Непорочная для Мерзавца (СИ) - Субботина Айя - Страница 26

Но стоит поймать взгляд Киры, как мысль отвезти ее на свою холостяцкую квартиру со скоростью звука вылетает из моей головы. У меня всякое в жизни было, но я никогда не принуждал женщину к сексу и никогда не брал ее силой. Потому что я придурок и в целом большое говно, но не насильник и не мудак. Женина должна хотеть мой член у себя между ног — и тогда она его получит на радость нам обоим. Глядя на Киру, я четко осознаю: все, чего она хочет — избавиться от моей компании.

— Скажи, куда тебя отвезти, — говорю я, глядя прямо перед собой.

Ее глаза меня просто убивают. Я чувствую, что там, в своей паршивой голове, она кем только меня не называет, и уже морально созрела к тому, что долбоеб Габриэль Крюгер повезет ее насиловать в самой изощренной форме. Вот кто я для нее: просто больной на всю голову ублюдок.

«Молодец, Габриэль, добился, чего хотел — она тебя боится».

— Домой, — сразу отвечает Кира и скороговоркой надиктовывает адрес.

Водитель ждет моего одобрения, и я киваю ему в зеркало заднего вида.

Всю дорогу — ни полслова. Я выжат до суха, словно меня только что нокаутировали и теперь выносят с поля на носилках, потому что даже в выжатой половой тряпке способностей к сопротивлению больше, чем во мне сейчас. В башке пусто, в груди — полный штиль. Если бы в Киру вселился бес и ей захотелось перегрызть мне горло, я бы не стал сопротивляться.

Мы едем и едем, дорога какая-то словно резиновая. И я начинаю тупо задыхаться, и руки сводит судорогой, потому что Киры вдруг становится слишком много. Она проникает в меня как отравляющий газ, и снова будит в башке всякую хрень вроде той, что я думал до того, как поймал ее на дороге: взять себя в руки, вспомнить, что ни одна женщина, которую я хотел, не говорила мне «нет» — и просто соблазнить Киру.

Насытится, сбить оскомину. И с каждой секундой эта мысль крепнет. Фактически, когда машина, наконец, притормаживает, я прочно зацементирован идеей прямо сейчас довести начатое до конца.

Наверное, поэтому не сразу замечаю, что Кира все-таки освободилась из пальто.

Выхожу, открываю дверцу с ее стороны, почти уверенный, что грязнуля бросится наутек, но ей наверняка тоже было о чем подумать, потому что и она выглядит притихшей.

— Ты здесь живешь? — Я бросаю взгляд на старую кирпичную пятиэтажку, которая выглядит так, будто дом давно пора отдать под снос. И учитывая, сколько мы ехали, это чуть ли не окраина города.

— Оставь меня в покое, Габриэль, — игнорируя мой вопрос, сухо говорит Кира. — Я не буду больше портить экстерьер «ТАР» своим присутствием. Если бы могла, поверь, я бы и на другую планету переселилась, лишь бы никогда тебя больше не видеть, но это пока невозможно.

Три предложения.

Три удара мне по почкам, от которых скручивает злость и ненависть, и неудовлетворенность, и куча другой херни, которую во мне будит эта фальшивая недотрога. Снова. Опять.

— Зачем тебе свобода, грязнуля? Думаешь, в этом городе есть кто-то, кто заплатит за тебя больше, чем я?

— Нет, конечно, кто же станет тягаться со всемогущим Элом, — язвит она. — Но я лучше даром отдамся, чем тебе за все твои деньги.

Вот оно. Она просто не хочет меня. Не потому что — в моей голове рождались и такие мысли — не такая испорченная дрянь, как я о ней думаю — а просто из принципа. Дать кому угодно, но только не мне.

Ладно, раз ты грязнуля, то и играть с тобой нужно по грязным правилам.

— Я уже однажды предлагал тебе деньги, Кира, — догоняю ее в спину злым напоминанием, — И уже говорил, что второй раз платить за тебя не стану.

Она даже не поворачивается: дверь подъезда со скрипом открывается — и темнота проглатывает Киру всю без остатка.

На следующее утро я еду в «ТАР» с твердым намерением отказаться от места стажера.

Не думаю, что найду такое же хорошее место, но это не имеет значения. Я должна просто свести к минимуму все точки соприкосновения с Габриэлем, и чем раньше это сделаю — тем лучше.

Он снился мне всю ночь. Я просыпалась, включала телевизор, смотрела передачу про космические корабли и смертельные метеориты, в надежде, что когда усну снова, то полечу в далекую галактику, где Элом даже пахнуть не будет. Но я засыпала — и снова оказывалась в руках Габриэля. И так до самого утра, бесконечная цепочка полусна- полуяви. Более, чем громкий сигнал о том, что пора избавляться от Габриэля. Снова.

Потому что еще пара дней таких снов — и в следующую нашу встречу я соглашусь на все, о чем он попросит. И возненавижу себя за это.

— Хорошо, что ты приехала раньше. — Виктория Викторовна даже не дает мне рта открыть. — Поменялись планы, будем записывать эфир. Нужно подготовить вопросы и подать список на одобрение. На все про все час. У нас в гостях Дмитрий Рязанов.

Я одними губами проговариваю «Дима?» и быстро, пока мое ненормальное удивление не стало заметно. Вот тебе и ушла.

Я знала Диму два года и немного до того. Поэтому мне не составляет труда придумать вопросы, которые его заинтересует, не будут грубо вторгаться в личную жизнь и которые его помощники не вычеркнут, посчитав провокационными. Через полчаса даю Виктории список. Она скептически бросает взгляд на часы, мол, чего это я так быстро справилась? Но, прочитав, удивленно вскидывает брови.

— Очень хорошо, молодец. Очень-очень хорошо.

Чувствую себя совершено раздавленной. Хотела уйти — не ушла. Еще и эта похвала, которую, в общем, получила незаслуженно. Но хуже всего то, что мне вдруг понравилась эта суматоха, спешка, драйв, во время которого в кровь ударил адреналин.

И мне бы хотелось еще немного, а лучше — много и каждый день. Но ведь я собралась уходить?

Виктория дает мне работу, в которую я ныряю с головой: нужно мониторить официальные страницы политиков и находить что-то свежее и интересное, чтобы пускать эти врезки тридцатисекундными промо на протяжении всего эфира. Я так увлекаюсь, что не сразу слышу, когда она зовет меня и говорит:

— Ни одного вычеркнутого вопроса, стажерка. Молодец!

Дима должен приехать пять, чтобы его успели загримировать до эфира в семнадцать тридцать, но, когда я сдаю все материалы, электронные часы на экране телефона уже подбираются к семи вечера. Потихоньку собираюсь и получив у Виктории официальное разрешение идти домой, выхожу в коридор, на ходу застегивая куртку. Дам себе еще одну ночь, чтобы подумать: стоит ли возможная работа мечты того, чтобы каждый рабочий день проводить с дамокловым мечом над головой.

— Кира?

Я узнаю голос Димы. Судьба снова шутит, подбрасывая мне встречи с прошлым. Хотя, кого я обманываю? Шанс с толкнуться с ним был почти один к одному.

А у меня снова грязная обувь, и почему-то именно этот факт дает силы улыбнуться.

Я поворачиваюсь — и Дима стоит рядом, так близко, что мог бы до меня дотронуться. И, наверное, такая мысль тоже приходит ему в голову, потому что его руки, которые до этого спокойно висели вдоль дела, начинают подниматься — и тут же опускаются.

— Привет, — неуклюже здороваюсь я. Хоть мы совсем рядом, все равно хочется помахать ему рукой, будто мы на разных сторонах реки.

— Ты что — здесь работаешь? — Он выглядит искренне удивленным.

Просто киваю и продолжаю комкать в руках шапку. Дима вдруг хмурится, потирает лоб, словно что-то вспомнил и говорит, уже с растерянной улыбкой.

— Те вопросы — ты писала?

Еще один бестолковый кивок, после которого я снова фокусируюсь на своей грязной обуви.

Мы же не были чужими людьми. Он был рядом, когда я отходила в больнице после пожара, он сделал мне предложение, он дарил подарки и обещал, что превратит мою жизнь в сказку. Я носила подаренное им помолвочное кольцо. А сейчас мы просто стоим рядом и нам не о чем — совсем не о чем! — поговорит. Эта пауза такая длинная и неловкая, что хочется сквозь землю провалиться. Диме даже не нужно спрашивать, как у меня дела: это и так ясно по моим сапогам, моей простой одежде и по синякам под глазами.