Первая мировая
(Хроника обороны крепости Осовец) - Гусаров Юрий Валериевич - Страница 51

Таким образом, в постоянных трудах незаметно пролетели несколько месяцев 1915 г. Затем после очередного интенсивного обстрела, Мария Николаевна была ранена осколком в голову и эвакуирована в тыл русской армии. Там она проходила основной курс лечения.

Она вспоминала, что ее дедушка и бабушка были представителями рода Слупских, имели квартиру в Варшаве (на Маршалковской), поместье под Варшавой, иногда жили в Санкт-Петербурге и Москве. У семьи были земельные угодья, собственный выезд, конюшни и несколько карет с гербами Слупских. Вензелем этой ветви рода Слупских были сплетенные латинские буквы «S» и «W», первая, по-видимому, от начальной буквы фамилии, вторая буква, скорее всего, отображала начальную букву Варшавы и обозначение одного из гербов многочисленных ветвей польской шляхты, имеющих эту фамилию. Этот герб имеет форму буквы «W» и в геральдике называется «Абданк». В средние века одна из ветвей Слупских, являвшихся владетельными князьями Померании, имела герб в виде фантазийного образа Грифона — полуптицы-полульва.

В послереволюционные годы, вместе с матерью и мужем, вернувшимся из немецко-австрийского плена, Марии Николаевне приходилось скрываться от недремлющего ока ЧК в провинциальных городах России. Около десяти лет Мария Николаевна с мужем, детьми и матерью Анной Осиповной жила в Саратове по адресу — ул. Ленина (Московская), дом № 99 (Рис. 42.) Жили они в хороших для того времени условиях, но часто вспоминали о большой семье. Само упоминание о прежних родственных связях в советский период являлось — «табу». Семейный архив тщательно прятался ею в разных укромных местах.

Например, в период жизни в городе Балаково Саратовской области, фотографии и другие документы семейного архива скрытно хранился под половицей. Бабушка говорила, что если некоторые фотографии этого архива, в частности, фото генерала Флерова, будут обнаружены советской властью, то не миновать большой беды. Чтобы затруднить возможные поиски ее семьи советскими репрессивными органами в 20-30-е годы, бабушка не распространялась о своем происхождении и даже была вынуждена изменить свою дату рождения. И только в 60-е годы двадцатого века все эти документы стали храниться в свободном доступе у всех на виду.

Как выяснилось позже, из ставших известными в наше время документов, такое ее поведение было не только оправданным, но и мудрым. Один из главных организаторов и идеологов красного террора М.И. Лацис в ноябре 1918 г. писал:

«Мы не ведем войны против отдельных лиц… Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора»[80].

О том, что ее опасения были далеко не беспочвенны, имеется достаточное количество свидетельств. Еще за более мелкие прегрешения против советского строя, а иногда просто по недоразумению любой человек на долгие годы мог потерять свободу или даже свою жизнь.

Об этом замечательно сказано в выдающемся и трогающем до глубины души произведении «Архипелаг ГУЛАГ» Лауреата Нобелевской премии по литературе (1970 г.) Александра Исаевича Солженицына[81].

Моя мама — дочь Марии Николаевны Лопатниковой и Александра Андреевича Лопатникова; соответственно — внучка Анны Иосифовны (Осиповны) Федоровой и Николая Александровича Федорова — Галина Александровна Гусарова (урожд. Лопатникова) рассказывала следующее. Во время голода в тридцатые годы, хлеба и продуктов в Поволжье практически не было, лишь иногда людям перепадали жалкие куски грубого хлеба. Семья Лопатниковых и А.О. Федорова жили как все, то есть впроголодь. При помощи своих пациентов небольшое количество продуктов удавалось доставать отцу Галины Александровны — бывшему офицеру медицинской службы царской армии, в последующем — практикующему врачу — Лопатникову Александру Андреевичу. Эти простые продукты делились на всех членов семьи, но Анна Иосифовна (Осиповна), прятала собственные кусочки хлеба под подушку, а затем, потихоньку отдавала их внукам. Только за счет этого детям удалось выжить. Однако сама Анна Иосифовна (Осиповна) от голода умерла. Она похоронена в городе Балаково на старом кладбище.

Судьба ее была трагична, жизнь глубоко контрастна. Молодые годы счастливо прошли в милой Варшаве, блистательном Петербурге и красавице Москве. Период зрелости делился вместе с мужем в гарнизонах необъятной Российской империи. Склон лет пришелся на провинциальные города Саратов, Вольск и Балаково.

Переписка, с оставшимися в живых представителями рода Слупских и генерала Флерова, женатого на родной сестре Анны Осиповны, осуществлялась тайно через случайных людей. Эта переписка длилась до Второй мировой войны, а затем прекратилась. По слухам, часть родственников Слупских, в том числе генерал Флеров — бывший военный комендант г. Одессы, эмигрировали с отступающими частями Врангеля, через Стамбул в Париж. Другие, в том числе, любимые тети и дяди, кузены и кузины — Бронислав, Вацлав, Станислава, Ядвига, Халина, Лола и др., эмигрировавшие после немецкой оккупации Польши кайзеровскими войсками, скорее всего, со временем возвратились в Варшаву или осели в Западной Европе. К сожалению, в настоящее время автору о них ничего не известно.

Переехав из Саратова в Балаково, Мария Николаевна жила скромно. Православные иконы, католическое распятие, овалы с портретами Суворова и Ушакова, книжный шкаф со старинными и современными книгами, комод, кожаный диван, старинный письменный стол с зеленым сукном покрытия, украшенный мордами резных львов, пара бюро и этажерка — все это было в большой комнате. Были в этой комнате в бесчисленных хрустальных и посеребренных шкатулках, бесценные, просто волшебные для мальчишки вещи. Это всевозможные пуговицы с царскими орлами, наборные пояски, собранные из штампованных бронзовых пластин, для бального платья, веер из слоновой кости и еще масса всяких интересных мелких предметов. Эти предметы можно было разглядывать часами. Особенно интересными казались маленькие безделушки, извлеченные, когда-то, девочкой Марусей из шоколадных бомб Эйнема. Это были хрустальные расписанные рисунками шарики, перстенечки, колечки, куколки, балеринки в пачках, другие небольшие изделия из стекла, металла, хрусталя и кости. Они были волшебны и удивительны. Мария Николаевна в детстве просто обожала шоколадные изделия этой известной фирмы.

Товарищество «Эйнем» до сих пор служит выдающимся примером комплексного подхода к планированию деятельности на рынке пищевой продукции. Эта фирма — предшественник всем известной фабрики «Красный Октябрь». Основатель фабрики — Теодор Фердинанд фон Эйнем в 1850 г., открыл дело в Москве, с целью получения значительных прибылей на ненасыщенном в тот период российском рынке шоколадной продукции и кондитерских изделий. Немалому успеху в деятельности компании способствовала реклама, которой на фабрике уделяли самое серьезное внимание.

После кончины бездетного владельца фабрики товарищество возглавил Юлиус Хойе, который продолжил курс Эйнема, ориентированный на высокое качество продукции, ее оригинальную упаковку и тотальное использование рекламных средств. Российские дети, независимо от сословий очень любили продукцию фирмы «Эйнем». Они особенно обожали шоколадные бомбы — шоколадные шары, покрытые серебристой фольгой, с небольшими сюрпризами внутри них.

Перед Первой мировой войной в 1914 г. фирмой была выпущена серия из восьми красочных открыток фантазийного характера. Заказ исполнило Товарищество скоропечати А.А. Левинсона в Москве. Эта серия почтовых карточек была посвящена Москве будущего. Интересно как накануне войны русские люди представляли свое будущее.

На открытках, вызывающих живой интерес, были изображены различные сцены из прогнозируемой столичной жизни в XXIII веке. На фоне грандиозных сооружений, предполагаемых будущих событий, красочной и необычной жизни мегаполиса рука умелого художника сумела весьма органично и тонко разместить рекламу товарищества «Эйнем», таким образом, что она, не вызывая раздражения, свидетельствовала о незыблемости позиций Российской Империи, а также компании «Эйнем» и в далеком XXIII веке (Рис. 43).