Благие намерения - Лукина Любовь Александровна - Страница 14

Замолчал, гневно взглядывая на стратега. Потом ни с того ни с сего осведомился, который нынче год.

- Шестьдесят первый, - буркнул Сехеи. - Со дня Высадки.

- Шестьдесят первый год со дня Высадки... - медленно повторил Старый. - То есть этого дня я ждал шестьдесят один год...

Стало особенно заметно, как сильно дрожат его руки. Сехеи показалось даже, что Старый просто не знает, куда их деть. Вот правая, соскользнув с колена, опустилась зачем-то на крышку небольшого металлического ящика, покрытого облупившейся по углам серо-зеленой краской. Предмет, знакомый Сехеи с детства. Один из общеизвестных атрибутов Старого - как нелепая подставка из бамбука, именуемая стулом, или как белая тапа, только и способная, что сковывать движения да прикрывать наготу. Неясно, правда, с какой целью.

- Нет, - сказал вдруг Старый. - Не так...

Он запустил руку под стул и извлек оттуда два предмета: стеклянный сосуд с делениями и полированную круглую чашку из кокосового ореха. Вызывающе и насмешливо взглянув на стратега из-под пегой брови, он медленно, будто демонстрируя, как это надлежит делать по всем правилам, вынул стеклянную пробку, налил в чашку прозрачной жидкости и, снова закупорив склянку, поставил ее на циновку.

- Будешь?

Слегка отшатнувшись, Сехеи смотрел на протянутую ему чашку. За свою долгую, почти уже тридцатилетнюю жизнь, он устал пресекать дурацкие слухи о том, что Старые пьют горючее. И в самом деле - он видел это впервые.

- Ну и правильно, - сказал Старый и выпил.

Сехеи смотрел.

Некоторое время Старый сидел, уткнув большой пористый нос в белую тапу на плече. Потом вздохнул стонуще и выпрямился.

- Мы пришли из другого мира, тамахи, - торжественно сообщил он.

- Да, - сказал Сехеи, все еще не в силах отвести взгляд от кокосовой чашки. - Я знаю.

Старый запнулся и непонимающе уставился на стратега.

- Откуда?

- Ты сам мне об этом говорил. И не однажды.

- И ты ни разу не усомнился в моих словах?

«Источник! - с неожиданной злостью подумал Сехеи. - А когда мне было сомневаться? Когда я готовил десант на Тара-Амингу? Или когда хеури собирались спалить меня заживо вместе с миссией?»

- Можешь не отвечать, - сказал Старый. - Я понял... И все же тебе придется выслушать меня до конца. Собственно, за этим я тебя и вызвал...

Над краем обрыва летели вразброс полупрозрачные расплывающиеся клочья черного дыма. «Оружейный», - машинально отметил Сехеи и вдруг вспомнил, что оружейный завод на Руонгу остановлен четыре дня назад для демонтажа и последующей эвакуации. Источник! Они снова запустили оружейный! Да-да, и тот караван, разгрузку которого он только что видел в порту... Неужели все-таки правда? Каравеллы, Великий Враг...

- Совершенно иной мир, - говорил тем временем Старый. - Представь себе город - большой, как Руонгу... Многоэтажные каменные дома с окнами из стекла... Широкие ровные дороги, которые здесь даже не с чем сравнить... А вместо океана - земля. Во все стороны. До горизонта и дальше...

Однажды Сехеи пытался уже представить то, что Старый называет городом, и ему показалось тогда бессмысленной тратой сил возводить огромные, как форт, сооружения только для того, чтобы в них жили люди...

- Представь себе... - говорил Старый. - А, Источник? Ты просто не сможешь!.. Ну хотя бы попробуй... Попробуй представить компанию молодых людей, у которых очень много свободного времени... Которые могут - просто так! - собраться, поболтать, поспорить... О чем угодно. Хотя бы об истории. И вот один из них... из нас... гуляя за городом, случайно обнаружил некое уникальное явление природы - нечто вроде лазейки, соединяющей наши миры... Но, наверное, начать нужно не с этого...

Сехеи осторожно скосил глаза на связистов. Большое Зеркало бросало очередную серию бликов в сторону Ана-Тиангу. «Всем флотам!» - удалось разобрать ему по колебанию рабочей плоскости. Там, на краю обрыва, в сжатой и ясной форме передавалось то, что с огромным количеством никому не нужных подробностей предстояло сейчас выслушать ему...

- ...начать, наверное, нужно вот с чего, - говорил Старый. - Примерно за две тысячи лет до моего рождения в том мире, откуда мы пришли, возникла вера в бога, который позволил людям убить себя, дабы примером своим научить их кротости и милосердию... Но вот что странно, тамахи: ни одна - даже самая кровожадная - религия не пролила столько крови, сколько эта - милосердная и кроткая! Именем убитого бога людей сжигали на кострах, именем его уничтожались целые цивилизации! Народы утрачивали свою историю и вырождались! Они подбирали объедки со стола европейцев... (Да-да, тамахи! Настоящее Имя Врага!)... они ходили в европейских обносках, они украшали себя блестящим мусором, выброшенным европейцами за ненадобностью!.. Можешь ты представить себя в ожерелье из стреляных гильз и с жестянкой от консервов на голове?..

«Неужели он решил пересказать мне все Пророчество? - ужаснувшись, подумал Сехеи. - Как вовремя я отстранил Хеанги от командования! Таини - та, по крайней мере!..»

- ...в каждой компании обязательно есть свой лидер, - говорил и говорил Старый. - Наш лидер собирался стать профессиональным историком. Он изучал завоевания европейцев. Изучал, ненавидя. Такой вот странный случай... Его сводило с ума, что никто и нигде не смог оказать им достойного сопротивления... И он убедил нас. Он доказал нам, что будет преступлением не воспользоваться лазейкой и упустить этот шанс - может быть, единственный шанс за всю историю человечества... Ах да, я же забыл о главном!.. Видишь ли, когда мы впервые проникли сюда и увидели атоллы, пальмовые рощи, не знающих металла островитян, - мы решили, что попали каким-то образом в наше собственное прошлое, на архипелаги Океании до прихода туда европейцев... Так вот, он убедил нас. Он умел убеждать. Он зачитывал нам старинные документы о том, что творили конкистадоры на завоеванных землях, - и хотелось драться. Насмерть. До последнего... Мы были молоды, Сехеи. Да-да, представь, Старые тоже когда-то были молоды... Что же касается меня... Меня даже и убеждать не стоило. Видишь ли, тамахи, мой прадед был миссионером... Европейским миссионером. Человеком, учившим покоренных островитян смирению, учившим их вере в убитого бога, отбирающим у них последние крохи их прошлого... Я шел сюда с мыслью об искуплении. Шел на бой с собственным прадедом...