Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Краснова А. - Страница 6

Только теперь пришла боль. Возникшая где-то в груди, она поднялась вверх и раздирающим комом застряла в глотке, требуя сорваться на крик. Нечеловеческим усилием сдерживая его, я кое-как подтянул к животу колени и на нетвердых руках едва приподнялся, оценивая полученный ущерб. Твою мать! При падении на скалистый берег грудной клеткой я напоролся на острый каменный выступ. Меня мутило и взор туманился. Любое движение приносило адские, невыносимые мучения. Собрав волю в кулак, я рывком дернулся вверх и сквозь стиснутые зубы сорвался на краткий, но истошный рык, лишь бы не услышал никто. Освободив себя от каменного плена, облегчённо откатился в сторону. Теперь кровь беспрепятственно хлынула из раны, но мне было всё равно — от болевого шока я моментально потерял сознание.

«Знакомый запашок», — не открывая глаз, я ещё раз втянул носом воздух и неприязненно скривился, распознав, наконец, специфичную вонь. Морской ветер, конечно, основательно постарался развеять её, но устойчивая, она могла принадлежать только одной веселой старушенции, неизменной госпоже Смерти, которая на меня давно наточила поганый свой клык, ибо в очередной раз подмочил репутацию всемогущей. В этом я убедился, на ощупь обследовав тело и не найдя на себе ни единой царапины. Но всё же… откуда здесь этот смрад?!

Я неохотно приоткрыл глаза и обомлел, когда увидел чистое небо. Звёзды уже поблекли, а на горизонте, пока ещё слишком нерешительно пробуя свои силы, занимался рассвет.

— Какого?.. Неужели так долго был в отключке?! — невольно воскликнул я и вскочил, озираясь по сторонам и воочию убеждаясь, что чёртов клан Мактавеша не питает и толики уважения к мёртвым. Совсем узкая сторона основания утеса, скрытая от посторонних глаз, была настоящей гнилостной ямой, куда помимо сора, отходов, испражнений, сбрасывались и останки не только животных, но и человеческих тел. Не тронутых прибойной волной, их было немного, всего несколько, но одному морю известно, сколько загубленных демонами душ унесло штормом под многотонный слой воды.

Однако, строя бесполезные предположения, сейчас я терял драгоценное время. Гай Юлий, которым я, как и многие мои сослуживцы, искренне восхищался, прославлен был в первую очередь действительными своими победами, и мало кто помнил о рукописных сборниках его памфлетов. На высокую славу я, конечно, не претендовал, ибо к скромности приучен, а вот довести дело до победного и получить то, за чем пришёл, оно всенепременно. Я задрал голову кверху, выискивая в тусклых сумерках ранее запримеченное место для подъема. Оно располагалось шагах в двадцати от меня. Прижимаясь голым торсом к отвесной стене утёса, туда я и стал пробираться. Солёная вода лизала пятки, разбивающиеся о рифы волны ледяными каплями обжигали спину, несколько раз на скользких камнях я едва не сорвался в море. Тем весомей казался пройденный путь, когда, наконец, добрался до нужного места.

Пару глубоких вдохов и, не имея ни малейшего представления как вообще лазают по горам, я стал карабкаться на грёбаную скалу. Невероятно, но мне это давалось столь легко и естественно, что, грешным делом, я уж подумал, не в этом ли моё призвание. Я так увлёкся, получая от самого процесса удовольствие, что только на середине пути на небольшом уступе остановился, ибо от напряжения конечности мои дрожали и стали уставать.

«Такая разминка любому пехотинцу легиона не повредит», — переведя дух, невольно залюбовался я зарницей. В лиловом свете первых лучей даже с этой высоты от представшего пейзажа захватывало дух. Чего отрицать, своей суровой неприступностью, величавой дикостью северный край меня интриговал. Его хотелось завоёвывать и покорять. Он сам, со всеми его немалыми богатствами, бросал вызов всецело им обладать. Вполне закономерно, что десница Цезаря пала так далеко и возжелала заполучить эти земли. Всё самое лучшее его Величию.

Я намеревался продолжить подъём, когда сверху расслышал голоса. Приглушённые шумом моря, они были неразборчивы и суть разговора разобрать я не мог. Возбуждённый мужской мне был незнаком, но вот второй, высоко поставленный, колючий, надменно дерзкий… Его я узнал бы среди тысячи иных. Он мог принадлежать только одной командору.

— Дьявол! — в смятении выругался я, нутром чуя, что декурион попала в переделку. Мне удалось преодолеть ещё пару-тройку ярдов высоты, когда женский голос вдруг вскрикнул и затих.

— Чёрт тебя дери, госпожа декурион! Чёрт тебя дери, лживая, подлая!.. Твою ж… Сукин ты сын, Квинт, — сам не соображая, что бормочу, и отчего такая вдруг паника, почему не могу всуе со всем удовольствием и во всех красках расписать своё нынешнее отношение к породившей меня женщине, я торопился оказаться наверху, чтобы быть рядом. Стоять солдатом, как всегда было в бою, плечом к плечу вместе со своим командором. Быть конником лучшей в легионе турмы, в подчинении легендарного декуриона Лайнеф Ларте-Зартрисс. И вместе, как и ранее, дать отпор любой поганой сволочи, посмевшей нам противостоять.

На горизонте взошёл кровавый рассвет. Я более не слышал голоса матери, только звериный рык, в ответ которому изнутри стихийно поднимался мой. Он рос, разрастался, становился мощнее, в конце концов, наполнил лёгкие нестерпимым огнём. И вот, будучи уже почти на вершине утёса, вцепившись в проклятую эту стену, я задрал голову, чтобы освободить темноту из оков человека, когда вдруг сверху полетело нечто безжизненно белое. В кратчайший, но бесконечно долгий миг каким-то немыслимым чувством я понял, ЧТО это! Прыгнул, в полёте умудрился поймать и вместе с декурионом полетел вниз, прикрывая от удара собственным телом.

— Я держу тебя, мама…

Большинство мужчин, пожалуй, найдут в себе мужество согласиться с тем утверждением, что женщины намного проницательней и внимательней к мелочам. Нередко тонкие нюансы, которые доминирующему полу остаются неведомы до последнего, а открываются уж глобальным (или не очень) событием, когда обухом да по голове, намного ранее их замечает именно женщина. По мимолётному движению, жесту, неаккуратно сказанному слову, а то и вскользь брошенному взгляду она строит предположения, делает выводы, и впоследствии закономерность происходящего ей уже не кажется необычной. Замечает и, коли мудра, по большей части деликатно умалчивает, дабы, не ровен час, спутник её не ощутил собственной несостоятельности в данном вопросе. Ну, согласитесь, каково было бы среди таких недальновидных мужчин особе, своей наблюдательностью способной наперед озвучить те или иные предстоящие события?! Колдунья, не иначе, а значит, место ей в изгнании.

О, нет! Хвала богам, рожденная там, где цена слову — жизнь, проницательная Иллиам Доум-Зартрисс была очень аккуратна в высказываниях. За то её ценил и приблизил к себе король Валагунд (помимо, разумеется, массы иных достоинств).

— Нам очень повезло, что господин Мактавеш вовремя появился и спас нас от проклятых душегубцев, — расчёсывая мои волосы, закончила печальное повествование прислужница. Малоутешительный финал для килхурнцев, но при всей грустной этой истории я невольно улыбнулась — порождённые тьмой воины, убивающие изуверов каннибалов. Парадоксальность данного случая могла бы серьёзно подпортить расплодившимся на острове проповедникам репутацию их жестко карающей за грехи религии. Служителям церкви должно бы причислить демонов к лику святых. В любом случае, пройдёт время, и об этой истории благодарные жители крепости сложат былины.

— Госпожа Лайнеф такая счастливица, что господин берёт её в жёны, — мечтательно вздохнула девица.

— Ты так считаешь? — удивлённо вскинула я бровь, подначивая её на объяснения. — Отчего же?

— Ну как отчего? — сконфужено замялась она, и гребень остановился в моих волосах. Воодушевившись, девица разоткровенничалась. — У них будут очень красивые дети. Он невозможно хорош собой. Такое тело создано разве что самим Творцом! А как сверкнёт своими глазищами, у меня аж коленки трясутся, и сердце ходуном ходит так, что самой слышно. Аккурат хочется бежать и стоять тут же, чтоб непременно подольше вот так смотрел.