонями. Я хищно скалюсь, но быстро беру себя в руки и с непроницаемым видом начинаю перечислять имена наугад, нарочно выбирая самые смешные и абсурдные. После пятого или шестого Бон-Бон не выдерживает и прыскает от смеха. Я же, пользуясь возможностью, разворачиваюсь и хватаю ее на руки, кружа так быстро, что она начинает визжать на всю улицу. Проходящие мимо пожилые француженки подбадривают нас вскинутыми вверх большими пальцами, а я взамен подмигиваю им, словно школьницам. Вот за это я люблю французов: люди здесь совершенно не обременены комплексами и предрассудками.

— И не проси, чтобы извинялась за опоздание, — ухмыляется Бон-Бон, глядя на меня с видом королевы жизни. — Знаешь, сколько времени ушло на эту прическу? А макияж? И вообще!

Она начинает дрыгать ногами и взглядом предлагает мне посмотреть ниже.

Моя сумасшедшая девчонка нарядилась в кеды под мини-платье, и, конечно же, взяла свой любимый рюкзак. Даже думать не хочу, сколько ему лет, но даже на моей памяти он уже раз пять попадал в передряги и спасался исключительно химчисткой, отчего порядком полинял и потрепался. Но Бон-Бон непреклонна в своем желании прожить с ним до конца своих дней и торжественно вручить внукам вместе с томами своей автобиографии, которую собирается писать на старости лет. «Биографии, Цербер, нужно писать когда начинаешь впадать в старческое слабоумие, — сказала она на мое предложение начать писать мемуары уже сейчас, по свежей памяти. — Тогда и приврать не грех».

— Выглядишь роскошно, — хвалю я, уверенный, что в эту секунду держу в руках самую красивую женщину мира, и ей для этого совершенно не нужен статус Мисс Вселенная. Достаточно того, что я не знаю ни одной другой такой же Бон-Бон, которая бы, наплевав на всех и вся, с такой же элегантностью носила кеды в комплект к романтическому платью. — Съел бы тебя.

— А вот это подождет до вечера, — делано хмурится она и тут же, не давая мне вставить и полслова, впивается губами мне в шею. Жадно и горячо, совершенно недвусмысленно намекая, что соскучилась. А когда я начинаю постанывать, отстраняется и резко меняет вектор разговора: — Ты купил мне особенный подарок?

Мне остается только в который раз посмеяться над нашим одним на двоих безумием. Мне кажется, что даже в сто лет мы будем вести себя как два оторванных от общественных рамок идиота, которые просто наслаждаются жизнью и не заморачиваются на такие мелочи, как соответствие чьим-то стандартам и правилам. Как говорит Бон-Бон: «Жизнь слишком коротка, чтобы не сыграть с ней шашками в шахматы».

Я бережно ставлю Ени на ноги и немного отступаю, чтобы еще раз полюбоваться ею. А она, пользуясь случаем, ловко достает «полароид» и успевает сделать пару кадров. Понятия не имею, как ей это удается, но Бон-Бон до сих пор удается застать меня врасплох. В итоге в нашем семейном архиве уже больше десяти альбомов только одних «квадратиков». И нет никаких намеков на то, что в обозримом будущем Ени надоест это занятие.

— Можно отмереть? — спрашиваю я, когда моя малышка жадно рассматривает полученные снимки. Получив разрешение, подхожу и, наконец, вручаю ей букет: много-много разноцветных роз. Она до сих пор посмеивается над тем, что с того ее Дня рождения я теперь всегда дарю ей разноцветные букеты. — Может, выбросим вот эту? — показываю пальцем на снимок, где моя физиономия похожа на неудачную попытку кривляться.

— Вот еще! — фыркает Бон-Бон и бережно прячет все в рюкзак.

Потом выразительно смотрит на бумажный пакет у меня в руке и ее взгляд наполняется жгучим любопытством. К счастью, я успеваю вовремя пресечь попытку завладеть сокровищем и задираю руку, наслаждаясь тем, как моя лиса сперва пытается вскарабкаться по мне, а потом пытается взять меня деланой обидой и надутыми губами. Я ухитряюсь укусить ее за нос и только после этого вручаю заслуженный трофей. Надо видеть ее лицо в тот момент, когда Бон-Бон потрошит подарок и понимает, что там.

— Рэээээээм… — мелодично тянет она, прижимая к груди пару черно-желтых гольф. — Где ты их нашел?!

— Купил по пути в секс-шопе, — не моргнув глазом, вру я, — там еще была какая-то дурацкая желтая юбка и рожки с сердечками.

Сейчас у нее такое лицо, что я на всякий случай предупреждаю:

— С примеркой терпи до вечера — хочу свою леди-пчелку в постели, в одних этих гольфах.

Вижу, что моя идея ей понравилась. Впрочем, мы так плотно сидит на волнах друг друга, что за два года семейной жизни не припомню ни одного случая, когда бы у нас возникали разногласия.

— Ты уже заказал стол? — спрашивает моя малышка, беря меня под руку.

— Да, но на семь вечера, так что можем погулять еще часа три.

Я знал, что она захочет. Я же здесь бываю часто — вот как сейчас, на автовыставке, куда приехал вместе с командой и выставочным образцом новой спортивной тачки — а вот Бон-Бон приезжает только второй раз. Что уж поделать, если наш образ жизни диктует свои правила. Зато после каждой разлуки у нас словно заново начинается медовый месяц. И если б меня спросили, хочу ли я что-то менять, я бы ответил категорическое «нет».

Может быть, мы не идеальны. Скорее всего, немного эгоистичны и с грузом ошибок прошлого за плечами, но мы — одно целое. Одна команда. Точнее, одна футбольная команда, которая пока состоит из двух тренеров: карьера Бон-Бон пока только начинается, и мы договорились подумать о первом футболисте через пару лет.

Нам некуда спешить.

Перед нами огромный мир и целая жизнь.

— Цербер? — прижавшись к моему плечу, шепчет Бон-Бон, — хочу наш остров на День рождения.

Я смеюсь. Она чокнутая.

— Будет тебе остров, Бон-Бон, разве я могу тебе отказать?