Красные камни (СИ) - Савин Владислав - Страница 25

И азиат потрогал здоровенный синяк на физиономии, под левым глазом.

— С вашей стороны, было опрометчиво идти одному вечером, в таком районе, имея в кармане крупную сумму в долларах — ответил его собеседник, с едва заметным американским акцентом — и странно тогда, что вы вообще ходите, после того как вас били вдесятером и тяжелыми предметами. В полицию заявили?

— А что бы ответили в полиции? — воскликнул азиат — "вас что, уже убили, тогда предъявите ваш труп, чтобы мы возбудили дело". Наверное, сейчас по полицейской статистике в Париже и во всей Франции резко сократилось число уличных грабежей — все банды поняли, зачем трогать мирных обывателей, если есть выходцы из Индокитая, чьи заявления в полицию даже рассматриваться не будут. Когда уже депутаты призывают с трибун — а ну, поджарим вьетнамца. Мы не вьетнамцы — но для толпы разницы нет, бей всех черных и узкоглазых. Даже у нас в Сорбонне теперь случается, нас оскорбляют и унижают — но хотя бы, пока не бьют. Даже те, кто знают, что мы не вьетнамцы! И не имеем отношения к тому, что случилось в Сайгоне.

— Сколько? — оборвал его американец, которому разговор начал надоедать — а вообще, это должны быть ваши проблемы. Мне что, еще и охрану для вас нанять, пока вы из Франции не улетите?

— Ну, хотя бы на такси добавить — ответил азиат — а то уже темнеет.

— Черт с вами. Держите. Но если и это потеряете, будут точно, лишь ваши проблемы. А мы найдем другого, более осторожного. Зачем нам тот, кто даже свою безопасность не может обеспечить?

— Наш народ вас не забудет, товарищ Мануэль — сказал азиат — уже скоро… Мы не вьетнамцы — это лишь французы ради административного удобства объединили три государства в свою колонию Индокитай. А прежде мы и они никогда не подчинялись одной короне. И если вьетнамцы тяготели к Китаю и многое от него переняли, то мы во всем ближе к Индии. Мы построили храмы Ангкора — когда во Вьетнаме еще бегали по лесу голые дикари. Но вьетнамцы столетиями пытались нас поработить, и присоединить к себе. И когда Франция обратила на нас свой взор, наш народ добровольно ей покорился, без эксцессов — а вьетнамцы встретили европейскую культуру пулями и клинками, оказав жестокое сопротивление европейской цивилизации.

— Будущее покажет — ответил американец — мы даем вам шанс, так не упустите. Если хотите, чтобы после вас чтили, как победителя, или вспоминали, как последнего неудачника. Хотя неудачников даже не вспоминают. Но торопитесь — пока у вас на родине не началось. Король Сианук уверяет, что за него готовы подняться сотни тысяч — и все ждут, что ответит Париж. Заманивать в свои ряды тех, кто вступает в борьбу — намного проще и дешевле, чем переманивать тех, кто уже принес присягу другому претенденту. У вас есть идея и сподвижники — и если там вам удастся хорошо разжечь, у вас будут и деньги, и средства для пропаганды, и оружие, в любом количестве. Но если хотите, чтобы мы от вас не отвернулись, постарайтесь не проиграть — неудачникам никто не дает кредита.

Азиат согласно кивнул. Представив открывшееся будущее — не долгий и упорный путь наверх, от мелкого функционера Партии в Вожди, а мгновенный взлет в лидеры собственной Партии, имеющей мощную поддержку от величайшей державы мира. Однако же, американец прав, дома может начаться в любой момент, так что лучше не экономить на билетах и лететь, а не добираться поездом до Марселя и дальше на пароход. Оставался лишь последний вопрос. По тому, как вел себя "товарищ Мануэль" в самом начале их знакомства, еще можно было поверить в интеллектуала, сочувствующего коммунистам. Но гарантировать поставки оружия, "включая танки и артиллерию", с американских военных складов в Таиланде мог лишь тот, у кого за спиной Правительство США. И за океаном сейчас свирепствует комиссия по расследованию антиамериканской деятельности — ставить под удар свою карьеру не стал бы ни один сочувствующий интеллектуал, даже оказавшийся случайно на высоком посту.

— Отчего вы нам помогаете? Просто, любопытно.

Конечно, правдиво не ответит. Но то, что скажет — тоже информация. Что захочет скрыть и как обосновать.

— Моя страна всегда считала своим долгом защищать мировую демократию — произнес американец — даже самые слабые ее ростки. У нас единственных их великих Держав никогда не было колоний, и мы не испытываем никакой любви к королям. "Все люди на земле созданы равными" — для нас это не пустые слова, а первая строка нашей Конституции.

Что ж, ответ ясен и так. Что там писал Маркс, или кто-то другой, про капитал, почуявший прибыль? Не секрет, что США всеми правдами и неправдами пытается влезть в колонии европейских держав, потеснив а то и вышвырнув прежних хозяев. И выгода своих дельцов для тех, кто сидит в Вашингтоне — даже больше, чем классовая капиталистическая солидарность. Покупаете нас, решив из Камбоджи, а возможно, и из всего Индокитая, свою "банановую республику" сделать? Что ж, вы забыли, что "услуга оказанная — не стоит ничего".

— Последний вопрос, месье — сказал американец — ваш оперативный псевдоним. Под которым вас будут знать в Бангкоке наши люди. Согласитесь, что нашу связь лучше не афишировать, чтоб не нанести вред истинно коммунистической идее.

— Девизом нашей марксистской группы было, "политика возможного" — ответил азиат — по-французски, "политик потенциале". Пусть будет — Пол Пот.

— Окей — сказал американец — тогда позвольте раскланяться.

Такси удалось поймать быстро — едва Салот Сар, выйдя на улицу, взмахнул рукой, как рядом остановилась машина. В Шестой округ, быстрее! В общежитии товарищи ждут — можно было кого-то с собой взять, но американец настоял, чтобы наедине. А то Париж за последнее время стал и в самом деле, не слишком безопасным городом.

Он по прежнему блистал, особенно в центральных округах — пытаясь сохранить за собой славу культурной столицы Европы. "Стук немецких сапог по бульварам Монмартра" был забыт, как кошмарный сон, оставив лишь завершение, славную страницу освобождения героическими союзниками. Хотя наверное, профессора истории в будущем станут спорить, как сегодня газетчики, имел ли генерал фон Колвиц приказ лично от фюрера, в последний час взорвать Париж, не оставив от города камня на камне? Но ярко горели огни театров, кинематографов, ресторанов, модных магазинов — если у тебя есть деньги, то нет проблемы найти себе любое удовольствие, какое захочешь, дело лишь в цене. Несмотря на грозовые тучи над Францией, и даже им вопреки — если дела в торговле, промышленности и финансах не блестящи, и к тебе завтра может прийти бедность, если твоего отца, мужа, брата, сына завтра убьют во Вьетнаме, и даже если завтра начнется атомная война (и что во Франции будет первой целью для русских Бомб, ну конечно же Париж) — то жить стоит так, чтобы завтра было о чем вспомнить. Эй, а куда мы едем — я же сказал, в Шестой округ!

— Не проедем по проспекту Итали — ответил шофер, молодой человек в низко надвинутой кепке — там час назад опять правые с левыми сцепились, полицией все перекрыто. Чуть по кругу — зато спокойнее.

Не будет во Франции революции — подумал Салот Сар — лишь бурлит и пенится, как брага. Социал-демократия Маркса обуржуазилась, и ее знамя подхватили коммунисты. Но теперь и они так же разложились, вместо борьбы думая о благосостоянии — и пришло время нам принять эстафету. Есть единомышленники и деньги — будет пропаганда. Есть пропаганда — будут массы. Есть массы — будет Партия. Есть массы и оружие (если американцы не обманут) — будет армия. С массами, Партией и армией — мы легко возьмем страну. А после начнем покорение мира — идеями, а тех, кто не станет слушать, то и силой.

Ленин говорил, что сила Партии, в вере масс. В то же время русские (как и прочие европейцы) считают, что сила в знании. Но если Вождь знает истинный путь — то какая разница, понимают ли смысл тем, кто идет следом? Напротив, попытка понять может родить сомнения — путь к смуте и измене. Потому, когда мы победим, все носители иного Знания (живые или бумажные) должны быть уничтожены. Лишь Вождю дозволено мыслить, прочие же должны подчиняться не рассуждая — глупцы считают это нашей слабостью, когда в этом наша подлинная сила. Путь к подлинному народному счастью — ведь как может быть несчастлив тот, кто не желает того, что у него нет?