Нарисую любовь (СИ) - Ляпина Юлия Николаевна - Страница 3

Марта неторопливо обошла магазин, отмечая аккуратные ценники, красивое и удобное заполнение пространства, а еще скромную ненавязчивость продавца, который бросал на нее взгляды, но не подходил и не мешал. Так потихонечку она добралась до арки, которая возвышалась над торговым залом на пару ступенек. Возле дверного проема висела табличка: «Галерея работ художника…» Увидев фамилию Сержа Марта на миг замерла, борясь со слезами, а потом решительно шагнула вперед, даже не представляя, что ее ждет.

Он много писал, и не всегда показывал ей свои работы, порой нарочито прятал, играя в игру, дожидаясь ее восхищения, или гнева, так что он оставил здесь? Для нее?

Первая небольшая картина в узкой раме оказалась вовсе не картиной, а посвящением: «Тебе, моей музе, помощнице, свету темных дней». И все. И смешение тонких линий, и закорючка, которой он завершал свою подпись. А дальше… Дальше был портрет. Ее портрет. Марта всегда удивлялась, почему Серж не писал ее? Никогда, даже набросков не делала, а оказалось — писал.

Она с удивлением рассматривала восхищенное лицо девушки, почти девочки, волосы уже стянуты в узел, но еще непокорно ершатся, черная водолазка подчеркивает бледную «зимнюю» кожу, острые локти торчат, рядом на тусклом зеленом фоне, кувшин с цветком, да она вспомнила, этот кувшин Серж писал, когда она впервые пришла к нему в мастерскую, пытался передать матовый блеск белой глины, а оказывается писал не только кувшин…

Следующий портрет, похоже написан через год, да вот и чуть смазанная дата. Пастель, теплые оранжево-розовые оттенки, хмельной взгляд, она даже вспомнила это платье, индийский хлопок, подруга привезла из поездки, и она пришла в нем на вечеринку в доме художников. Они тогда здорово повеселились, много танцевали, пили кислое белое вино, заедая крупным желтоватым виноградом. Вино тут было, тот же невесомый бокал, и виноград свешивался из тяжелой серебряной вазы.

Еще год, скучный синий костюм: узкая юбка, белая блузка, алая папка, она заканчивала учебу, много ездила, писала диплом, утомленный взгляд и карандаш за ухом присутствуют.

Еще год, она обвыклась, перестала воспринимать мир через розовые очки, потребовала увеличить зарплату, и официально прописать должность в трудовой. Теперь она в брюках и черной блузке, странно, как много черного в ее жизни. Акцент уже не на острые локти, а на лицо: резкий взгляд, смоляная бровь над легкомысленной пушистостью ресниц. Кажется, тогда Ирина поняла, что Марта, это на долго и ее шутки превратились в ядовитые подколки.

А на этой картине неожиданно была зима. Марта вспомнила, она тогда заболела, так сильно, что не пришла на работу даже в маске, Серж перепугался и явился к ней сам, а потом, когда поправилась, отправил к солнцу. Первый отпуск. А на портрете зима. Мягкая шапочка из чернобурки, белый шарф, тонкий морозный узор на стекле и вязь березовых веток, она здесь снова другая, но трудно сказать в чем различие.

В этом году она устроила выставку в Манеже, а здесь был безумный год увлечения лофтами, квартирниками и арт-галереями в кривых переулках. Это кажется год расставания, тогда ушел Дим, крикнув на прощание что-то острое и злое про юных дур и старых маразматиков. Здесь у нее очень насмешливый взгляд и сломанная стрела под рукой. Да, символично.

Марта дошла до конца коридора-галереи, вглядываясь в свое собственное лицо. Пятнадцать лет, пятнадцать портретов, о, нет, шестнадцать! Последний портрет был практически только наброском: крупные мазки подмалевка, фон намечен несколькими цветными пятнами, выражение лица не видно за полями шляпки, и все же это снова была она, в том самом сарафане, украшенном синими брызгами, на фоне моря и гранитной набережной. Незаконченный портрет. Прощание маэстро.

Девушка всхлипнула, потянулась к стеклу, погладить мазки, потом убрала руку и всмотрелась: что же хотел сказать ей Серж? Она провела в галерее уже больше часа и к середине экспозиции начала понимать, что каждая картина — послание ей. Вот ты была такая, а стала такой, я видел тебя хрупким жеребенком и строгой дамой, и конченой стервой с алой помадой на фильтре сигареты, какую сторону он увидел здесь?

Постояв некоторое время, Марта опомнилась, повернулась, еще раз прошла мимо своих лиц, почти не видя спустилась по ступенькам, остановилась, собираясь пропустить покупателя, и выйти на улицу и не смогла. За окном все еще лил дождь! Или он начался снова, пока она изучала галерею? Мужчина за прилавком кашлянул, привлекая ее внимание:

— Сударыня, хотите кофе?

На угловой тумбе стояла кофе-машина.

— С удовольствием! — девушка подошла ближе и получила керамическую чашку с восхитительно пахнущим напитком.

Первый глоток смыл слезы, второй согрел сердце, а третий заставил увидеть во всей ситуации кое-что приятное: теперь она свободна! Не будет кислого лица Ирины и злого лица ее сына, нет больше нужды прислушиваться к телефону даже ночью — вдруг позвонит? Вдруг позовет в мастерскую, и потребует читать вслух Младшую Эдду, для вдохновения? Теперь она может просто стоять у прилавка собственного магазинчика, пить кофе, лениво скользить взглядом по рулонам бумаги и пачкам угля…

За спиной нежно тренькнула подвеска, ворвался шум и запах дождя, а затем уверенный голос произнес:

— Виктор Саныч, крафтовую бумагу привезли?

Продавец закивал головой, отставил в сторону свою чашку, и повернулся к стеллажу:

— Конечно, Андрей Макарович, конечно! Вот ваш заказ!

На прилавок лег пакет, перевязанный бумажной бечевкой. Мужчина лет тридцати протянул руку, проследил пальцем строчки этикетки, одобрительно кивнул:

— Хорошо, еще упаковку акрила, акварель, и две беличьих «восьмерки».

Рядом с пакетом неторопливо появились краски, кисти, потом покупатель затребовал тонкий фирменный маркер, баночку клея, что-то еще. Наконец одобрительно кивнул, и вынул бумажник. К этому моменту Марта отошла на самый дальний конец прилавка, чтобы не мешать, но когда мужчина ловким движением подхватил кисть, сделал пару взмахов и поморщился:

— Виктор Саныч, подлиннее ворса нет?

— Увы, — продавец развел руками, — последняя партия вся такая, немного подождите, через недельку привезут еще.

Мужчина махнул рукой, сгребая покупки в пакет, потом собрался идти, но зацепился взглядом за Марту:

— Простите…

Девушка подняла лицо, чуть сощурясь, на яркий блик подсветки угодившей в глаза.

— Вы Марта?

— Да, — растеряно ответила она, — откуда?

— Я видел ваши портреты, — он кивнул на ступеньки, ведущие в галерею, — в реальной жизни вы еще лучше.

Девушка дежурно улыбнулась в ответ. Она то знала, что это говорят абсолютно всем, кого удостоил вниманием художник, поэтому слова скользнули по ее сознанию, не зацепив его.

— Я не знал, что вы приехали в Питер, слышал, что художник из Ярославля, — продолжил беседу незнакомец.

— Да, приехала, — неохотно ответила девушка.

Кофе закончился и ей снова стало зябко. Но мужчина не спешил отходить, так что ей пришлось невольно поднять на него глаза. Среднего роста, широкоплечий, с короткой стрижкой, лет тридцати, если бы увидела на улице, подумала бы, что военный в отставке. Одет мужчина в черные дорогие джинсы и рубашку-поло, сверху наброшена легкая куртка на ногах удобный разношенный туфли, но наметанный взгляд Марты определил знакомый бренд.

— Может выпьем кофе? — предложил он, выглядывая в окно, — дождь почти кончился!

Девушка неопределенно пожала плечами — привычка заводить знакомства полезные для Сержа требовала согласиться. За чашкой кофе можно было узнать где работает художник, где выставляется, обсудить внутрицеховые сплетни, уточнить поставщиков хороших красок и внезапные скидки в отделе финских лаков и красок. Так было раньше, а вот теперь…

— Нет, спасибо, — медленно проговорила Марта, — у меня еще дела.

— Жаль, — мужчина выглядел искренне огорченным, — я бы попросил вас попозировать, хотя бы для эскиза.

Девушка только усмехнулась. В среде художников приглашение «попозировать для эскиза» было тонким намеком на приглашение в постель. Считая разговор законченным Марта вышла из магазина, вдохнула влажный воздух и двинулась по улице, прикидывая, что делать дальше. Галерея портретов выбила ее из колеи, так что через некоторое время девушка добралась до Летнего сада и закурила, глядя на воду Фонтанки.