«Будет жить!..». На семи фронтах - Фомин Алексей Николаевич - Страница 25

Однажды на наревском плацдарме, где мы развернулась близ Пултуска, в медсанбате побывал представитель военно-санитарной службы фронта. Ему понравилась увиденная организация работы, и он отдал распоряжение изготовить макет местности, на котором показать схему развертывания нашего медсанбата. Этот макет был отправлен затем в Военно-медицинский музей.

В течение всего сорок второго и вплоть до середины сорок третьего года мы испытывали трудности с освещением. Пользовались самоделками — лампами из гильз артиллерийских снарядов. Порой даже приходилось использовать фары автомобилей. В городе Щорсе удалось достать трофейный движок для освещения операционной, а затем и 15-киловаттный дизель, мощности которого хватило для обеспечения всех подразделений медсанбата. Работать стало значительно легче, хотя до условий стационаров еще оставалось ох как далеко.

Однако вернемся в начало сорок третьего года, встреченного в пути. Вскоре после подведения итогов командира медсанбата вызвали к начальнику эшелона. Вернувшись, он сообщил, что дивизия направляется в город Балашов, где получит пополнение и после доукомплектования и обучения снова двинется на фронт.

Балашов встретил нас крепким морозом и туманной дымкой. Город показался мрачным, серым. И на него наложило свою печать суровое военное время. У детишек по мирному календарю были бы каникулы, но теперь не каждый мог даже в школу ходить. Тяжелое, холодное и голодное время. В городе — старики, дети, женщины и военные, много военных.

Нам рассказали, что в старину в Балашов, слывший городом невест, приезжали из Саратова купцы выбирать себе жен. Теперь, в январе сорок третьего, это воспринималось просто как легенда. Впрочем, на улицах нередко можно было встретить красивых женщин и девушек. Так что основание у легенды было…

Прием пополнения начался сразу же. Однажды, встретив начальника штаба дивизии гвардии майора И. К. Брушко, я разговорился с ним. Иван Кузьмич куда-то спешил, жаловался, что дел по горло, и смог уделить мне всего несколько минут. Он хвалил пополнение, сказал, что командиры прибыли хорошо подготовленные, многие с фронтовым опытом, под стать им и бойцы.

— Подучим их, сколотим подразделения, и дивизия будет снова боеспособной, — говорил Брушко. — Вы тоже время зря не теряйте, ведь состав батальона обновился…

— Уже занимаемся, — сообщил я. — Сколачиваем хирургические бригады, обучаем молодых врачей… В общем, без дела не сидим.

Поинтересовался, долго ли предстоит пробыть в тылу.

— Все объявим, — уклонился от прямого ответа Брушко.

И вот вскоре, после того как к нам пришла радостная весть о завершении разгрома гитлеровских войск под Сталинградом, в дивизию приехал командующий 65-й армией генерал П. И. Батов. С ним прибыл представитель Генерального штаба, чтобы вручить дивизии гвардейское Боевое Знамя и орден Красного Знамени, которым она была награждена за мужество, проявленное личным составом в боях на берегах Дона и Волги.

С гордостью смотрели мы, как наш богатырской стати, всегда подтянутый и безупречно одетый гвардии генерал-майор В. Г. Жолудев принял из рук представителя Генерального штаба Знамя, которое на снежном фоне казалось нам какого-то особенного, необычно ярко-красного цвета.

Затем мы дали клятву гвардейцев, повторяя за комдивом ее проникновенные и вдохновенные слова.

Тогда же объявили, что 37-я гвардейская Краснознаменная стрелковая дивизия включена в состав 65-й армии. Сроки на подготовку к отправке на фронт Павел Иванович Батов дал нам самые сжатые — вскоре на одном из совещаний в медсанбате Ю. К. Крыжчковский объявил, что уже в двадцатых числах февраля мы должны быть на передовой.

Всех интересовал участок фронта, на который направится соединение.

— Точно пока неизвестно, — ответил комбат, — но, видимо, воевать будем южнее Орла.

И подумал я тогда: «Что за судьба такая — все время намечаются действия близ родных мест, да никак я до них не доберусь…»

Время, проведенное в Балашове, не пропало для нас даром. Константин Кусков штудировал — и я старался помогать ему в этом — оперативную и военно-полевую хирургию. По его примеру частенько садился за книги и Александр Воронцов. Мы же с Владимиром Тарусиновым проводили занятия с фельдшерами и медсестрами, а в остававшееся свободное время работали в местном эвакогоспитале. Польза была обоюдной. Во-первых, мы помогали хирургам госпиталя, разгружали их, сколько были в состоянии. А во-вторых, учились у опытных старших товарищей делать трудные операции. Чаще нам доверяли вскрытие гнойных затеков ран, обработку остеомиелитически пораженных костей. Приходилось также выполнять множество длительных сложных перевязок, которые можно было доверять лишь опытным хирургам.

Эвакогоспиталь принимал раненых в основном из войск Воронежского фронта, но попадались и с соседних фронтов. Мы несколько раз встречали своих гвардейцев, получивших ранения еще в боях в излучине Дона и после выздоровления воевавших в составе других соединений.

Ведущий хирург госпиталя до войны был ассистентом хирургической клиники Саратовского медицинского института. К нашему добровольному труду он относился положительно, не раз благодарил за помощь. Вместе с ним мы делали обходы, оценивали качество первичной хирургической помощи, оказанной в медсанбатах, и все, как говорится, наматывали себе на ус. Да, это было хорошей учебой, позволяло строже взглянуть на свои действия. В госпитале отчетливо обнажались недоработки фронтовых хирургов, которые приводили к неоправданным осложнениям при лечении ран. Конечно, мы понимали, что не всегда, далеко не всегда повинны в том наши коллеги из медсанбатов, — обстановка складывалась по-разному, но тем не менее лишний раз убедились, что надо еще больше повышать ответственность каждого нашего товарища за работу в медсанбате.

13 февраля дивизию подняли по тревоге, и сразу началась погрузка в эшелоны. Маршрут движения нам не сообщили, однако скоро стало ясно, что путь лежит через Борисоглебск, Грязи к линии фронта.

Комендантом эшелона, в котором следовал медсанбат, был назначен Юрий Крыжчковский. Он быстро, но без суеты провел погрузку, четко организовал службу. Помогал ему начальник штаба батальона одессит Константин Кротов.

На исходе вторых суток мы прибыли в Елец и быстро разгрузились. Уже знали, что на железнодорожных станциях не следует находиться слишком долго — авиация противника всегда держит под прицелом такие объекты.

Собрав командиров, Крыжчковский объявил:

— Идем: на Ливны. Там назначен пункт сбора подразделений тыла дивизии. Автомашины и повозки используются под имущество. Личный состав следует в пешем порядке. Предупреждаю — марш предстоит нелегкий. В Ливнах быть через двое суток. Гулякина назначаю старшим группы, следующей пешим порядком.

Быстро загрузили машины и повозки. Они отправились в путь, а мы, построившись в колонну, вышли следом.

Нам уже было известно, что дивизия должна прибыть на участок фронта севернее Курска и с ходу вступить в бой. Планов командования мы, конечно, не знали, но понимали: торопят не зря. 65-я армия была включена в состав Центрального фронта и решала ответственную задачу. О создании Центрального фронта[1] на базе управления Донского нам объявили только что.

Итак, начался долгий и тяжелый марш. На окраине города личный состав получил комбинированный завтрак и обед, на путь следования выдали сухой паек.

Дороги в черте города и на окраине оказались хорошо наезженными, поэтому идти было легко, походный строй не ломался. Но вот город остался позади, скрылся из глаз, и перед нами оказались безбрежные снега. Кое-где виднелись перелески и рощицы. Овраги и лощины, заметенные снегом, словно стерлись с лица земли. Пейзаж был родным, он по-настоящему радовал глаз — ведь я вырос в таких краях.

Дорога становилась все уже и уже. Скоро нельзя было разъехаться даже двум автомобилям. Через определенные промежутки делались специальные пятачки-разъезды для пропуска встречного транспорта, ну а нам, шедшим в пешем строю, то и дело приходилось уступать дорогу. На запад торопились тягачи с орудиями, автоцистерны, грузовики с боеприпасами, продовольствием, другим имуществом — фронт жил и ждал.