Дозор с бульвара Капуцинов - Баумгертнер Ольга Гартвиновна - Страница 12

Девушка посмотрела на него недовольно, а сама даже не шевельнулась.

Мир вокруг стал похож на кинематографическую пленку, только двигалось все на ней отнюдь не так поспешно, как бывает на полотнище экрана, а, напротив, слишком медленно.

Ударил холод Сумрака.

Экипаж насквозь прошил размытую повозку, не сбавляя хода. Леонид увидел кругом город, какой никогда не смогут перенести на экран братья Люмьер. Этот Париж ничем не отличался от самого себя в привычном человеческом мире, кроме, пожалуй, одного, и дело было не только в отсутствии цвета.

Исчезла вся парижская суматоха, мельтешение людей, патрульные на велосипедах, омнибусы и мальчишки с газетами. Все это превратилось в расфокусированные пятна разных тонов черного, серого и белесого. Город предстал в таком виде, какого никогда не должно было случиться в реальности: голым, безлюдным архитектурным ансамблем, который не осветят лучи весеннего солнца.

Единственным цветным пятном тут, кроме экипажа и его пассажиров, были целые клумбы, газоны и живые изгороди синего мха.

Город жил эмоциями, наверное, как ни один другой на свете.

Однако не меньшее изумление у Леонида вызвал сам экипаж. Тот неуловимо преобразился, сиденья сделались куда менее удобными, зато скорости ощутимо прибавилось. А самое главное – конная пара. Чтобы пройти через Сумрак вместе с конем, всаднику требовалось немалое искусство. Чтобы въехать туда на повозке, требовалось искусство вдвое большее. Лошадей, как правило, приходилось зачаровывать, потому что выдержать шок перехода из реальности в реальность без вреда для психики из всех земных существ могут только люди и кошки.

С этими лошадьми сделали что-то еще. Их словно окутало мерцающее свечение, а над спинами выросли полупрозрачные крылья. Казалось, в их трепетании и заключен секрет быстрого перемещения экипажа. Вместе с тем Леонид видел чрезвычайно ясно, что это все же обыкновенные кони, а не какие-то сумеречные твари. Существование которых, кстати, не было доказано наукой Иных, как не доказано человеческой наукой существование какого-нибудь морского змея.

Вожжи в руках кучера тоже изменились: как будто их соткали из гибкого холодного света.

Экипаж пронесся через несколько улиц, насквозь пронизывая размытые группы людей, повозки и даже омнибусы. Леониду почудилось, что на одном из поворотов он увидел в сероватой вечноосенней мгле первого слоя остроконечное решетчатое сооружение – башню Эйфеля. Но лошади несли все дальше и дальше… пока внезапно не вырвались в человеческий мир, остановившись у элегантного особняка.

Насладиться изяществом архитектуры, впрочем, не было времени.

Бернар взвалил на плечо громоздкий кинематографический аппарат, Жан ловко предложил Мари руку, помогая выйти из экипажа, затем подхватил саквояжи. Леониду ничего не оставалось, как отправиться следом через ворота к особняку, бережно неся коробку с друзой. Резиденцию Светлых окружал сад. Леонид все же посмотрел через тень от ресниц – на весенних деревьях, уже тронутых первой листвой, гроздьями были развешаны охранные чары. Словно их выращивали там вместо плодов. А некоторые хитрые заклинания сумрачными тенями перелетали от дерева к дереву и даже сбивались в стаи. Причем то была лишь малая толика, доступная восприятию волшебника весьма невысокого ранга. Контора охранялась так, как не снилось и Бастилии.

В стороне виднелась площадка для гимнастических упражнений, которую нельзя было увидеть с улицы из-за высокой стены. Леонид мельком разглядел, как несколько мужчин занимаются фехтованием – только вместо шпаг или сабель они использовали трости.

Внутри все было подчеркнуто классическим и в то же время модерновым. Ковры и живописные полотна в холле соседствовали с новинкой – телефонным аппаратом. В остальном контора напоминала солидный банк, разве что спешки тут было поболее.

– Monsieur Alexanroff? – к ним порывисто подошел Иной неопределенного ранга. – Фюмэ, заместитель Градлона по вопросам тайного сыска. – Он поклонился – и за этим жестом явно стояло не одно столетие практики. – Коннетабль ждет вас. За багаж не беспокойтесь, оставьте его здесь. Я уже распорядился – сейчас за ним придут. – Светлый повернулся к Бернару и Жану. – Следуйте за нами, господа.

…Кабинет Пресветлого коннетабля Парижа был не менее диковинным, чем у московского. Разве что, пожалуй, более упорядоченным, спланированным. Эта комната сама походила на маленькую выставку, разбитую на отдельные секции: древние магические верования, современные технические средства, колониальная магия.

– Как добрались, monsieur Alexanroff? Как чувствует себя месье Брюс? – сразу деловитым тоном заговорил Пресветлый после обязательных слов вежливости.

– Весьма сносно для Иного, не имеющего тела, – ответил Леонид.

Краем глаза он заметил удивление на лицах всех остальных: от Мари до невозмутимого Бернара. А вот Градлон был явно хорошо осведомлен, каким образом Яков Вилимович должен к нему прибыть.

– Опыт месье Брюса нам совершенно необходим. Он сейчас слышит нас?

– Месье Брюс слышит все, что слышит его ассистент, – ответил Леонид, а сам мысленно произнес через Сумрак: «Взываю!»

Что-то шевельнулось в невидимой серости – только для него одного. Словно некий человек, пребывавший в глубокой задумчивости, повернул голову на звук, еще не вполне оторвавшись от собственных размышлений.

– Я прошу месье Брюса сопровождать меня на заседание особой коллегии Инквизиции. Там будут и Темные. Возможно ли для месье проявить себя на физическом уровне?

– Возможно, – сказал Леонид.

– Тогда я прошу прибыть со мной на встречу в телесном облике. Инквизиция будет поставлена в известность по телефону. – Пресветлый указал на прибор, торчащий из бумаг на его столе, будто корабль среди полярных льдов. – Мадемуазель Турнье едет с нами. А вы, господа, – обратился он к двум мужчинам-сантинель, – отправляетесь к экспозиции Двора чудес на Сюффрен. Там еще один труп. Из-за него и собирается коллегия.

– Быть не может, – сказал Жан. – Темный?

– Клошар-гару. Там уже, с нашей стороны, присутствуют Жюль и Анри. Но вы нашли первые тела. Ступайте!

Сантинель удалились.

– Мы воспользуемся моим личным экипажем. – Градлон обернулся к Леониду. – Если месье Брюс желает воплотиться без свидетелей, готов предоставить для этого свой кабинет.

– Благодарю, месье, этого не требуется. Разрешите… – Леонид поставил на стол шляпную коробку, с которой наотрез отказался расстаться внизу, где оставил личные вещи. – Если мадемуазель Турнье – секретарь моего наставника, она должна это видеть.

Он аккуратно извлек друзу.

– До нашего возвращения лучше оставить это в вашем личном сейфе.

Леонид аккуратно протер изумруды чистым платком, который хранился в специальном футляре. Точно так же он протирал объектив сначала фотографического, а потом и кинематографического аппарата.

– Это самое надежное место в Париже, – уверил Пресветлый. – Но потом мы будем вынуждены показать это всем Иным, которые придут на выставку. Впрочем, меры безопасности и там будут предприняты небывалые.

Леонид закрыл коробку и опустил под стол.

– Мадемуазель! Месье! Разрешите представить вам моего наставника Джемса Даниэля Брюса. – Он задержал дыхание, прислушиваясь к себе и к Сумраку, а потом коснулся самого длинного изумруда, что возвышался над всеми, как башня Эйфеля над новым Парижем.

…Последующее ученик мог увидеть только в пузатой колбе брюсовой лаборатории.

На лице французского Великого мага после перевоплощения гостя не дрогнул ни один мускул. А вот Мари была явно поражена, когда вместо молодого человека, одетого по последней европейской моде (московский Дозор не поскупился на лучшего портного), перед ней явился старик в накрахмаленном парике и платье времен Людовика Пятнадцатого.

Объемная картина уплыла вниз, потом вернулась на место – Брюс поклонился.

По-французски он изъяснялся куда лучше своего ученика, хотя его язык для Градлона и Мари был настолько же старомоден, насколько брюсов великорусский – для Леонида. Иные, которые живут столетиями рядом с людьми, меняют свой лексикон исподволь, вместе с обществом. Намного тяжелее приходится тому, кто выпал из естественного хода времени.