Пляска на плахе. Цена клятвы (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна - Страница 42

— Положите ее на кровать! — скомандовал лекарь. — Кувшин воды и уголь!

— Уголь ранит горло, — монах начал рыться в своем маленьком мешке. — Лучше растворить порошок. Это толченая трава тихрозания, вызывает сильную рвоту и прочищает желудок.

Замковый врач потрясенно взирал на божьего человека.

— Так вы лекарь? Слышал о тихрозании, восточное снадобье. Давайте сюда, — он вырвал из рук Аристида мешочек с порошком. Служанка уже держала кувшин с водой на вытянутых руках. — Сколько сыпать?

— Три щепотки. И принесите сюда таз или ночной горшок. Если повезет, леди будет мучительно рвать.

Лекарь засыпал в кувшин порошок и торопливо взболтал сосуд.

— Нужна трубка, чтобы вставить в горло. — Брат Аристид изогнул руку, наглядно показывая форму инструмента. — У вас есть что-то подобное?

— Да, была, — отозвался врач. — Да только в замке отродясь никого не травили. Это вам не Гацона или Энния какая. Здесь убивают железом.

— Зато я много раз боролся с ядами. — Странствующий монах принялся копаться в лекарской сумке и выудил с самого дна искомую трубку. — Держите даму с запрокинутой головой и откройте ей рот.

Альдор видал отрубленные конечности и страшные ранения. Он много раз был свидетелем тому, как полевые врачи отрезали пораженные гангреной ноги и руки. Его уже не пугали зияющие раны в животах и вид скользких внутренностей, вывалившихся наружу. Но то, как выглядела толстая трубка, разрывающая горло хрупкой и беспомощной девушки, отчего-то ввергло барона в ужас. Глядя на это, ему хотелось отвернуться и отправить обратно съеденный ужин. Усилием воли Альдор подавил спазм и заставил себя смотреть, как монах проталкивает странное приспособление в горло латанийки, а затем заливает через него воду с рвотным порошком.

— Теперь ждем, — божий человек тяжело вздохнул и аккуратно вытащил страшную трубку изо рта Ириталь. — Надеюсь, Хранитель услышит мои молитвы.

Златовласая служанка устроилась у изголовья кровати, аккуратно вытирая перепачканное пеной и слюной лицо своей госпожи. Замковый лекарь глядел на монаха с трепетом.

— Не знал, что наставники умеют лечить чем-то, кроме молитвы.

— Я не наставник, а странствующий брат церкви, — поправил его монах. — Приходится бывать в разных местах. Чем больше я знаю и умею, тем внушительнее мои шансы выжить. Далеко не везде последователям Пути оказывают радушный прием.

Альдор отогнал оторопь и встрепенулся.

— Брат Аристид, быть может, вы способны определить и яд? — спросил он. — Я сохранил пищу леди Ириталь.

Божий человек неуверенно пожал плечами.

— Зависит от яда. Некоторые вещества выявить невозможно.

— Посол съела половину и жаловалась, что повар переборщил с приправами. — Барон взял со стола тарелку с ужином Ириталь и протянул монаху. Брат Аристид поднес кусок недоеденной куропатки к носу и закрыл глаза, принюхиваясь. А затем лизнул, покатал на языке с мгновение и тут же выплюнул на пол.

— Благословение Дринны, — подумав, заключил он.

— Чье? — не понял Альдор.

— «Благословение Дринны» — так называется яд. Удивительно, что его добавили в птичье мясо. Впрочем, это объясняет, почему было так много приправ…

— Но отчего же яд просто не подсыпали в вино? Было бы легче.

Монах устало покачал головой:

— Отнюдь. «Благословение Дринны» осветляет вина, дает осадок и становится заметным, что, как вы понимаете, непрактично. Очень странно…

— Что вас смущает, святой брат?

— В вашем замке есть эннийцы? Яд, которым отравили эту женщину, очень дорог, но весьма эффективен. Его также называют смертью аристократов, поскольку он действует мягко и нежно. Сначала жертве становится трудно говорить, затем начинается дрожь в конечностях, конвульсии, и в итоге жертва засыпает. После смерти тело не раздувается, на лице нет характерных для многих ядов пятен. Человек выглядит, словно ненадолго прилег отдохнуть. Отсюда и название, ведь Дринна – древнеэннийская богиня ночи.

— Впечатляющие познания. Но я понятия не имею, откуда могла взяться такая отрава в Эллисдоре, — нахмурился Альдор. — Существует ли противоядие?

— Главное при спасении – успеть до того момента, как отравленный заснет. После разбудить уже невозможно. Тот, кто задумал это богопротивное дело, хотел, чтобы жертва ушла с наименьшими мучениями и в покое.

Внезапно Ириталь захрипела, в горле латанийки что-то булькнуло.

— Быстро переверните ее набок! — крикнул монах. — Иначе она захлебнется рвотой.

Посла отчаянно выворачивало наизнанку. Ее худое тело, придерживаемое руками служанки и лекаря, сотрясали спазмы. Бурая жидкость, исторгнутая желудком женщины, залила часть роскошной кровати и пол. Между приступами Ириталь стонала и, казалось, совершенно не осознавала происходящего.

Альдор молился, чтобы лечение монаха оказалось действенным. Барон предпочитал не рисовать в воображении картины последствий герцогского гнева. Если возлюбленная Грегора не выживет, Альдор знал, что первым лишится за это головы. Волдхард расправится с ближайшим другом, как с государственным изменником – лишит дворянского титула, приравняет к простолюдину, четвертует и разошлет его презренные останки по разным концам страны. Таков был печально знаменитый гнев правителей Хайлигланда. И Альдор очень не хотел испытывать его на себе.

Наконец хрипы Ириталь стихли. Латанийка снова лишилась чувств и обмякла в руках лекаря. Служанка аккуратно вытаскивала из-под нее грязное покрывало.

— Что теперь? — спросил барон.

— Еще один кувшин, — брат Аристид потянулся за мешочком. — Еще одна трубка. Еще один приступ рвоты.

— Она выдержит?

— Латанийцы покрепче нас с вами будут, даже женщины, — усмехнулся монах. — Хотя, признаюсь, мне еще не доводилось лечить от яда представителей этого народа. Я не знаю, какими особенностями обладают их тела.

Адьдор кивнул.

— Справитесь здесь без меня?

— Разумеется. Собственно, вы уже сделали все, что смогли, ваша милость. Теперь оставьте несчастную женщину врачам.

— Согласен, от меня здесь толку мало. — Альдор застегнул шерстяную накидку. — Тогда я пойду искать труп.

Помешивая новый раствор, монах вскинул бровь в немом вопросе.

— Когда посол приглашала меня на ужин, она велела приготовить двух куропаток, — пояснил барон. — Однако в последний момент учтивые слуги донесли ей, что я не люблю птицу. Госпожа распорядилась приготовить для меня другое блюдо, а вторую птицу – отдать слугам. Теперь мне нужно выяснить, успела ли эта Дринна благословить кого-нибудь еще.

— Я буду молиться, — коротко кивнул брат Аристид.

— Молитесь за ее превосходительство. Если она не выживет... Исцелите ее – и спасете всех нас.

***

Замок оцепенел. Ворота закрыли, невзирая на протесты горожан, не успевших вернуться в город. Мрачных стражников стало вдвое больше, в дозор встали даже некоторые из вернувшихся утром воинов. Оставшиеся на свободе слуги передвигались на цыпочках, стараясь ничем не прогневать сенешаля.

Спускаясь на кухню, Альдор в очередной раз задумался о своем удивительном везении. Учтивость, повлекшая за собой замену блюда, спасла ему жизнь.

— Нужно завести дегустатора, — пробормотал он себе под нос.

Кухонную прислугу заперли в темнице. Отправляли в камеры всех без разбора – поваров, служанок, мальчишек-помощников. Барон сосредоточился на поисках второй куропатки – или ее жертвы. Из-за обилия беженцев нынче каждая горсть зерна была на счету, и на источающую дивный аромат жареную птицу уж точно кто-то должен был позариться, однако кухонная челядь хором клялась, что не притрагивалась к птице. Судя по тому, что все они пребывали в добром здравии, это было правдой. Оставалось искать вора среди беженцев или солдат. Ганс помогал как мог – перевернул на кухне все банки и корзины, сунул нос в ведра с объедками и отходами. Но ничего не нашел.

Взяв передышку, барон вышел во внутренний двор. Ему срочно требовался свежий воздух или хотя бы несколько мгновений покоя. Помощник, нервно озираясь по сторонам, плелся следом. Во дворе, несмотря на опустившуюся темноту, было оживленно, как в полдень на рыночной площади. Сервы суетились и кричали, солдаты обеспокоенно поглядывали в сторону палаток беженцев, ютившихся возле стен.