Пляска на плахе. Цена клятвы (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна - Страница 51

Одним быстрым движением Ихраз распахнул тяжелые шторы, и в казначейские покои ворвался беспощадный яркий свет. Демос застонал и судорожно закрыл лицо руками.

— Проклятье! Я же просил так не делать!

— Простите, господин. Но вчера вы приказали разбудить вас пораньше. Да и завтрак готов.

— Если моя голова разлетится на части, то, боюсь, еда мне не понадобится.

— Снова мигрени?

— Да, — прохрипел Деватон и рухнул обратно на кушетку. — Вы знаете, что делать.

Ихраз положил пару подушек под голову господина. Лахель достала из массивного дубового шкафа жестяной ящик с лекарствами. От головной боли Демосу помогало только эннийское снадобье баснословной стоимости, но оно того стоило. Молитвы наставников, как бы те ни старались, противостоять приступу мигрени не могли.

— Насколько сильно болит сегодня? — осведомилась телохранительница.

— Лучше бы я сдох.

— Значит, десять капель.

Эннийка налила воды в стакан, достала пипетку и выверенным движением отмерила нужную порцию лекарства. Дрожащими руками Деватон принял из ее рук пойло и залпом опрокинул в себя.

— Не многовато ли? — хрипло спросил он, поморщившись. — Чтоб меня, из чего они делают эту отраву?

— Секретный рецепт личного аптекаря вашего дядюшки Эсмия. Но эффективный. — Лахель поставила пустой стакан на стол и помогла брату уложить Демоса обратно на кушетку. — По крайней мере, леди Эльтиния в этом твердо убеждена.

— Спасибо, — казначей закрыл глаза и попытался расслабиться. — Что бы я без вас делал?

Эннийцы тактично промолчали. Ихраз накрыл господина тонким одеялом и принялся помогать Лахель с уборкой.

Лекарство подействовало. Демоса начало трясти, конечности онемели, на грудь словно свалилась свинцовая плита. Он прерывисто вздыхал, ловя ртом воздух, а затем внезапно пришел покой. Рот герцога приоткрылся, по обожженному подбородку потекла слюна.

— Может все же стоило дать меньше? — Ихраз взглянул на сестру, аккуратно собиравшую бумаги. — Больно видеть его таким.

— Все будет в порядке, — глаза Лахель неотрывно следили за Демосом, пока руки порхали над свитками. — Снадобье хотя бы помогает.

— Согласен. Но…

— Больше мы все равно не сможем ничего сделать, — отрезала сестра. — Завтрак остыл.

— Я подогрею, — кивнул Ихраз и вынес поднос.

Демос мог отличить мигрень от десятка других видов головной боли. Поначалу ощущался лишь легкий шум в голове, однако постепенно он усиливался, концентрируясь в одной половине черепа. Через некоторое время шум перерастал в боль. Становилось невозможно смотреть на свет, каждый сильный запах вызывал приступ тошноты, а малейшее движение взрывалось новой волной спазма. Во время приступов было невозможно даже думать. Это могло длиться днями напролет, истощая силы и превращая Демоса в немощного калеку. В последнее время это случалось почти ежедневно. Чем дальше, тем чаще.

Сейчас боль отступала. Очередная временная победа. Демос открыл глаза. У изголовья кушетки сидела Лахель с кувшином воды наготове.

— Пить?

— Пожалуйста, — прохрипел казначей и попытался улыбнуться. — У меня во рту пустыня.

Спустя несколько глотков он начал чувствовать облегчение. Жизнь снова казалась цветастой и привлекательной, хотя слабость так и не отступила.

— Ты очень красива, Лахель.

— Спасибо, господин, — смущенно улыбнулась женщина. — Мне следует вас навестить… ну... вечером?

Деватон поперхнулся.

— Упаси Хранитель, нет! Ты не обязана.

Лицо Лахель, казалось, покрылось стыдливым румянцем, трудно различимым на смуглой коже.

«Проклятое эннийское воспитание. Стоит заикнуться о чем-то — и раб сразу же рвется угождать. Однако я – приличный человек, вопреки всему, что болтают люди. Тебе ли не знать?»

— Благодарю за предложение. Но лучше не стоит, — прошептал Демос. — Сейчас не до этого.

Девушка кивнула и натянуто улыбнулась.

«Что-то промелькнуло в ее глазах. Сожаление? Нет, скорее облегчение. Не стоит обманываться».

Демос отогнал мысли о Лахель прочь. Разумеется, он хотел, чтобы она осталась. Любой на его месте воспользовался бы ситуацией.

«Но я нуждаюсь в верном друге и охраннике, а не в любовнице».

— Меня, признаться, порой грызет совесть. Служба под моим началом лишила тебя права на нормальную жизнь. Я дам вам с Ихразом вольную, когда представится возможность. Но, боюсь, это случится не так скоро, как мне бы того хотелось.

Лахель положила смуглую руку на плечо Деватона.

— Не делайте этого, господин. Нас с братом клеймили не вы, но вы дали нам хорошую службу. Почти что свободу. И ничего другого для себя мы не хотим.

«Свободу, как же. Ни вы, ни, тем более, я, свободными считать себя не можем. Но это твой выбор. Порой мне кажется, что я нуждаюсь в своих верных эннийцах гораздо сильнее, чем они – во мне».

— Рад, если это действительно так. — Демос попытался подняться с кушетки, но осел из-за слабости в ногах. — Мне очень неловко, но я попрошу тебя помочь мне одеться.

— Разумеется, — улыбнулась телохранительница и без малейшего усилия поставила господина на ноги. — Вода в умывальнике еще горячая. Одежду я приготовила. Ихраз греет завтрак.

— Спасибо, Лахель.

«Мать даже не представляла, какую услугу оказала, подарив вас мне. Ей-то, небось, думалось, что вы так и останетесь фривольным разнообразием в герцогском будуаре, южной экзотикой на манер эннийских свободных нравов. Мода на это давно прошла, а вы остались. И будь я трижды проклят, если позволю себе потерять вас».

***

— Дай повару пару серебряных сверху. Пироги с рыбой и зеленью чудо как хороши. — Демос прикончил завтрак и с наслаждением откинулся на спинку кресла. Слабость понемногу отпускала. Ихраз налил воды в высокий стеклянный бокал. — Пироги с рыбой. Кто же мог додуматься до такого извращения?

— Канеданцы.

— Еще одна причина там побывать. Выглядит, конечно, странно, но вкус божественный.

— Я передам вашу благодарность, — Лахель достала из ларца несколько монет и сунула в карман широких штанов.

Чем щедрее Демос благодарил дворцового повара, тем охотнее у того развязывался язык. Это было полезно.

Ихраз собрал тарелки и обратился к господину:

— С раннего утра вас дожидается посетитель. Он до сих пор здесь.

— Кто?

— Брат Ласий из Коллегии. Утверждает, что у него сообщение от Великого наставника строго для ваших ушей.

— Он намекнул, в чем дело? — спросил он.

— Монах не соизволил поделиться. Я предупредил его, что вы не здоровы, но его это не остановило. Брат Ласий и сейчас где-то внизу.

— Каков упрямец, — вздохнул Демос. — Однако Великому наставнику нельзя отказывать. Придется срочно выздороветь и прогуляться.

Силы вернулись к нему в достаточной мере, чтобы позволить передвигаться самостоятельно, правда, не без помощи трости.

«Мне почти тридцать пять, а я уже разваливаюсь на части. Чем дальше, тем хуже. Что-то съедает меня изнутри, и мне неведомо, почему».

Покинув закрытую часть дворца, Демос пересек шумный атриум. Жизнь во внутреннем дворе снова кипела, лишь на миг замерев после кончины императора. Как и в прежние времена, благородные дамы неторопливо прогуливались по узким аллеям фруктовых деревьев. Знатные девицы весело щебетали, и их голоса сливались с хрустальным звоном фонтанных вод. В тенистых уголках галерей совершались сделки и велись переговоры, в галереях гремели короткие приказы дворцовой стражи – словно и не было никакого траура. Кто-то, возможно, влюбленный юный дворянин, даже цитировал стихи поэтов Древней империи в современном переводе.

«Слабак. Поэмы Гадариса хорошо звучат только на антике. Какое кощунство – пытаться покорять дамские сердца в столь безыскусной и претенциозной манере. Напыщенный павлин. Тошно и смотреть, и слушать».

Однако молодой соблазнитель успел обзавестись целой стайкой поклонниц и продолжал самозабвенно декламировать творения Гадариса. Словом, сколько бы ни было пролито слез на площади перед Эклузумом во время прощания с императором, уход его в конечном итоге никак не повлиял на придворную жизнь.