Чаща - Новик Наоми - Страница 57

Я утерлась подолом:

— А тебе я на что там сдалась? При дворе есть и другие маги. Они сами увидят, что королева порчей не затронута…

Солья покачал головой, словно бы жалея глупую деревенщину, которая ничегошеньки-то не разумеет:

— Ты правда думаешь, что все так просто? Закон нерушим: затронутый порчей должен умереть в огне.

— Но ведь король помилует ее? — промолвила я. Это прозвучало вопросом.

Солья задумчиво оглядел королеву, уже едва различимую в сумерках, тень среди теней, и ничего не ответил. А затем обернулся ко мне.

— Спи спокойно, Агнешка, — промолвил он. — Дорога нам предстоит долгая. — И он отошел к костру и присел рядом с Мареком.

После того спала я куда как неспокойно, и в эту ночь, и во все последующие.

Молва летела впереди нас. Когда мы проезжали через деревни и города, люди бросали работу, выстраивались в ряд вдоль дороги и глядели на нас широко распахнутыми глазами, но ближе не подходили и детей к себе прижимали покрепче. А в последний день нас поджидала целая толпа — на последнем перекрестке перед королевской великой столицей.

К тому времени я потеряла счет часам и дням. У меня болели руки, болела спина, болели ноги. А мучительнее всего болела голова: некая часть меня, привязанная к долине, растянулась до неузнаваемости и отчаянно пыталась понять, что я такое — здесь, в отрыве от всего знакомого и родного. Даже горы, постоянные и неизменные, исчезли. Я, конечно же, знала, что в стране есть области вообще без гор, но я воображала, что все равно увижу их где-то вдалеке, как луну. Но всякий раз, как я оглядывалась, горы делались меньше и меньше и наконец исчезли, растекшись напоследок грядою холмов. Обширные плодородные поля, засеянные зерном, ровные и плоские, тянулись до бесконечности во все стороны, сами очертания мира сделались странными, чужими. Тут лесов не было.

Мы перевалили через последний холм, и с вершины нам открылся вид на необъятную, величественную столицу Кралию: по берегам широкого сверкающего Вандалуса подобно диким цветам пестрели дома с желтыми стенами и оранжево-бурыми крышами, а посреди, на высокой каменной скале воздвигся замок Орлец, краснокирпичная цитадель королей. Строения настолько огромного я и вообразить себе не могла. Даже Драконова башня была меньше самой маленькой из замковых башенок, а их в небеса вздымалось никак не меньше дюжины.

Сокол оглянулся: видимо, хотел посмотреть, какое впечатление на меня произвел город, но при виде этой немыслимой громадины я даже не охнула. Мне казалось, я смотрю на картинку в книге, а вовсе не на что-то настоящее. Вдобавок я так устала, что ощущала разве что собственное тело: мерную тупую пульсацию в бедрах, дрожь в руках, плотный слой пыли на коже.

На перекрестке нас поджидал отряд солдат: они рядами выстроились вокруг громадного помоста, возведенного в центре. На помосте стояли с полдюжины священников и монахов, по обе стороны от человека в роскошной священнической ризе — роскошнее я в жизни не видела! — густо-пурпурной, снизу доверху расшитой золотом. Его вытянутое суровое лицо казалось еще длиннее из-за высокой двухконусной шапки.

Марек сдержал коня и поглядел на них сверху вниз. Я как раз успела нагнать их с Соколом на своей медлительной кобыле.

— Отец, стало быть, выслал старого зануду, — буркнул Марек. — Он на нее священные реликвии понавешает. Это вызовет затруднения?

— Не думаю, — покачал головой Сокол. — Наш дорогой архиепископ бывает немножко утомителен, здесь я с вами полностью согласен, но его твердокаменная непреклонность сейчас только на пользу. Он никому не позволит подменить одну из реликвий фальшивкой, а настоящие не покажут ничего такого, чего там нет.

Возмущенная подобным кощунством — это же надо, назвать архиепископа «старым занудой»! — я упустила возможность спросить: а зачем кому бы то ни было выявлять несуществующую порчу? Марек уже погнал коня вперед. Телега с королевой прогрохотала вниз по холму следом за ним, и хотя все лица светились жадным любопытством, толпа зевак прянула подальше от колес, словно волна, отхлынувшая от берега. Я заметила, что многие запаслись дешевыми амулетиками от зла, а кое-кто при нашем приближении еще и крестился.

Королева сидела недвижно, не глядя по сторонам и не ерзая, — просто раскачивалась взад-вперед вместе с телегой. Кася пододвинулась поближе к ней и переглянулась со мной: вот ведь диво дивное, мы в жизни столько народу не видели! Люди напирали со всех сторон и задевали меня по ногам, не обращая внимания на тяжелые, подкованные железом копыта моей лошади.

Мы подъехали к помосту, солдаты пропустили нас сквозь строй, а затем окружили, нацелив на нас копья. Я в смятении осознала, что в центре помоста торчит высокий крепкий столб — к такому привязывают осужденных на сожжение, — а под ним целая груда соломы и хвороста. Я нагнулась вперед и встревоженно потянула Сокола за рукав.

— Перестань изображать испуганного кролика, выпрямись и улыбайся, — прошипел он. — Не хватает еще дать им повод вообразить, будто с нами что-то не так.

А Марек словно бы не видел острых стальных копий меньше чем в двух футах от своей головы. Он спешился, эффектно взмахнув плащом, купленным за несколько городов до столицы, подошел к телеге и снял с нее королеву. Касе пришлось поддержать ее с другой стороны. Принц нетерпеливо поманил Касю рукой, и она тоже слезла с телеги.

Раньше я не знала, что такая громадная толпа издает мерный неумолчный шум, вроде как река журчит, и гул этот то прибывает, то убывает, не распадаясь на отдельные голоса. Но теперь воцарилась гробовая тишина. Марек помог королеве подняться по ступенькам на помост — золоченый ошейник был все еще на ней — и подвел к священнику в высокой митре.

— Милорд архиепископ! — воскликнул Марек громким, звонким голосом. — Бросив вызов великим опасностям, мои соратники и я освободили королеву Польнии из плена злобной Чащи. Ныне же поручаю вам осмотреть ее должным порядком и испытать всеми вашими святынями и властью вашего высокого сана: убедитесь доподлинно, что на ней нет порчи, которая могла бы распространиться дальше и заразить другие невинные души.

Разумеется, архиепископ именно за этим и приехал, но ему, похоже, не слишком понравилось, что Марек подал это как собственную идею. Губы его сжались в тонкую ниточку.

— Не сомневайтесь, ваше высочество, я сделаю все как должно, — холодно отозвался он, обернулся и поманил кого-то рукой. Один из его монахов подошел ближе: смущенный коротышка в простой коричневой рясе, русые волосы острижены «под горшок». Огромные глаза беспомощно моргали за большими очками в золотой оправе. В руках он держал продолговатый деревянный ларец. Монашек приоткрыл крышку, и архиепископ обеими руками извлек на свет сияющую золотом и серебром ткань, легкую и тонкую, словно сеточка. Толпа одобрительно загудела: ни дать ни взять ветер в весенней листве.

Держа ткань в вытянутых руках, архиепископ принялся долго, звучно молиться, а затем обернулся и набросил сеточку на голову королевы. Ткань невесомо ее окутала, развернулась по краям и укрыла королеву до самых ног. Затем, к вящему моему изумлению, монашек шагнул вперед, возложил руки на ткань и заговорил.

— Йиластус космет, йиластус космет вестуо палта, — начал он. Заклинание перетекало в контуры и складки сеточки и вспыхивало бессчетными лучами.

Сияние заполнило королевино тело, высветив его со всех сторон. Она стояла на помосте, высоко держа голову, и озаряла собою все вокруг точно пылающий факел. Это не был свет «Призывания» — холодное прозрачное зарево, неумолимое и мучительное. Этот свет ощущался так, как будто ты возвращаешься по темноте домой в середине зимы, а в окне горит фонарь, зовя тебя под родной кров: это был свет, исполненный любви и тепла. Толпа шумно вздохнула. Даже священники отошли чуть назад — просто полюбоваться на лучезарную королеву.

Монах держал руку на ткани, размеренно переливая в нее магию. Я попинала лошадь пятками, пока она, так уж и быть, не подошла к коню Сокола. Наклонившись с седла, я прошептала: