Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Краснова А. - Страница 38

— Меня сегодня Кайар девонькой назвал, — вдруг невпопад рассмеялась Лайнеф, медленно и широко разводя бёдра.

Инкуб метнул на неё быстрый взгляд, гневно рыкнул: «Я ему язык вырву!» и опустился перед своей самкой на колени. Чередуя укусы с поцелуями, он прошелся по стройным белоснежным её бёдрам, просунул руки под её зад и сжал в ладонях. Налюбовавшись возбуждающим зрелищем, едва коснулся губами чувственной плоти, пробуя свою женщину на вкус. Демон возликовал, когда она впилась пальцами в его волосы и с придыханием выдохнула имя своего господина.

— Фиен… — это было самым интимным, самым откровенным признанием в любви к нему, демону, проклятому монстру, исходящим из глубины эльфийского сердца его истинной самки.

Он не касался её клитора, хотя прекрасно знал, что именно этого она желает больше всего. Пока не касался. Инкуб предпочитал сперва поиграть, доводя до вымаливания, требований, до надрывного скулежа, сквернословия и даже угроз. Ему нравилось само ощущение господства над ней. Он охреневал от собственной власти над этой самкой и над природной её естественностью. Зная, что подсадил тёмную на секс, он сделал её полностью зависимой от себя. Инкуб обожал, когда разгорячённая и дрожащая его детка, с затуманенными неудовлетворённостью глазами, до развратности распахнутая для него, кусая губы, просит о пощаде, обнажая пред ним не только тело, но и принадлежавшую ему душу.

Так было и сейчас. Она елозила бедрами, подстраиваясь под его губы, но каждая попытка была заранее обречена на провал. Тогда, не в силах сдерживаться, Лайнеф приподняла голову, слизала капельку пота над верхней губой и прорычала:

— Чёрт тебя возьми, Фиен! Если ты не сделаешь этого, я вырву твоё поганое сердце!

— Хм… — демон нехотя оторвался от своей пытки, делая вид, что не понимает, чем она недовольна. Коварная, наглая ухмылка прирождённого соблазнителя приковала к себе беспомощную жертву. — Детка, ты самая вкусная сучка из всех, кого я имел.

— Больше иметь не будешь, — с надрывным стоном Лайнеф уронила голову на каменную плиту, закрыла лицо руками и вымученно взмолилась: — Любимый, молю тебя…

— Что? Не слышу, воительница! — завибрировал его голос, стальные пальцы до будущих синяков сжали подтянутый женский зад.

— Молю…

— Нет, не то! Другое слово, — разнёсся по пещере требовательный рокот.

Лайнеф зарычала, стукнула кулаками по плите и надрывно выкрикнула:

— Если ты сейчас не сделаешь этого, я набью твою довольную рожу… любимый!

— Ну вот, успех налицо. Думаю, если так дальше пойдёт, скоро ты станешь очень покладистой сучкой.

— Ты сам-то этого хочешь, садист?

— Пока не знаю, но твой господин подумает об этом на досуге, — хмыкнул он и смилостивился над принцессой, приникнув ртом к вожделенному месту. Она настолько остро жаждала его ласк, что непроизвольный вздох облегчения сорвался с губ принцессы, когда язык инкуба виртуозно заходил над клитором. Демон страсти и вожделения, он столь изощрённо дразнил и пикировал языком сокровенное место её тела, вбирал губами и посасывал набухшую плоть, бесцеремонно пил сок её сексуального возбуждения, что очень скоро гортанные стоны тёмной перешли в рваные, хаотичные хрипы, резонансно отражаемые от сырых стен пещеры. С такой страстью, раскрепощённостью, с таким откровенным и наглым бесстыдством здесь ещё никто никого не любил, и когда сладчайший оргазм сотряс тело и мозг принцессы, а демон тьмы с алчностью впился в искусанные губы, глотая добровольно даруемый напиток жизненной её энергии, впечатлённый увиденным дух старой горы, впервые нарушая собственные принципы, сам благословил союз двух истинных.

С трудом заставив себя остановиться, инкуб оторвался от дурманящих губ и заглянул в карие глаза, застланные томной поволокой наслаждения. Вдыхая аромат любимой самки, поднял женские руки вверх и перевернул обмякшее тело животом вниз. Покусывая шею, спину, ягодицы, поглаживая икры и бёдра, инкуб вошёл и заскользил пальцами в пульсирующем жаром тесном лоне. Эльфийка ответила призывным стоном и, насаживая себя на его пальцы, задвигала бёдрами.

— Вот так, детка… Вот так, — утробно заурчал демон искушения.

Адово пекло! Как он её хотел! Одному дьяволу известно, чего ему стоили эти четыре дня воздержания. Четыре проклятых дня стояка!

Все последующие действия Фиена были жесткими, грубыми, нацеленными на удовлетворение собственной неутолённой похоти. В них совершенно не было места нежности и чуткости. Ρезким рывком он потянул на себя тёмную, принуждая опустить ноги на пол, встал меж ними и взял в руку член. Ничтожными крупицами таявшего терпения инкуб позволил себе последнюю чувственную ласку, на которую сейчас ещё был способен — головка члена несколько раз медленно прошлась по трепетному клитору, и по обнажённой спине эльфийки моментальными мурашками пробежались волны возбуждения, после чего тугой, изнывающий член упёрся во влажное лоно. В ожидании неминуемого вторжения, распластанная на камне Лайнеф вздрогнула, тело её напряжённо замерло, а пальцы вцепились в края алтаря, как в спасительную опору. Демон тьмы высоко задрал голову, закрыл глаза, жилы на могучей шее бешено запульсировали, каждый мускул совершенного зверя напрягся, рельефным контуром проступая под кожей. Жестокие, мощные удары дорвавшегося до вожделенной плоти самца безжалостно вспороли беззащитное чрево тёмной.

Безумству влюблённых слагают былины и песни. Безумству любящих подвластно пространство и время. Одержимо вколачивая в любимую свою крепкую страсть, Φиен знал, она не просто истинная — она обретённая часть его самого. Он её пахарь — она благодатная почва. Он солнце — она исходящие от него лучи. Он тьма, она же… Нет, не свет! Зарница, которая спрячется в его объятьях и всю ночь будет принадлежать только ему. Она госпожа — он её раб, невольник. Подымет голову, расправит плечи — она упадёт перед ним ниц. Ударит наотмашь, причинит боль — многократным отражением почувствует ту же. Оступится, сойдёт с пьедестала, свернёт с верной дорожки — она испепеляющим взором янтарного гнева его отрезвит. Она — суть его, сердцевина души, вот такая стихийная, необузданная, со всем своим вздорным и вспыльчивым норовом, порой доводящим его до бешенства, и именно такая она ему необходима. Ломать её он не станет. Потребуется, пригнёт слегка. И она пригнётся. Ох, как пригнётся ему на усладу, ибо окончательно им порабощена. Он никогда, никогда не отпустит для него рождённую!

Демоническая сущность инкуба пировала. Утеряв контроль, Фиен основательно вымотал Лайнеф до невнятных, жалобный хрипов. Раз за разом изливаясь в неё, он брал тёмную столько, сколько хотел и так, как предпочитал сам. Измождённая, паточная, со спутанной влажной копной волос, прилипающей к их потным телам, она захлёбывалась в череде оргазмов, из которых он не выпускал её сознание. Сейчас она уже лежала на голом полу, не в состоянии что-либо сказать, сопротивляться и пошевелиться, а он, распластавшись на ней, намотав на кулак длинные её волосы, вгрызаясь клыками в шею, свободной рукой непрестанно ласкал чувственный клитор и, обезумев, мощными толчками орошал её чрево своим демоническим семенем.

Когда же удовлетворённое тело хищника расслабилось, голова упала на обнажённое и искусанное плечо тёмной, демон прохрипел:

— Детка, я хочу, чтобы ты вновь понесла от меня. Хочу второго сына.

По пещере эхом разнеслись недоумённые возгласы. Даже его находчивая Лайнеф, которая едва разлепила глаза и облизала пересохшие губы, не смогла бы одновременно воскликнуть на разный лад. Она пролепетала сухим, ржавым голосом.

— Слезь с меня! Похоже, мы здесь не одни.

Жертвенный алтарь отчасти закрывал панораму пещеры, но очень скоро оба поняли, что камень не спас их от посторонних глаз. Со всех сторон на них смотрели возбуждённые глаза соплеменников Фиена. Фактически, они были окружены демонами.

Инкуб помог своей женщине подняться и обнял за талию. Обессиленная, самостоятельно она была не в состоянии стоять — слишком много энергии он из неё испил. Глаза его воспламенились неподдельной яростью. Обращённый на собратьев гнев вылился в раскатистый рокот, от которого в самых дальних концах пещеры с грохотом рухнули сталактиты: