Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 27

В округе на расстоянии пятидесяти километров от жилья Улафа не было ни одного дома. Как странно лететь в темноте, опираясь только на показания автопилота, и не видеть внизу привычных огней. Улаф всегда любил уединение, и делал исключение только для отца и меня с братом. Сначала потому, что мы были его физическим продолжением, потом — привязавшись к нам, как ко младшим брату и сестре.

А потом наши чувства изменились. Это случилось после того, как я закончила университет и вернулась домой. Я стала другой. Переживания, любовь и потери превратили меня в женщину, и это нельзя было не заметить. И он заметил.

Быть вместе урывками, когда он возвращался из рейсов — таков наш удел. Наверное, у меня всю жизнь был перед глазами пример матери, так что это казалось мне нормальным. Все время ждать и отмерять время между встречами и расставаниями.

Думаю, я испытывала угрызения совести, потому что больше переживала об отце, чем о нем. Не знаю. Док Фредриксен тоже не мог сказать ничего определенного.

* * *

Я подхожу к калитке, и она отворяется, когда я провожу по ней ключом, который мне дал Улаф. Код все еще действует. Значит, он не передумал и ждет меня!

В груди расцветает огненный цветок, маленькое солнце, и мне хочется заплакать от облегчения. Мой белый кит восторженно выпрыгивает из моря и долетает до самого солнца.

Я захожу во двор, а он уже открывает мне дверь изнутри, разбуженный системой оповещения о посетителях. Он заспанный, худой до жути, в одних пижамных штанах и босой. Голова стрижена наголо, чтобы доктора имели доступ к его биомеханической "начинке". Все тело в тонких бледно-красных линиях в тех местах, где были разрезы с целью добраться до нейронной сети.

Я не видела его… сколько? Почти четырнадцать месяцев. Это уже не привычный мне, сильный и незыблемый Улаф, а странный, изломанный незнакомец. Я лишь надеюсь, что он не понял, насколько я шокирована его видом.

— Хельга, — говорит он вместо приветствия. В моем имени — все, что он чувствует.

— Улаф! Я…

Я кидаюсь к нему, хватаюсь за него, как в единственный якорь в этом бушующем мире, а он неловко обнимает меня в ответ. В тот момент я не замечаю, насколько он скован и подавлен. Он как будто не рад меня видеть.

В доме полно пустых бутылок из-под спиртного и оболочек от блистеров, которые он не успел выкинуть в утилизатор. Я поднимаю один со стола и читаю название лекарства, которое прописывают мозгоправы при депрессии. Улаф молча забирает упаковку у меня из рук, сгребает со стола мусор вместе со скатертью и закидывает в мусорный контейнер.

Мы оба молчим. Он не знает, что сказать, а у меня так много всего, что я тоже не нахожу слов.

А потом он просто срывается с цепи. Для него не существует слова "нет", "я не хочу" и "не надо". В тот момент я не ожидала такого от него. От кого угодно, но только не от него…

Он не дает мне ни малейшего шанса. Я наконец понимаю, почему он работал инструктором по рукопашному бою. Отбиваться бесполезно. Он подмял меня под себя, невзирая на сопротивление. Сделал больно.

Я дерусь с ним до последнего, сопротивляюсь, царапаюсь и кусаюсь, как дикая кошка. А он в какой-то момент тоже прикусил мою кожу на шее, рядом с ухом, оставляя свое клеймо.

Странно, что даже в такой ситуации я сумела что-то почувствовать. Мое тело привычно отвечало на его призыв. Тень былого чувства, которого больше не было. Осталась детская обида и удивление, ведь я доверяла ему, как самой себе.

После этого я долго отмокала в душе, пытаясь вместе с кожей стереть его прикосновения. Только чудом я не вернулась и не вышибла ему мозги из табельного плазмогана, небрежно валяющегося на столе в гостиной. Остановило то, что оружие бросили здесь явно напоказ, чтобы я его увидела и воспользовалась им. Или он хотел сам?

Когда я вернулась в спальню, он показал мне. Поднес руку с восстановленным кибер-разъемом к моему коммуникатору, и я увидела незабываемое зрелище. Почти два часа из нескольких тысяч, что хранились у него в накопителе памяти. Избранное видео. Под конец я уже не могла смотреть и только слушала, уткнувшись ему в грудь. Я дрожала, а он гладил меня по спине, как испуганную лошадь.

Он показал мне…

Я поняла, что ему нужна была не я. Ему нужно было забвение. Такой же способ забыться, как алкоголь и нейролептики. Забвение или смерть. Возможно, он ожидал, что я его прикончу. Стал бы он сопротивляться? Не знаю. Ни тогда, ни сейчас — я не уверена, как бы он поступил, если бы я решила иначе.

Кино заканчивается. Он достает из переносной аптечки инъектор и пластыри, и мы заклеиваем друг другу ссадины и лечим синяки. Забавно. Однажды в зоопарке я наблюдала, как обезьяны вычесывают друг другу шерсть… Это их успокаивает. Нас, как выяснилось, тоже.

Все, что я испытывала к нему когда-то, прошло. Он сам убил то, что было между нами… Хотя, нет. Не он сделал это. "Нас" больше нет. Их убили пришельцы.

* * *

Бессонница. Бесконечное хождение мыслей по кругу не давало уснуть. Я натянула спортивную форму и пошла в круглосуточно работающий спортзал. Там я выбрала место подальше от такого же полуночника, в котором я с удивлением узнала Родригеса, и приступила к упражнениям.

Родригес, увидев, лишь кивнул и не стал прерываться, чтобы пообщаться. Его взгляд был немного отсутствующим. Думаю, его мозг параллельно обрабатывал какую-то информацию через встроенный терминал.

Раньше мне помогало… Я мотала бесконечные километры на тредбане, а потом в изнеможении проваливалась в тяжелый сон без сновидений.

* * *

Пока я бегу, то размышляю о том, что скоро случится. У меня есть цель и благоприятный шанс. Возможно, я непоследовательна в своих желаниях.

Мой дед в таких случаях говорил: нужно решить, каким камнем пожертвовать, чтобы заставить противника совершить ошибку, а потом воспользоваться ею.

Глава 15

Я поужинала с Хорхе и его семьей, и он поделился со мной файлами Родригеса и своими соображениями о том, чего от меня хотел торговец.

"Торговец имел списки персонала станции, когда разрабатывал техников. Наткнувшись на знакомую фамилию, он проверил и узнал, чья ты дочь. Послушай запись допроса с данными нью-полиграфа. Там и о тебе есть тоже", — отправил он сообщение, пока мы уминали такос.

Сальса была из моих томатов, которые наконец поспели. Я одобрила, Милагрос тем более, а Хаоли Этти понюхал и забрал с собой для анализов, чтобы решить, насколько это съедобно для эрргов. Хотя запах ему тоже понравился.

Хорхе хорошо, не надо набирать сообщение на клавиатуре. Из мозга сразу на коммуникатор. Не то чтобы я завидовала, но… Иногда это было чертовски удобно.

— Хельга, дочка, кушай. Как ты похудела в последнее время, — говорил отец Хорхе. — Милагрос, надо откормить девочку. У женщины должно быть мясо на костях.

"Ага, и еще жир на бедрах, чтобы рожать детишек. Какие все-таки сексисты эти латиносы. И даже не скрывают это". Хотя, он ведь из самых добрых побуждений. А Милагрос вообще, мне кажется, имеет на меня виды как на невестку. Возможно, они превратно истолковали наши отношения, но родители всегда хотят лучшего для своих детей.

На станции из-за его дефекта Хорхе никогда не дадут лицензию на ребенка, каким бы умным он ни был. То ли дело — на планете. Может быть, родители мечтают, что он когда-нибудь уедет отсюда, натурализуется, и у них наконец появятся внуки.

Я вежливо улыбнулась и промолчала.

* * *

Отчет был крайне познавательный. И фрагментарный. Кое-где — купюры, которые мог оставить только Хорхе, выборочно предоставляя информацию. Вот тебе и достойный доверия источник. С другой стороны, он вообще не обязан был мне помогать.