Змейка для Наста (СИ) - "Янтарная Вишня" - Страница 12

Бесник всегда зажигал лампаду, поминая двоюродного прадеда Дейнека, сгинувшего в мешанине зелени и храмового камня. Понимал, что если бы был рожден в те времена, вышел бы на защиту столицы без раздумий. Возможно, возложил бы жизнь и магию на алтарь вызова Огненного Вихря, встав плечом к плечу с дедом Кармином – в двадцатую годовщину поражения и победы. Сейчас, в нынешней жизни, отделенной от войны без малого веком, Бесник проводил ночь смерти огня в молении, искренне желая мира своей истерзанной магией земле. Мира и благоденствия, с чистым огнем в очагах и храмовых чашах.

Lejl tal-mewt tan-nar – ночь смерти огня – собирала прихожан на черную всенощную. В храме тушили прошлогоднее пламя, оставляя одну-единственную лампаду. Вайзы несли пропитанные болотной водой и кровью гнилушки, освещая проходы рдеющими угольками. Ночь скорби, ночь смерти, мольба о мире и рождении.

В последние годы Бесник выстаивал всенощную в храме, встречал солнце и għeluq ta ‘nar – день рождения огня – на ступенях, ожидая милости, схождения чистого пламени. Ин-Нар баловал не каждый год, иногда посылал чахлый огонек в пригоршню, но и этого хватало, чтобы освежить дежурную лампаду и разжечь круг, ограждая алтарь от сил скверны. В этом году пришлось изменить сложившуюся традицию. На всенощную чужаки не допускались. На схождение огня приезжали посмотреть и люди, и драконы, но все терпеливо ждали чуда у ступеней храма. Вести Наста на службу – плюнуть в лицо жрецам и храмовым устоям. Оставить без присмотра – известись от беспокойства и не вознести ни одной искренней молитвы, потому что тревога душу к тьме тянет.

Бесник официально известил главного жреца, что явится только на утреннюю молитву в честь għeluq ta ‘nar, выслушал сообщение «драконы уведомили, что прибудут к схождению огня, уповая посмотреть на божественную милость». Пожал плечами, буркнул: «Пусть уповают».

Он подготовился, учитывая обычаи: сварил сладкую кашу с изюмом, в восемь вечера выключил свет и положил в камин последнее полено, позволяя огню уйти на покой. Выудил расстроенную Касси из горячей золы, отдал Насту, недоуменно оглядывающему темную комнату. Скрипнул шкафчик, открылось потайное отделение. Бесник вытащил гнилушку, сотворенную и припрятанную пару лет назад. Ладно-ладно, на одной крови и воде не горело, надо было добавить немножко зелья. Формально запрещенного. Фактически – изготавливающегося сотнями литров каждый год.

Легкая пористая древесина едва не раскрошилась в руках. Потеплела, зарделась – сначала неохотно, потом все ярче и ярче. Бесник положил ее на заранее поставленное блюдце на каминной полке. Тихо сказал Насту:

– Сегодня – так.

Он растянулся на кровати, впитывая темноту и тишину. Под веками заплясало пламя: первый сноп искр, породивший Касси; огненная удавка, обезглавившая упыря, проредившего население трех хуторов; плеть-девятихвостка, четвертующая выползней. И – обвалом, злой угрозой – взбесившийся огненный голем, не пожелавший драться с глиняными собратьями и атаковавший своего создателя. Огненная ладонь тянулась к Беснику, тишина свидетельствовала: драконы не пришли, Ортлейх не остановит воплощение Nar tan-nirien морозным выдохом. Жар… смерть.

Из кошмара его выдернуло осторожное прикосновение. Наст провел пальцем по носу, очертил сначала верхнюю губу, потом нижнюю. Приподнялся на локте, неловко ткнулся губами в щеку. Бесник повернулся, ответил на поцелуй, отгоняя призрак Лесного Пожара. Язык встретился с языком, познакомился – влажно, робко, без напора и бесцеремонности. Целовались долго и неторопливо, постепенно разгорячаясь. Так разгораются сырые поленья, дающие едкий дым: медленно, неотвратимо.

Касси сбежала на каминную полку, шорохом осуждая забавы, заменяющие хозяину молитву и пост. Бесник не чувствовал раскаяния – Ин-Нар, согрешивший с Ветром, поймет и простит блудного сына. А если проклянет, хоть кусочек счастья урвать напоследок. Говорят, что нельзя ждать схождения огня, если тебя сжигает неутоленное желание.

«Вот и проверим».

Руки сталкивались, пуговицы и молнии расстегивались, обнажая тела, скрытые темнотой. Наст действовал неумело, иногда причинял боль неловкими движениями, зато быстро и охотно учился, заглаживал ошибки бережными прикосновениями языка. Пламя страсти полыхнуло, когда Бесник принял внушительный член. Тишину нарушили стоны и хриплое дыхание, шлепки соприкасающихся тел. Похоть сгорела дотла, рассыпалась рдеющими углями, снова вспыхнула, требуя повторения удовольствия. К утру Бесник чувствовал себя как человек, выдержавший битву с двумя големами и асфальтовым катком – попросту говоря, Наст его затрахал.

На улицах было довольно людно. Всенощная – церемония для вайзов, схождение огня – радость и чудо для всех кенгарцев. Бесник с Настом шли к храму, здороваясь с людьми, несущими лампады, простые глиняные плошки с руной Ин-Нар, лукошки-плетенки, выстланные болотным мхом или трутовиками. Вернее, здоровался только Бесник, но людей это не смущало – к Насту уже привыкли и приветствовали его, как любого жителя Таркшина.

Возле храма Бесник воспользовался привилегиями, провел Наста через оцепление, поближе к ступеням, и начал осматриваться, выясняя, кому можно поручить присмотр. Взгляд наткнулся на троицу драконов, стоявших на одном из самых выгодных для наблюдения мест. Какой-то незнакомец, Ортлейх, и… точно, Ландольф! Бесник попер к драконам, как ледокол, волочивший катер-Наста на буксире. Ортлейх с Ландольфон оживились, замахали.

– Чудо будет? – спросил Ортлейх, когда они оказались на расстоянии вытянутой руки. – Ой, что это у тебя с шеей? Собака укусила?

– Поздравляю, – ушел от ответа Бесник, распознавший издевку в нарочито-наивном вопросе. – Присмотрите за Денисом? Я сейчас на ступени пойду. Пора.

– Спасибо, – улыбнулся Ландольф. – Иди, не беспокойся. Покажи нам чудо.

Бесник прошипел Насту: «Стой тут» и почти побежал к группе жрецов, выходящих из храма. Он не ждал, что Ин-Нар одарит его чистым огнем – пост не соблюдал, даже молитву не прочел, недосуг было – поэтому толком не смотрел под ноги и внезапно поскользнулся на алом трутовике. Под слитный крик радости людей и аплодисменты драконов. Ступени зарастали с дикой скоростью, Бесник стоял на коленях, чувствуя, как душу затапливает радость, а тело охватывает знакомый жар. Удар в плечо, сзади, заставил стукнуться лбом о грибную поросль, растянуться на ступенях. Боль пришла позже – сначала Бесник увидел бегущего к нему Наста, почувствовал тяжесть тела, услышал чей-то крик: «Снайпер!» Мир заплясал, повеяло холодом – кто-то из драконов расправил крылья и взмыл в небо. Грибы потеряли цвет, превратились в трут. Кровь из пробитого плеча закапала на ступени, и Бесника, стонущего от боли в объятиях Наста, охватил истинный огонь.

Пламя милосердно прижгло рану, не позволяя живому факелу истечь кровью. Бесник кое-как встал на ноги – спасибо Насту, помог, поддержал – и вытянул вперед сложенные чашей ладони, в которых плясал дар Ин-Нара. Għeluq ta ‘nar удался на славу – такое схождение будут много лет вспоминать и пересказывать детям и внукам, в этом можно не сомневаться.

Главный жрец храма ловко принял пригоршню огня в лукошко с трутовиками. Служки расхватывали и раздавали ало-оранжевые языки пламени собравшимся на площади людям. Бесник повернулся к Насту и охнул. Изморозь таяла, взгляд терял отрешенность, вместо синего льда в глазах плескалось море недоумения. Чистое пламя пожирало иней на светлых волосах, выжигало драконью волшбу, возвращая Насту человечность. Ландольф подошел почти вплотную, снимал изгнание выдоха на телефон, не обращая внимания на недовольство жрецов и служек.

– Я тебе потом все объясню, – неуверенно пообещал Бесник. – Ты приехал в Кенгар, чтобы меня украсть, а потом мы сбежали от големов, и ты остался у меня пожить.

Наст буркнул:

– Кое-что я помню.

Бесник качнулся, упираясь лопатками ему в грудь, и обреченно подумал: «Убьет».

Огонь исчез через четверть часа. Бесник, спотыкаясь и цепляясь за Наста, побрел в крытый пронаос, пристройку к храму, которую могли посещать не только прихожане, но и язычники. Следом за ним пошли драконы, явно не собиравшиеся улетать после явления чуда. Главного жреца раздирало напополам – Бесник видел, что схождение огня едва-едва перевешивает стрельбу, чужака на ступенях и драконью бесцеремонность.